Эпицентр возмущения я нашел на площади возле костра. Я увидел взмыленную лошадь, с которой погонщики стаскивали всадника в длинном плаще. Через секунду мне стало ясно, что всадником была женщина, а плащ – это просто разорванное платье.
Я бросился туда. Женщина едва стояла на ногах, ее поддерживали под руки. Она что‑то кричала, мотала головой, плакала. Из толпы выбрался Подорожник, подбежал ко мне.
– Она из деревни, что возле запруды! – закричал он мне в лицо, хотя я и так его слышал. – Говорит, там все горит, кто‑то убивает крестьян.
– Кто?! Банда?
– Говорит, что приехали на лошадях. Наверно, городские старосты.
Я понял, о какой деревне идет речь. Это было небольшое селение на берегу озера. Мы только недавно взяли его под свое крыло. Я растолкал людей, схватил женщину за плечо. Она тряслась, кричала, обводя нас беспомощным взглядом‑
– Что у вас происходит?! – закричал я, пытаясь заглушить шум толпы.
– Все горит… Все горит… – выдавливала она через плач. – Мальчика моего затоптали лошадьми, затоптали насмерть…
Толку было добиться трудно, да и время на это тратить уже не стоило. Я вскочил на перевернутую бочку, крикнул прямо в толпу:
– Кто еще может водить машины, подходите ко мне, быстро!
Подошло человек пятнадцать, но половина из них едва стояла на ногах. Я отобрал шестерых, самых трезвых на мой взгляд, и мы побежали к стоянке.
– Все знают дорогу? – поинтересовался я на ходу.
– Если там горят дома, увидим, – ответил голос Подорожника.
Когда истребители поднимались в воздух, две машины столкнулись и слегка помяли друг друга. Мы сразу ушли в высоту, я сделал круг, обводя горизонт глазами. И действительно увидел, что километрах в пятнадцати от нас по земле пляшут алые пятна огня.
В машине был локатор для ночных полетов, однако пользоваться им умели считанные единицы. Я понял, что мне придется идти первым, и включил огни.
Несколько минут стремительного полета – и я посадил истребитель на самую широкую деревенскую улицу, прямо между пылающих домов. Вылез из кабины и сразу отбежал в сторону, чтобы пьяные соратники не посыпались мне на голову. Впрочем, посадка прошла благополучно.
К нам тут же бросились несколько полуодетых истошно кричащих женщин. Меня дергали за одежду и куда‑то тянули, я же вырывался и пытался узнать, где налетчики. От криков, рывков, рева пламени быстро пошла кругом голова. Я вдруг заметил, что ко мне пробивается какой‑то старик с осмысленным лицом. Я потянул его за рукав и вытащил из толпы.
– Я деревенский староста, – заговорил старик, заглядывая мне в глаза. – Здесь все уже кончилось. Они уехали…
– Как это могло случиться?! – закричал я. – Кто охранял деревню?
– Идем, я их покажу, – он потащил меня по улице, затем свернул рядом с домом, в котором уже с треском рушился потолок.
Я увидел широкий двор, освещенный огнем. В центре темнели сваленные в груду порубленные тела крестьян – все раздетые или в серых рубахах. Воняло кровью. Две женщины, покачиваясь, стояли на коленях возле мертвецов.
Чуть дальше, под деревьями темнели какие‑то странные силуэты, похожие на выкорчеванные пни. В этот момент в доме обрушилась стена, сноп искр осветил все закоулки двора. Я понял, что это люди, закопанные вниз головой.
– Им связали руки, – заговорил староста дрожащим голосом, – и закопали. Потом били палками, рубили своими ножами. Воя там, с краю двое ваших, которые стерегли деревню. Они спали, их убили первыми. А закопали только тех, кто учился летать на железных машинах.
– Кто?! – закричал я. – Кто все это сделал?!
– Не знаю, – старик затряс головой и замахал руками. – Они уже уехали. Там был один человек с изуродованным лицом, и он говорил, что мы не должны больше продавать еду на заставе…
Я понял, о ком идет речь.
– А где машины?
– Они хотели взять их, но не смогли поднять на повозки. Просто закидали ветками и тоже подожгли…
– Куда они уехали?
– Не знаю, я не видел, я спрятался… Я уже бежал обратно, к истребителям.
– По машинам, быстро! – скомандовали, буквально выдергивая погонщиков из толпы.
Подорожник, сообразив в чем дело, принялся мне помогать.
– Поднимаемся и расходимся в разные стороны, этих тварей нужно найти, они еще где‑то рядом!
– Кто‑нибудь знает, куда они уехали? – спросил Подорожник.
– Туда, туда! – закричали женщины, но все показывали в разные стороны.
Истребители начали один за другим отрываться от земли. Вспыхнули прожекторы. Я сразу выбрал направление вдоль дороги и медленно пошел вперед, стараясь не пропустить ни одной тропинки. Машина летела так низко, что иногда касалась верхушек деревьев. Вой двигателя пугал ночных животных. Я проклинал ночь, которая спрятала под своим покрывалом отряд нелюдей, погубивших целую деревню. Воистину, время дьявола.
В какой‑то момент мне почудилось, что в темноте что‑то пошевелилось, и я едва не ударил из пушки по черным кустам. Но вовремя остановил себя – сгоряча можно сжечь спрятавшихся крестьян, которые еще не вернулись на пепелище.
Не знаю, сколько продолжался наш отчаянный, лихорадочный поиск. Мы не нашли никого. Уже на рассвете вернулись на базу, оставив на всякий случай две машины в разоренном селении. Я предложил было оставшимся в живых перебраться на эту ночь к нам, но никто не согласился.
– Я могу найти человека, который согласится убить Лучистого, – предложил мне Подорожник, когда я сидел на крыльце своего дома и молча смотрел в пустоту.
– Не нужно, – ответил я, хотя в тот момент мне действительно хотелось огня и крови. – Кто был тот человек с обожженным лицом?
– Его имя Мертвый Коготь, но все зовут его Горелый.
– Кто же его подпалил?
– В детстве отец уронил Горелого в костер, и тот весь обжегся. Какой‑то нищий выкупил его у родителей и водил с собой – за уродство ему больше подавали.
– Так, может, лучше его убить?
– Можно, но отряд послал Лучистый. Они сделали это, чтоб крестьяне больше не шли к нам.
– Я это понял.
– Если это не поможет, они убьют и тебя.
– Если бы хотели, убили бы раньше.
– Нет. Раньше им выгоднее было перекупить тебя или запугать. Ведь ты один владел тайной. Теперь это не тайна. Любой из нас может заменить тебя. Они ничего не потеряют, если тебя убьют.
– И что ты предлагаешь? – усмехнулся я.
– Сиди дома. Погонщики будут тебя охранять. Не летай никуда.
Я лишь покачал головой. Подорожник неодобрительно нахмурился.
– Знаешь, чем занимался Горелый до того, как попал к Лучистому? Он искал детей‑сирот, уродовал их, учил клянчить деньги, а потом продавал нищим. Он умеет ломать ноги не только детям, я сам это видел. Подумай хорошо.
– Я не буду сидеть взаперти из‑за этой жирной свиньи, – сказал я. – Пусть они нас боятся, а не мы их. Потому что мы сильнее.
– Как хочешь, – ответил Подорожник. – Но ты снова забыл, что я знаю Лучистого лучше, чем ты. Он повернулся и пошел прочь.
ГОЛОС
Карательная экспедиция в деревню не отпугнула от нас крестьян. Можно сказать, ничего не изменилось. Разве только охранять селения мы стали лучше. Я пообещал, что лично буду облетать посты и проверять. И если застигну кого‑то в обнимку с бутылкой, то или отправлю на поля вместе с крестьянами, или вовсе на все четыре стороны.
Ужесточение режима прошло при всеобщем молчаливом согласии. Людей действительно напугало последнее происшествие, они стали держаться настороженно. Но я понимал, что все это до поры, до времени. Пройдет несколько дней, все расслабятся, потеряют чувство опасности, и тогда уже придется выполнять обещанное. Люди будут недовольны, но иного выхода нет.
Однажды утром ко мне пришел Друг Лошадей. По его лицу было видно, что у нас появилась очередная проблема, которую нужно немедленно решать.
Он сел, минуту помолчал, собираясь с мыслями и глядя, как я затягиваю шнуровку на сапогах. Наконец заговорил.
– Раньше у нас был обычай – когда мужчина и женщина начинали жить вместе, они собирали людей, чтобы открыто сказать им об этом. Кто побогаче, в тот день угощали, устраивали праздник. Были еще магические ритуалы…
– Хороший обычай, – кивнул я, – у нас тоже есть такой. И что из того?
– Этот обычай почти забыт. Богатые часто меняли женщин, они не хотели каждый раз делать из этого праздник.
– А бедные?
– Бедные всегда смотрят на богатых и стараются поступать, как они. Они тоже перестали соблюдать старые ритуалы. Мы, старики, этим очень недовольны, но кто нас хочет слушать? Только в глухих деревнях кто‑то еще помнит, как это делается.
– Значит, ты хочешь, чтоб я тебя послушал? Зря пришел, я не собираюсь заключать союз ни с какой женщиной.
– Нет, подожди! Ты же сам сказал, что это был хороший обычай. Может, стоить возродить его у нас? Я удивленно посмотрел на старика.
– Ты думаешь, – медленно проговорил я, – что у нас не осталось никаких забот, кроме этой?
