— Поэтому она светится? — спросил Киря.
— То, что светится, — не страшно, — махнула рукой Алена. — Это даже удобно.
Ну да, наверное. Тому, кто гуляет под землей без света, — удобно.
— Хуже, что она дышит, — продолжала Алена. — Выдышала уже все, окаянная. От такой воды здесь даже после смерти тяжко без воздушка.
Даже после смерти… Киря передернул плечами. А прав, оказывается, Хвостопад: можно, выходит, разговаривать с мертвыми. Но если можно разговаривать, то, наверное, и вызнать у них кое-что тоже можно.
* * *
— Скажи, Алёна, — осторожно начал он, сделав над собой усилие, — а кроме тебя здесь есть кто-нибудь еще?
— Наверху много всякого водится, — ответила она. — Да и внизу тоже кое-что встречается…
«Много всякого» и «кое-что» — это вообще-то не совсем то, о чем хотел бы узнать Киря.
— Я имею в виду людей, — уточнил он. И внес еще одно немаловажное уточнение: — Живых людей.
— Люди иногда приходят, — кивнула она. — С той стороны Оки. Но живые они или нет — точно не скажу. Не знаю. Да и не интересно мне. Я тут привыкла, сама по себе. Мы друг другу не мешаем. Я воздух в ведрах вниз ношу. А они снизу что-то выносят.
— Что? — Киря насторожился. — Что выносят? Откуда?
— Тут у нас под кремлем большой схрон. Его тоже затопило, но кое-что выловить, наверное, можно. Ну, раз приходят, вылавливают и воду баламутят…
— И где этот схрон?
— Недалече. Тот большой ход, в котором лежит твоя подземная бочка, аккурат туда и ведет.
— Спасибо, — не опуская автомата, Киря начал пятиться по лестнице назад. Хватит на сегодня разговоров с мертвецами. Пусть с ними Хвостопад общается. А он, что нужно, уже узнал. Есть о чем доложить Гришко.
— Только ты по этому ходу в схрон не попадешь, милок, — предупредила Алёна.
— Почему? — Киря остановился.
— Там все затоплено, завалено… И бочка твоя туда не докатится. Только порушит, что еще осталось. И ходы, и сам схрон. Там все сильно размыто. Много воды течет. И вообще провалиться можно.
— Куда провалиться? — не понял Киря.
— В море, милок, в море, куда ж еще? Все реки впадают в моря. И у подземных рек тоже есть свое море. Внизу.
— Ну а как же тогда другие добираются до схрона?
— Так они ж поверху приходят. Под Тайницкой башней земля тоже просела. Там лаз. В него и спускаются. Иногда возвращаются с добычей. Иногда — вообще не возвращаются.
— Почему не возвращаются? — насторожился Киря.
— Ну, как тебе сказать? Там бывает хуже, чем здесь, милок.
— Тоже с воздухом проблема?
— Нет, там другое. Туман.
— Туман?
— Плохой туман. В большом схроне оседает больше грязи, а он из самой грязной воды поднимается. Противный такой туман. Иногда по ходам и промоинам сюда заползает. Воздух мешает носить. — Алёна вздохнула. — Но тут уж ничего не поделаешь. Вода дышит — туман выходит. Живая вода — живой туман. Понимаешь?
— Не совсем, — признался Киря. Но с опаской посветил фонарем назад. Никакого тумана, вроде бы, не было.
— Показать, где схрон-то? — Алёна через окуляры противогаза заглянула ему в глаза. — Хочешь счастья попытать?
Киря раздумывал пару секунд. Ладно, разведывать — так уж до конца. Тем более, что, как говорит Алёна, «тут недалече».
И дышится с ней легко. Даже в резине.
— Покажи.
— Ну, тогда и ты, милок, подсоби мне малость. Донеси ведрышко. Вылей воздушек в водичку.
Поколебавшись, Киря перевесил автомат на правое плечо, сунув приклад под мышку и не убирая пальца со спускового крючка. Взял свободной левой рукой одно из ведер — то, из которого ему «лили» воздух на ладони.
Ведро оказалось неожиданно тяжелым. Гораздо тяжелее, чем могло быть пустое деревянное ведро. Киря спустил его до затопленного туннеля. Хотел просто опрокинуть ногой в зеленоватое марево под ступенями.
— Аккуратнее, — остановила его Алёна. — С воздушком бережнее нужно.
Свое ведро она опорожняла не спеша.
Киря последовал ее примеру, действуя левой рукой и не выпуская из правой автомата. Медленно перевернул стоящее на ступеньках ведро.
Странно, но глупо начохр себя при этом не чувствовал. Ему показалось, будто и правда вниз, в светящуюся воду, что-то льется из ведра, в котором ничего нет.
— Вот и славно, — сказала Алёна, когда Киря перевернул свое ведро вверх дном. — Хорошо у тебя получается.
Она забрала ведра, повесила оба на коромысла. Кивнула Кире:
— Теперь ступай за мной, милок.
Глянув на вздымающийся из воды массивный корпус «крота» в затопленном туннеле («А может, все-таки вернуться?» — промелькнула-тревожная мыслишка. Промелькнула и исчезла), Киря пошел за Алёной вверх по лестнице.
Деревянное ведро снова стукнулось о стенку узкого прохода.
* * *
На поверхность поднялись из-под угловой круглой башни. Оказались в старой крепости на мысе с обрывистыми склонами. «Та самая, что ли, Коромыслова?» — покосился на башню Киря.
Под обрывом виднелось болотистое русло двух сильно обмелевших рек. Одной — широкой, большой, другой поменьше. Волга и Ока? Ну да, Алёна, помнится, говорила, что обе реки ушли под землю.
Крепостные укрепления были густо оплетены странными фиолетовыми вьюнками с длинными и гибкими, лишенными листьев стеблями и побегами. Провал под башней, кстати, тоже сильно зарос, так что когда они с Алёной выбирались наружу, пришлось раздвигать тонкие податливые лианы.
Вот он, значит, какой, Нижегородский кремль…
Склоны осыпались. Фундамент стен и башен выступал из земли, словно слившись со скалой, а в некоторых местах стенные пролеты буквально висели над изрезавшими обрыв провалами и промоинами, так что кладку с землей соединяли лишь хвосты фиолетовой растительности.
Возле соседней круглой башни и еще кое-где в стенах зияли широкие бреши, которых почему-то сторонились даже вездесущие вьюнки. Причем, здесь кладку явно порушило не время. Либо ударная волна, либо люди разобрали, либо пробили нелюди. Хотя нет, ни то, ни другое, ни третье. Фрагменты стены словно… словно бы слизнули их, что ли… Или прожгли. То ли оплавленные, то ли оплывшие края кладки заставляли Кирю теряться в догадках о том, какое оружие могло быть тут использовано. Должно быть, какой-то особый всепрожигающий напалм.
Тем не менее, в целом крепость выглядела очень даже ничего. Во всяком случае, по сравнению с постройками, возведенными позже как на территории кремля, так и за его пределами. Собственно, в самом кремле уцелела только небольшая церковь да пара этажей административного здания. А через проломы в стенах с высоты холма можно было видеть, во что превратился Нижний Новгород. В сплошные руины — вот во что.
Жалкое, гнетущее зрелище. Разваленные, будто домики из кубиков, многоэтажки, забитые ржавыми остовами машин и заросшие незнакомой флорой улицы, невидимая, неведомая, но явно присутствующая здесь мутантистая жизнь, с которой совсем не хотелось знакомиться поближе. Нижнему Новгороду досталось, может быть, не так сильно, как Нижнему Тагилу, но явно больше, чем, к примеру, Перми, по пустынным улицам которой Киря тоже имел сомнительное удовольствие прогуляться.
Устоявший на мысе-горе кремль, пусть даже с пробитыми-прожженными стенами, казался среди всей этой разрухи незыблемым, несокрушимым и неприступным. «Умели же строить раньше! — подумал Киря. — Или в самом деле крепость выдержала и Последнюю Войну, и разрушительное воздействие времени лишь благодаря замурованной в фундамент бабе с коромыслом и ведрами?»
— Вон Тайницкая башня. — Алена указала на соседнюю башню, ту самую, возле которой зияла одна из брешей. К башне тянулся длинный стеной пролет. — С той стороны пролома — лаз в схрон. Сразу увидишь. Ну а мне надо воздушек носить.
Женщина взяла одно из своих ведер за край и дно. Плавно, с поворотом подняла снизу вверх, будто зачерпывая пространство возле себя. Затем то же самое проделала с другим ведром. Повесила оба на коромысло. Протянула коромысло Кире:
— Подашь, милок?
Киря едва удержал одной рукой пустые (хотя такие ли уж и пустые?) ведра на изогнутой палке. Другая рука по-прежнему лежала на автомате, повешенном через плечо.
Алёна раздвинула фиолетовые заросли и спустилась в провал под башней. Протянула руки:
— Давай!
Опершись плечом о кладку башни, Киря опустил коромысло вниз. Алёна печально улыбнулась ему на прощание.
Киря зачарованно наблюдал, как женский силуэт растворяется во мраке. Наблюдал, наблюдал…
«Тук, тук, тук», — постукивали деревянные ведра о стенки узкой лестницы.
* * *
Он обнаружил себя привалившимся к древней кладке на самом краю ямы, укрытой густой решеткой из фиолетовых стеблей. Тонкий гибкий отросток елозил по противогазному окуляру. Правая рука, плечо и автомат с прикрепленным к цевью и все еще горевшим фонарем уже были оплетены вьюнком. Шустрая, зараза! Киря дернулся, вырываясь из фиолетовых объятий сам и вырывая оружие.
