свой настоящий возраст. Но при этом дала наводку на очередную фейковую личность. Почему?
«Потому что Балтимор, – сказал себе Козицкий. – Если бы никто из патрульных или сотрудников «Скорой помощи» не раскололся, мы бы сочли эту личность подлинной и не стали бы копать дальше».
Поэтому Сандра дала подсказку, назвав свой настоящий возраст. А он, считающий себя хорошим дознавателем, забыл об этой детали и не смутился, когда в Балтиморе ему вновь показали девочку…
– Что «нашей Сандре»? – спросил Кардиган, удивлённый долгим молчанием Козицкого.
«Сандра хочет, чтобы мы докопались до её настоящей личности. Не знаю зачем, но хочет…»
– У меня есть основания считать, что нашей Сандре больше лет, чем мы думаем, – медленно ответил дознаватель. – А это, в свою очередь, означает, что у неё есть и другие интересы, помимо школы. Прикажите изучить камеры видеонаблюдения, постарайтесь узнать, куда она ходила, где бывала. А главное – с кем встречалась.
– Понял, – повторил Омар.
– Распоряжайтесь, а я пока осмотрю её комнату.
…
– Интересно, когда они начнут нас обыскивать? – буркнула Диккенс.
– Обыскивать? – не поняла Анна. – Зачем?
– Потому что могут себе позволить.
Несколько секунд Баррингтон изумлённо смотрела на художницу, после чего проследила за её взглядом и вздохнула. В ангаре объявили ужин, ребята выстроились в очередь, но несмотря на то, что двигалась она быстро – выдавать тюбики труда не составляло, – Хиллари и его подпевала Саймон демонстративно подошли прямо к раздаче. Забрали свои порции и, посмеиваясь, ушли. Протеста наглое поведение не вызвало: то ли из-за того, что здоровенный Арнольд славился дурным, истеричным характером, то ли из-за висящего на плече автомата. А может – из-за всего сразу.
– Подонки, – прошептала стоящая позади подруг Нэнси.
Однако больше, чем на тихий шёпот, никто не отважился.
– Они делают важное дело – охраняют ворота, – с издёвкой произнесла Диккенс. – У них нет времени стоять в очереди.
– От кого охраняют? От нас?
– А от кого ещё? Чтобы не разбежались.
– Мы что, заключённые? – растерялась Нэнси.
– А ты как себя ощущаешь? – не оборачиваясь, поинтересовалась художница.
– Но как так?
– А вот так!
Анна тихонько сжала Диккенс руку, показывая, что не следует сейчас демонстрировать общеизвестную дерзость характера. Сжала, несмотря на то, что в целом была полностью согласна с подругой: открытые, но запертые ворота предельно ясно показывали, что со свободой у них не очень. И если поведение инопланетян у ребят не вызывало внутреннего протеста: на своём корабле пришельцы могли устанавливать для незваных гостей любые правила, то аналогичное поведение своих оставляло горький привкус. Несмотря на объяснения Линкольна.
– Надеюсь, у них отберут оружие прежде, чем они окончательно обнаглеют, – пробормотала Баррингтон, провожая Хиллари взглядом.
– Все на это надеются, – поддержала её Диккенс. – Но неизвестно, когда очнётся Коллинз.
Нэнси вздохнула, но не смолчала и тихим шёпотом сказала:
– Они к девчонкам пристают.
– Что? – Услышав такое, художница всё-таки обернулась и посмотрела девушке в глаза: – Что ты сказала?
– Пока ничего такого не было, – уточнила Нэнси. – Но подкатывают конкретно и нагло. Ко мне Саймон подходил… А он ведь урод.
– И слабак трусливый.
– И такой, да. – Нэнси помолчала. – А ведь я – с Гербертом, вы знаете…
– Знаем, – кивнула Анна, хотя Нэнси подтверждения не ждала.
– Я Саймону так и сказала. А он в ответ: да плевал я на Герберта. Скажем ему – будет сидеть тихо. А полезет – огребёт.
– Чёрт, – выругалась Диккенс.
– Раньше они себе такого не позволяли. – Нэнси помолчала. – Раньше они ваших боялись: Пятого и Бесполезного. А теперь их нет, Хиллари сколотил банду, а остальные оказались сами по себе. Поодиночке.
– Линкольн не позволит ему натворить дел.
– Линкольн ему оружие выдал, – напомнила Нэнси. – А военные – в отключке.
– Поправятся.
– Будем надеяться. – Но выражение лица Нэнси показывало, что в хорошее ей верится с трудом.
Или не верится вообще.
Тем временем подошла их очередь, и увидев, кто стоит на раздаче, Анна не удержалась от удивлённого восклицания:
– Мэйсон! Как я рада тебя видеть!
– И я, – односложно ответил парень, едва взглянув на девушку. И протянул тюбики: – Бери.
– Я тебя давно не видела!
– Я помогаю. – Мэйсон ответил Анне, но уже протягивал тюбики Диккенс. – Потому что Вагнер занят.
Настроения разговаривать у него не было.
После смерти друга – Яна Карсона, которого убил вирус – Эндрю Мэйсон впал в жуткую депрессию и едва не покончил с собой. Он пребывал в настолько ужасном состоянии, что Линкольн распорядился изолировать парня, и с тех пор Анна его не видела. Ну, то есть видела пару раз, но мельком. И только сейчас сообразила, что изоляция явно затянулась.
– Тебе не кажется, что Мэйсон ведёт себя странно? – спросила Баррингтон, когда они с Диккенс направились к своему месту.
– Он всегда был достаточно диким.
– Не всегда.
– Ладно, я пошутила – не всегда. – Художница помолчала, обдумывая слова подруги, после чего качнула головой: – Я давно его не видела.
– Думаю, он ночует на «Чайковском».
– Видимо, Нуцци считает, что так будет лучше.
– Видимо, да… – Однако уверенности в этом Анна не испытывала. Хотела продолжить разговор, но не успела: Диккенс заметила Линкольна и неожиданно произнесла:
– Я тебя оставлю, ладно? Нужно поговорить с капитаном. Отнеси Баджи её порцию.
Сунула оторопевшей Анне тюбики рыжей, которая сейчас сидела с Артуром, и, не дожидаясь ответа, направилась к Линкольну.
…
Нельзя сказать, что неожиданное открытие заставило Вагнера опустить руки. Наличие на борту VacoomA ядерного заряда кадета не обрадовало, но когда первый шок прошёл – а случилось это минут через пятнадцать, Павел длинно и замысловато выругался, после чего вскрыл ремкомплект и приступил к заделыванию пробоин в корпусе клипера. Во-первых, приказ есть приказ, во-вторых, если у Райли будет отремонтированный, готовый к полёту VacoomA, у него, возможно, будет меньше причин использовать заряд.
Или их вообще не будет.
Что же касается психологического груза…
Заделывая очередную пробоину, Вагнер поймал себя на мысли, что не просто не испытывает страха – его и в самом деле не было. Первый шок был вызван самим фактом неожиданного открытия. Злостью на Аллана Райли, решившего, что имеет право распоряжаться судьбами пассажиров «Чайковского» и участников спасательной миссии по своему разумению. Директор «Vacoom Inc.» взял их в заложники, вот Павел и впал в бешенство. А страха за свою жизнь у него не было. Этот страх остался в том недавнем и таком далёком первом дне пребывания на корабле пришельцев, даже в первом часе пребывания, когда он с ужасом разглядывал разбитый нос «Чайковского». И медленно осознавал, как сильно ему повезло. И ещё осознавал – каждой своей клеточкой, – что смерть в космосе подстерегает каждое мгновение. Она не спит, она всегда рядом. Ждёт, когда ты допустишь ошибку, чтобы вцепиться намертво.
В буквальном смысле слова – намертво.
Тогда Павел стал настоящим космонавтом.
Он перестал бояться.
Потому обнаружение ядерного заряда не испугало его, а привело в бешенство… Или не только в него?
Вагнер закончил с очередной пробоиной, проверил надёжность заплатки ультразвуком, убедившись, что справился, но отложив прибор, не перешёл к следующей дыре, а задумался.
И признался, что страх в нём всё-таки есть.
Но не за себя – за Диккенс.
