Эко это было безразлично. Он сам не понимал многих людей, поэтому старался понимать тех, кого мог. Он нашел для Артура лучших врачей, приобрел для него самый лучший дом, навещал его, как лучший друг, но при всём том ни разу не удосужился попытаться его понять.
Эко знал, что не должен ни в чем винить Теона. Теон был человеком, делавшим то, что считал в данный момент наилучшим, кто с невероятной точностью подсчитывал цену всего на свете, кто вычислял вероятности и оптимизировал результаты. Он не верил, что в мире существуют идеалы превыше этих, поэтому даже не пытался понять тех, кто гонялся за иными идеалами.
Однако Теон сказал кое-что такое, с чем Эко не мог согласиться. Как только результаты переговоров были опубликованы, Теон со смехом сказал ему, что обоюдная подозрительность – основа стабильности. Как выяснилось, он был прав. Делегаты с Земли были так одержимы стараниями ради того, чтобы ни одна сторона не получила преимуществ, что все поддержали требования Теона. Теон отвечал за то, как будут выглядеть образы делегатов для широких общественных масс, а для электората образы означали всё. Провал на IP-биржах стал сокрушительным ударом для покупателей, спекулянтов и творцов во всех странах, а Теон вышел из воды сухим. Он просто-напросто обеспечил платформу для покупателей и продавцов и забрал свои комиссионные. Он давно предвидел подобную коррекцию рынка и предсказывал, что после провала экономики правительства всех национальных государств станут еще больше полагаться на его услуги. Полет на Марс оказался поистине золотым шансом для бизнеса. С самого начала Теон избрал стратегию союзничества с марсианами, чтобы делегаты с Земли постоянно в чем-то подозревали друг друга, невзирая на абсурдную идею профессора Жака о том, что землянам надо объединиться против марсиан.
Кроме Теона, еще один представитель Земли был несказанно доволен визитом на Марс: Питер Беверли. Ему была обещана должность всемирного посла при запуске нового поколения тематических парков группы «Thales». Тематикой этих парков должен был стать Марс и жизнь растений. По итогам этого полета на Марс образ Беверли должен был разлететься по всему земному шару. Сам он не до конца понимал, как это случилось. Они с Теоном максимально приумножили свои интересы, не зная о том, что находились в паре шагов от новой войны.
Эко всё это не интересовало. Он понимал, что этика бизнеса зиждется на собственной философии расчета, и на этой философии основан мир. Его внимание было устремлено в иную сторону. Ему хотелось собрать все зеркала мира и воссоединить разбитый свет. Воспоминания Давоски обрели покой, но еще предстояло позаботиться о его наследии. В мире еще существовал духовный идеал, ожидавший его приближения, ожидавший, что его найдут и соберут воедино из осколков. Эко смотрел на тающий за иллюминатором шаттла город и безмолвно прощался с ним. Это была планета, которую он увидел впервые, когда ему было пятнадцать лет, а в двадцать пять лет она накрепко запечатлелась в его памяти. Он был уверен, что никогда ее не забудет.
Внизу бескрайне раскинулась золотистая поверхность Марса. Эко казалось, что он слышит звучание волынок.
* * *
– Руди, посмотри! – воскликнула Люинь.
Ее брат встал и посмотрел в ту сторону, куда указывала сестра. Небо было темно-синим. Гигантский серебристый шаттл по дуге набирал высоту. Он летел так быстро, что отражение света солнца от его крыльев было подобно метеору, устремившемуся с земли в небо и направившемуся к невидимому старинному звездолету.
Мысли Люинь опустели. Она знала, что в эти мгновения все ее связи с Землей прервались. Теперь Земля для нее стала только воспоминанием. Одна часть ее жизни подошла к концу, а другая часть только начиналась. Она не знала, что принесет ей будущее, где искать цель в жизни. В небе сияли звезды, внизу царило безмолвие.
Часть вторая. Облачный свет
Пролог
– Доктор Рейни, из-за чего случилась война?
– Пожалуй, из-за желания обрести свободу.
– Чтобы освободить народ?
– Не думаю, что так. Мне даже теперь не кажется, что нас можно назвать народом в полном смысле этого слова.
– Значит, чтобы освободить какой-то один класс населения?
– И это тоже не совсем верно. В войне участвовали все классы.
– Тогда что же это была за свобода?
– Свобода образа жизни, пожалуй.
– Вроде той войны, которая привела к независимости Соединенных Штатов?
– Было немного похоже на ту войну, но не совсем.
– А земляне говорят, что у нас свободы нет, что свобода есть только у них.
– А ты сама как думаешь, у кого больше свободы?
– Не знаю… Какое определение у слова «свобода»?
– А каково твое определение слова «свобода»?
Люинь прикусила нижнюю губу и с волнением посмотрела на Рейни.
– Не знаю. Это самый большой вопрос в моей жизни.
Книга
Если смотреть на Марс с Марса, то Марс-Сити напоминал висячие сады в древнем Вавилоне. Как и мечта о Вавилонской башне, мечта о висячих садах тоже нашла воплощение на этой Красной планете. Город представлял собой громадное, просторное единство, где крыши образовывали плавные, текучие слои, платформы и галереи, соединенные между собой. Повсюду под стеклянными куполами пышно цвели цветы и зеленела густая трава, ярко говорили о себе сила и хрупкость жизни.
Устройство Марс-Сити было очень красивым с геометрической точки зрения. Впечатление было такое, что несколько чертежей были сделаны с помощью компаса и линейки. При взгляде с высоты в первую очередь бросались в глаза крупные здания в каждом районе. Разбросанные по городу, они имели различную форму и устройство и походили на спящих гигантов или птиц, отдыхавших со сложенными крыльями. Они возвышались над остальными постройками, словно соборы в каждом из европейских средневековых городов. От этих грандиозных построек во все стороны расходились пешеходные дороги, и их переплетения образовывали вписанные одни в другие треугольники и круги. Марсианские жилые дома зачастую стояли на шестиугольных основаниях, которые, словно пчелиные соты, соединялись в огромное море. По краю оснований зигзагами тянулись пешеходные дорожки и вели к соседним домам.
Визуально заметного центра у этого города не было. На севере возвышалась цепочка башен, а на юге виднелись огромные наклонные панели. На западе раскинулось большое тепличное хозяйство, а на востоке стояло девять цилиндрических водонапорных башен. Стеклянные туннели, по которым ходили поезда, дугами изгибались над крышами. Сверху город походил на плотное скопление кривых линий, но порядка в этом было больше, чем хаоса.
Такой город представлял собой дань математике. Большинство древних цивилизаций высоко ценили математику. Следы шумерской шестидесятеричной
