– А если он вельможа?
– У нас нет различий. Коли ты предатель, голову рубят, невзирая на сословие. Могут и повесить: свинопаса и рядом графа.
– У нас такого не позволят.
– Кто? Твой отец, герцог франков?
– Мой отец – король!
Ричард допил вино, поставил бокал:
– И мой – король.
– Твой – герцог.
– Твой тоже был герцогом.
– А сейчас он выше всех, у него сила, власть!
– Над кем? – усмехнулся Ричард. – Ему подчиняется лишь знать на его землях.
– Он король франков, и это признали все!
– На словах. А на деле? Его территория – узкая полоса с севера на юг, и на ней два города – Париж и Орлеан. Но и там он сюзерен лишь формально.
– Однако твой отец – его вассал!
– Вассал, говоришь? – откинувшись на спинку стула, Ричард бросил на собеседника снисходительный взгляд. – Запомни, брат, мой отец – король Нормандии, Франция ему не указ. У него не меньше войска, чем у франкского короля, он чеканит собственную монету, чинит суд над подданными, ему подчиняются все нормандские графы и виконты, хотя, порою не обходится и без усобиц. А все ваши герцоги и графы схожи с королем франков – такая же власть. Их вассалы – сами себе сеньоры, у каждого замок, воины, и они могут не подчиняться герцогу, если не захотят. Попробуй, заставь. Поэтому государства нет, есть герцогства, графства, аббатства и епархии. Много земель, и каждый на своей – хозяин. Что ему король? Он сам себе господин. Спроси его – он и не знает, кто нынче король. Все потому, что ему плевать на это. Была когда-то власть, похожая на сжатый кулак: ни один палец не смел шевельнуться без воли на то всей руки. Нынче рука слаба, пальцы ее смотрят в разные стороны. Собрать их в кулак не под силу королю. У каждого герцога, а порою и графа больше людей, земель и денег, чем у короля. Его, конечно, могут послушать, когда надо воевать, например, а могут и махнуть рукой: тебе надо, ты и воюй, а мне и так неплохо. Поэтому я назвал бы положение твоего отца нелегким.
– Выходит, он такой же, как и все?
– Владеет он лишь громким титулом – король. Вот и все отличие его от других правителей – герцогов и графов.
– Пусть так, но Церковь! – пытался возразить сын Гуго. – Разве она не подчиняется лишь королю? Разве не он руководит ее порядком и очищением?
– Времена Людовика Благочестивого канули в Лету, малыш, – убежденно ответил Ричард. – Нынче монастырем руководит тот, кто его захватил, одним словом, на чьей он земле. И если это земля не короля, то епископ и аббат в подчинении у герцога. Тот – хозяин всех церквей и монастырей, и у него будет просить помощи или совета епископ, а также ему пойдет жаловаться. О короле же никто и не вспомнит.
Роберт задумался, потом подвинулся ближе к брату и негромко проговорил:
– Знаешь, наверное, ты прав. Совсем недавно отец сказал мне, но, заметь, безо всякой радости, что теперь его выберут королем. Я бы даже сказал, что он был опечален этим. А потом он добавил: «Ну разве мне плохо сейчас? К чему мне корона? Будет только давить на голову». Помолчав, еще сказал: «Вон у меня сколько друзей сейчас, и не счесть. А корона – все равно что проклятие: половина разбежится от меня, как от прокаженного. Я был лишь равным среди всех, хоть и старшим; теперь же, когда главнее меня никого нет, от меня отшатнутся, и я останусь один». А потом добавил, что ему нужен союз с горожанами, торговля.
– Твой отец мудрый человек, – покачав головой, сказал на это Ричард, – но кто мог знать, что на пути Людовика вырастет пень? А больше выбрать некого.
– Карл Лотарингский, младший брат… – робко напомнил Роберт.
– А-а, пустая возня, – махнул рукой Ричард. – Слышал я, твой отец вытащил архиепископа из тюрьмы и вернул все, чего тот лишился по воле Каролингов. Теперь он владыка Церкви. Так что же ему – сажать на престол Карла? У твоего отца золото, у Карла – медь; у Гуго уйма родственников, сеть графств, у Карла – клочок земли да горстка друзей; Каролинги несли ему смерть, а герцог дал жизнь. Как бы ты поступил на месте Адальберона? Молчишь? То-то, брат. А знаешь, почему франкская знать – за твоего отца?
– Потому что он богат, – убежденно ответил Роберт.
– Верно, и она рассчитывает на его подачки. Да так и будет. Поэтому он милее, нежели Карл.
– Они еще придрались к его жене. Она дочь простого воина.
– Лишний предлог, – усмехнулся Ричард. Потом, подумав, прибавил: – Если не главный. Но все можно сделать, коли захотеть. Тот же архиепископ мог запросто расторгнуть брак, вот и вся печаль. Опять же, если бы захотел. И Карл пошел бы на это. Корона стоит того, чёрт побери! Как думаешь?
– И я бы развелся, – улыбнулся Роберт. – Думаю, Можер сказал бы так: «Баб на свете много, а королевство одно! Женщину можно бросить, как сбрасывают перчатку с руки; королевствами же разбрасываться может лишь сумасшедший».
– Я вижу, ты кое-чему научился у Можера! – воскликнул Ричард и захохотал. – Мой брат не слишком-то галантен с дамами, бывает вспыльчив, может убить ненароком, но он всегда говорит что думает и не прогибается ни под кого, будь то сам Господь Бог. Речь его и манеры, конечно, грубоваты, но иногда стоит прислушаться к его словам, потому что он никогда не ищет для себя выгоды. Но для того, кто нуждается в чем-либо, в его услугах, например, он готов, подобно одному из Алоидов[15], забраться на Олимп и как следует потрясти жилище богов и обитель муз, пока все они по просьбе жалобщика не посыплются горохом на землю. Таков наш с тобой брат, Роберт, мне – родной, тебе – троюродный. Он прост, без уверток, и если удостоит кого-нибудь своей дружбой, то, считай, этот человек под крылышком или за пазухой – это уж как тебе угодно – у самого Господа. Лучше друга не бывает! Не рождала еще земля. И я его очень люблю, поверь. А ты?
– Еще бы! – заулыбался Роберт. – Ведь он недавно спас меня от смерти.
И он вновь, как и отцу Ричарда, стал рассказывать историю на заливе.
– Молодец Можер! – вскричал Ричард, стукнув кулаком по столу в конце рассказа. – Ей-богу, я не перестаю восхищаться своим братом! И правильно, что он забросил в реку этого монаха. Жаль только, что не стукнул его кулаком по лысине, глядишь – и монах до конца жизни улыбался бы всем подряд.
И братья дружно рассмеялись.
В это время к ним подошла Аделаида, мать Роберта, месяц спустя – королева Франции.
– Я вижу, братья заболтались, – с улыбкой проговорила она. – Не останови вас, вам не хватит и ночи. Роберт, не пора ли на покой, время позднее, да и не последний день у нас гости, наговоритесь еще.
Пожелав друг другу спокойной ночи, братья разошлись.
Глава 24. Раба любви
