здоровую подозрительность.
— Это я первым делом поинтересовался… Оказывается, они не могут принять на баланс новые "передвижки", пока там числятся "старые". А ведь одновременно с новыми, поступают "средства на освоение", исполняется план "по внедрению", а это уже несет всяческие "плюшки" в виде премий, различных поощрений и тому подобного!
— Клаймич выжидательно смотрит.
«Гримасы развитого социализма, мать твою! А чего не передать коллегам в союзные республики или на "Мосфильм", наконец?!»
— Но пока такие мысли крутились в голове, сама она уже жадно кивала.
— Только, Григорий Давыдович… — я понизил голос, я надеюсь в этой передаче все будет "чисто"?
Клаймич протестующе замахал руками:
— Абсолютно чисто и прозрачно! Гостелерадио передаст в МВД, а ХОЗУ генерала Калинина передаст нам…
Я все еще скептичен:
— А точно передаст? Не зажилит себе в хозяйство?!
Клаймич довольно ухмыляется:
— Не "зажилит"… я ему обычно говорю, что все согласовано с генералом Чурбановым и он даже не перепроверяет. Юрия Михайловича он опасается, почему-то, гораздо больше министра…
Я покачал головой:
— От Юрия Михайловича зависит останется ли он начальником ХОЗУ при новом министре…
Клаймич пораженно открывает рот в немом вопросе.
— Не сейчас, не сейчас… Но когда-нибудь это, все равно, произойдет… Вы, главное, там не домахинируйтесь!
Григорий Давыдович изображает оскорбленную добродетель:
— И Николай Анисимович и Юрий Михайлович не раз говорили — при любых затруднениях обращаться к Калинину. Вот я к Виктору Андреевичу и обращаюсь!
Мы оба смеёмся.
— Пойдемте, Григорий Давыдович! Нас ждут великие дела! — с кислым пафосом провозглашаю я, и мы отправляемся работать…
12.12.78, вторник, Ленинград-Москва (9 месяцев моего пребывания в СССР)
Ровный гул самолетных двигателей постепенно погружает меня в гипнотическую полудрёму. Леха, так и вообще, уже безмятежно спит, прижавшись щекой к закрытому пластиковой шторкой иллюминатору.
Вчера вернулись из Студии домой в три часа ночи. Взбучку от мамы удалось избежать, только потому что она уже спала и не захотела "разгуливаться на люли". С утра, конечно, мне влетело, но так — вяловато, больше обсуждали, как уломать деда на переезд.
Пытаясь успеть всё и вся, по новым записям я работал с фанатичным остервенением и очень быстро мой "стахановский приступ" охватил весь коллектив. Конечно, немалую толику энтузиазма добавила и первая выданная на руки зарплата!
"Зарплату" вручали в два захода. Первую — "советскую" часть (от "полуставочных" 35 рублей уборщицы — до 120 рублей "начальника студии" — так оказывается официально называлась должность Григория Давыдовича) скрупулезно отсчитала по ведомости приехавшая невзрачная тётя из бухгалтерии МВД. Вторую — "округленную" и в конвертах, тоже по ведомости (для солидности!), вручал сам Клаймич.
Тут предварительно пришлось поломать голову и стараться четко укладываться в размер моих авторских отчислений. В принципе, уложились… И теперь с этой стороны все выглядело "чисто". В конце концов, советское законодательство не запрещает человеку распоряжаться сбережениями, на своё усмотрение! Сам же народ на две ведомости особого внимания не обратил. Может быть только Львова — наш модельер, но она, к счастью, ничего выяснять не стала.
Для музыкантов, ранее "лабавших" в кабаках, триста рублей большой суммой не являлись. Скорее они рассматривались так — "для начала"! А вот Лада и Вера, похоже держали такие деньги в руках впервые, по крайней мере, заработанные лично. Что касается Альдоны, то красивое лицо прибалтки, по обыкновению ничего не отражало, кроме высокомерного безразличия.
Сложнее пришлось с мамой. Жадной она никогда не была, но снимать большие деньги со СВОЕЙ сберкнижки, чтобы отдать их чужим людям… Кому понравится?!
Выход предложил Леха! Вообще-то, идея изначально была моя, но я про нее забыл. А вот в цепкой Лехиной памяти, мой нетривиальный ход отложился накрепко.
— Вить, ты вспомни… Какое условие озвучивал Завадский, когда мы продавали Клаймичу песню для Пьехи? Если она выйдет в финал "Песни года", то должна быть доплата в три тысячи рублей…
Эту версию мы маме и озвучили.
В финал "Песни года" вышли Пьеха с двумя песнями и Боярский с одной: итого — девять тысяч рублей. Жаль ещё Сенчину сюда не приплести с её двумя хитами!
Таким образом мама снимала с книжки шесть тысяч, а, взамен, на руки получала девять — правда, "неофициальных". Такой "чейндж" устроил всех!
К тому же, часть из этих девяти тысяч я взял с собой, пообещав навестить "Лешиного знакомого" — Шпильмана-младшего. Да, и старшего заодно.
Изю Боруховича, кстати, и я, и мама неоднократно поминали добрым словом. И не только за прекрасный костюм, но и за житейскую мудрость. Из всех вещей, купленных тогда летом у Шпильманов, я уже вырос, а вот в костюме старого Изи, на брюках и на рукавах пиджака, были сделаны специальные подвороты — "на вырост"! Мама их распорола, загладила и я еще какое-то время щеголял в шикарном прикиде по размеру.
Впрочем, природу не обманешь, и мои плечи раздались вширь в самый неудачный момент. Завтра первая репетиция "Песни года", а у меня нет хорошего костюма. Только "резервный" югославский, срочно купленный с мамой в магазине "Белград"…
Заранее предупреждать деда о своем приезде я не стал, поэтому из "Пулково" добирались до центра на такси:
— Четвертной, ребята! Никак не меньше…
— Дядя, да ты с ума сошёл! Десятка — красная цена!
— Леша, кончай…
— Ладно, трешку скину…
— Поехали!
Зато услышали по радио в машине "Подорожник-трава", в исполнении Сенчиной. "Ягоду-малину" на "Маяке" в "Концерте по Вашим письмам" я уже слышал, а вот эту слышу впервые.
Леха толкает меня локтем — я ответно подмигиваю.
«А ничего получилось! Различия с оригиналом несущественны и слух не цепляют…»
— Заводная песня!‥ — лыбится наш "бомбила" и делает погромче…
Приятный сюрприз — разговор с дедом прошёл беспроблемно и "на ура". Удивленный неожиданным появлением внука на работе, он сначала встревожился, а когда понял, что причина моего нежданного прилёта — уговорить его перебраться в Москву, еще раз крепко обнял, пряча заблестевшие глаза. Поэтому разговор сразу пошел по существу, тем более, что дедушкина секретарша — пожилая сухощавая дама "под шестьдесят", почти сразу увела Леху показывать выставку вещей русских офицеров и моряков с легендарного крейсера "Варяг". Затопленный командой крейсер, был позже поднят японцами с мелководья, а обнаруженные на его борту личные вещи экипажа, через много лет, переданы в СССР.
Так что, в кабинете мы находились одни и поговорить откровенно никто не мешал.
"Начальник всея архивов СССР" — Михаил Федорович Ватанов — непосредственный дедушкин шеф, за последние
