факелы и ружейные фитили. Разгорячённые мужчины бешено стучали всем, что попало под руку, в окованные бронзой створки.
За травертиновыми стенами квартала царила гробовая тишина.
Из боковой улочки кто-то принёс мраморную статую Арея. Отверженный бог войны быстро пошёл по рукам и вскоре оказался у самых ворот гетто. С дюжину молодчиков обхватили мускулистый торс божества и, раскачав статую, хлопнули её кучерявой головой о створки. Гулкий грохот мрамора о бронзу смешался с радостными воплями собравшихся.
Через пару ударов о ворота голова Арея, отколовшись от тела, упала на камни мостовой, отдавив во время приземления парочку ног. После этого разозлившиеся осаждающие удвоили старания, и подточенные временем деревянные засовы ворот быстро сдались на милость свирепствующих истиан.
Створки распахнулись, и беснующаяся толпа устремилась в открывшийся проход. Кто-то упал и был тут же затоптан насмерть напирающими сзади вооружёнными людьми.
Джулиано, не рвущийся в первые ряды, наблюдал за разворачивающейся трагедией со странным чувством злого любопытства и гадливости. Де Грассо никогда не носил камня за пазухой против кого-либо из джудитов. Он даже не знал ни одного из их жалкой, вечно унижаемой братии. Не знал он также, виновны ли сыны Инаевы в плясках святого Вита — как их уже окрестила всеобщая молва. Но бесследное исчезновение Суслика и ещё двух учеников маэстро Фиоре после праздника Молодого вина беспокоило Джулиано. Отец Бернар всё ещё не появлялся в школе фехтования де Либерти, а сам юноша так и не отважился посетить палаццо кардинала Франциска, опасаясь получить справедливый нагоняй от Лукки из-за молодого художника, с которым повздорил Джулиано. Все эти обстоятельства давили на горячую натуру Джулиано, побуждая к совершению опасных и необдуманных поступков.
Пьетро тронул де Грассо за руку, привлекая его внимание. Поймав взгляд Джулиано, низенький фехтовальщик подмигнул ему, поигрывая кривой сучковатой дубинкой.
— Готов выпустить немного проклятой крови? — спросил де Брамини.
— Пускай мерзавцы ответят за гибель Суслика! — взревел де Ори.
На миг Джулиано заколебался, но весомый довод Ваноццо и ещё более убедительная тяжесть его руки, внезапно опустившейся на плечо юноши, всё решили за него. Ученики де Либерти дружно подбежали к мраморной ограде и, подтянувшись на руках, полезли внутрь обречённого гетто.
На грязной площади с фонтаном-раковиной уже пылали жалкие облупившиеся лачуги джудитов. Обезумевшая от жажды убийства толпа громила ближайшие сутулые дома и лавочки. На пыльную мостовую летели брызги стекла, выбитые рамы, двери и обрывки гобеленов. Над кварталом поднялся отчаянный вой сотен несчастных, отданных на заклание.
К фонтану стали выталкивать до смерти перепуганных жителей гетто. Тех, кто пытался оказывать сопротивление, горячие головы убивали на месте. Кричащих женщин тащили за волосы. Испуганные дети рыдали на руках несчастных матерей. Всюду между нападающих вспыхивали мелкие потасовки из-за раздела награбленного добра и денег. Кровь контийцев забрызгала тёмные от плесени стены квартала, смешалась с кровью сынов Инаевых, тёмными ручейками устремилась к Тибру.
Джулиано, словно сомнамбула[107], шёл за друзьями через разверзшийся ад.
Внезапно ему под ноги из-за клубов вонючего дыма метнулся вопящий джудит с перекошенным от ужаса лицом. Спасающийся бегством человек сбил юношу с ног. Отброшенный массивным торсом мужчины Де Грассо полетел куда-то в чадный сумрак разверзшейся под ногами мостовой. Он едва успел сгруппироваться, чтобы не свернуть себе шею о возникший на пути деревянный щит. Не в силах замедлить падение, Джулиано проломил тонкую преграду плечом и оказался на полу глухого подвала.
Кашляя и часто моргая, юноша поднялся на четвереньки. Его руки мгновенно утонули в толстом ворсе пыльного ковра. Джулиано замер, вглядываясь в напряжённую темноту.
Когда его глаза привыкли к тусклому свету подвальной комнаты, Джулиано заметил, что он здесь не один. Из тёмного угла под лестницей на него таращилось вытянутое лицо испуганного человека.
За спиной трясущегося джудита — больше прятаться тут было некому — раздалось слабое невнятное мычание.
Джулиано бесшумно выхватил чёрное лезвие найденного в языческой гробнице ножа. Огненный блик скользнул по хищным бритвенно-острым граням оружия.
— Не убивай меня, добрый человек, — пролепетал дрожащий всем телом мужчина, — я не желаю тебе зла.
— Выйди на свет! — жёстко потребовал Джулиано.
Джудит безропотно подчинился. Запинаясь о разный хлам, невысокий человек поспешно выбрался в центр подвала и уставился на юношу с тоской и надеждой в больших светлых глазах, окружённых густой сеточкой морщин. Его русые кудри свешивались на узкую грудь из-под белого чепца. Длинная спутанная борода доставала до пояса. Тонкие пальцы молитвенно сплелись в тугой узел у сердца. Поношенный серый балахон закрывал сухое костлявое тело.
— Где мёртвый истианский мальчик? — спросил де Грассо.
— Мы никого не убиваем, сеньор, мы мирный народ, — воскликнул мужчина, всплеснув руками.
— А кто мычал? — недоверчиво поинтересовался Джулиано, указав на лестницу.
— Мой пациент.
— Покажи.
— Конечно, сеньор, пройдите сюда, пожалуйста, — джудит склонился в вежливом поклоне, пропуская юношу вперёд.
Джулиано отрицательно покачал головой:
— Только после вас, милейший.
Мужчина слабо улыбнулся и шагнул под лестницу. Чтобы последовать за ним, юноше пришлось сильно пригнуть голову. Под лестницей обнаружилось низкое ложе, в центре которого беспокойно метался спелёнатый, точно младенец, по рукам и ногам бледный человек. В заострившихся чертах его лица: бледном лбу, покрытом испариной, худых острых скулах, тёмных кругах под сомкнутыми веками, Джулиано не сразу признал пропавшего Суслика.
— Что ты сотворил с моим другом! — воскликнул поражённый Джулиано.
Свободной рукой он молниеносно ухватил джудита за грудки. Правую, с зажатым в ней ножом, юноша приставил к горлу мужчины.
— Я спас ему жизнь, — с достоинством ответил человек. — Хорея убила бы несчастного, но теперь он поправится.
— Разбуди его, — потребовал де Грассо, встряхивая джудита за одежду, точно охотничья собака дохлую курицу.
— Нельзя, сеньор, это может испортить лечение, — возразил лекарь.
— Разбуди немедленно, иначе я за себя не ручаюсь! — процедил Джулиано сквозь зубы.
— Хорошо, сеньор, — покорно согласился джудит.
Он низко склонился над бледным Сусликом и бережно, почти с отеческой заботой похлопал его по бледным щекам. Густые ресницы барбьери затрепетали, тяжёлые веки медленно поднялись, и бессмысленные, пустые глаза больного уткнулись в покатый низкий потолок.
Не сводя подозрительного взгляда с джудита, де Грассо присел рядом с приятелем.
— Спермофилус, ты живой?
— М-м-м. Cogito, ergo sum[108], — промычал Суслик, — спасибо Ицха́ку бен Хаи́му.
Джудит с достоинством поклонился больному.
— Ты его знаешь? — удивился юноша.
— Конечно, — Суслик слабо улыбнулся и попытался сесть. — Ицхак лучше всех в Конте разбирается в любой непонятной заразе. Когда я осознал, что члены мои более мне не служат, то сразу пришёл к нему. Ну, как пришёл… Вернее будет сказать — пританцевал.
— И это было правильное решение, уважаемый Никко́ло, — подтвердил
