Я помогаю ей подняться. Потом иду за сумкой, которая лежит на полу между скамейками, возвращаюсь к Виоле и протягиваю ей руку.
— Солнце уже печет, — говорю я. — Снаружи мы мигом согреемся.
Виола минуту смотрит на мою руку, прежде чем взять.
Но все-таки берет.
Мы обходим кафедру, невольно глядя на то место, где стоял Аарон. Его кровь уже смыло брызгами.
(Я бы смог.)
(Вот только нож.)
Я чувствую, как моя рука трясется в ее ладони, но не знаю, кто именно из нас дрожит.
Мы начинаем подниматься по ступеням, и на полпути наверх Виола наконец заговаривает:
— Меня тошнит.
— Знаю.
Мы останавливаемся, она нагибается поближе к водопаду, и ее тошнит.
Очень сильно.
Видимо, так и должно быть, когда убиваешь кого-то взаправду.
Виола выпрямляется, волосы у нее мокрые и спутались в комок. Она сплевывает на землю.
Но глаза не поднимает.
— Я не могла тебе позволить, — говорит она. — Тогда бы он победил.
— Я был готов, — говорю я.
— Знаю, — шепчет она в свои волосы, в струи воды. — Потому я и сделала это.
Я шумно выдыхаю:
— Лучше бы ты позволила мне…
— Нет. — Виола поднимает голову. — Я не могла. — Кашляет и вытирает рот. — Хотя дело даже не в этом.
— А в чем?
Она смотрит мне прямо в глаза. Ее собственные глаза широко раскрыты и налиты кровью.
И они стали намного, намного старше.
— Мне хотелось, Тодд, — говорит Виола, морща лоб. — Мне хотелось его убить. — Она закрывает лицо руками. — О боже! боже боже боже…
— Хватит. — Я отнимаю ее руки от лица. — Перестань. Он был злой. И сумасшедший…
— Знаю! — кричит Виола. — Но я все время его вижу. Вижу, как нож втыкается в…
— Ладно, хорошо, ты хотела его убить, — обрываю я ее, пока не стало хуже. — И что? Я тоже хотел. Он нарочно все так устроил! Либо он, либо мы, так было задумано. Поэтому он и злой. Мы с тобой ни в чем не виноваты, он виноват, ясно?
Виола поднимает на меня взгляд и уже тише произносит:
— Он исполнил задуманное. Вынудил меня пасть.
Она опять стонет и зажимает рот руками, в глазах стоят слезы.
— Нет, — решительно отвечаю я. — Ты послушай меня, хорошо? Послушай, что я скажу.
Я смотрю на воду, на туннель — и не знаю, о чем думаю, но Виола стоит рядом, я ее вижу и не слышу ее мыслей, но всетаки знаю, о чем она думает, я ее вижу, она балансирует на уступе и смотрит на меня и просит ее спасти.
Спасти ее, как однажды она спасла меня.
— Вот что я думаю, — говорю я уверенным голосом, и моя голова наполняется мыслями, и они просачиваются в Шум, точно шепот правды. — Мне кажется, рано или поздно мы все падаем. Все, понимаешь? Но вопрос не в этом.
Я осторожно тяну ее за руки — убедиться, что она меня слушает.
— Вопрос в другом: сможем ли мы снова подняться?
Вода с грохотом несется мимо нас, и мы дрожим от холода и всего остального, и Виола смотрит на меня, и я жду и надеюсь.
Наконец она делает шаг от края.
И возвращается ко мне.
— Тодд, — говорит она.
Это не вопрос. Это просто мое имя.
— Пошли, — говорю я. — Хейвен ждет!
Я снова беру ее за руку, и мы выходим назад, балансируя на скользких камнях. Прыжок через пропасть на этот раз дается тяжелей, потомушто мы промокли и ослабли, но я разбегаюсь и перепрыгиваю, а потом ловлю и Виолу.
Мы оказываемся на солнце.
Несколько минут мы просто дышим, избавляясь от пробирающей до костей влаги, затем собираемся с силами и вылезаем из кустов на тропинку, а потом и на дорогу.
Мы смотрим вниз, куда ведет зигзаг.
Он по-прежнему там. Хейвен никуда не делся.
— Последний рывок, — говорю я.
Виола растирает себя руками, чтобы хоть немного обсохнуть. А потом, щурясь, глядит на меня:
— Тебе здорово досталось, ты в курсе?
Я поднимаю руки к лицу. Глаз начинает распухать, а во рту не хватает нескольких зубов.
— Спасибо, — говорю я. — Ничего не болело, пока ты не сказала.
— Прости. — Она немножко улыбается, кладет руку на свой затылок и тоже морщится.
— Ты-то как?
— Голова трещит, но жить буду.
— Смотрю, тебя ничем не проймешь.
Виола опять улыбается.
А в следующий миг что-то со СВИСТОМ пролетает в воздухе, и Виола тихонько охает. Просто «ох» — и все.
Секунду мы молча смотрим друг другу в глаза, сверху жарит солнце, и мы оба словно чем-то удивлены.
А потом я опускаю глаза.
На ее рубашке выступила кровь.
Ее кровь.
Свежая.
Льется из маленькой дырочки справа от пуговицы на животе.
Виола трогает кровь и показывает мне пальцы:
— Тодд?
И падает ничком.
Сам едва держась на ногах, я всетаки успеваю ее поймать.
И оглядываюсь.
На вершине холма, у самого начала дороги стоит…
Мистер Прентисс-младший.
Верхом на коне.
В вытянутой руке пистолет.
— Тодд? — бормочет Виола, уткнувшись мне в грудь. — Тодд, кажется, меня подстрелили.
Нет слов.
В моей голове и Шуме нет слов.
Мистер Прентисс-младший пришпоривает коня и начинает спускаться.
Все еще целясь в нас из винтовки.
Бежать некуда.
И ножа у меня нет.
Мир разворачивается, медленно и ясно, как самая жуткая боль, Виола начинает тяжело дышать, Прентисс-младший едет по дороге, а мой Шум взрывается осознанием, что нам конец, на сей раз мы погибли, потомушто, если уж мир решил тебя уничтожить, он будет пытаться до последнего.
И кто я такой, чтобы это изменить? Кто я такой, чтобы помешать миру? Кто я такой, чтобы остановить конец света, если уж он собрался наступить?
— По-моему, ты очень ей нужен, Тодд, — смеется мистер Прентисс-младший.
Я стискиваю зубы.
Мой Шум вспыхивает красным и багровым.
Меня зовут Тодд Хьюитт, черт подери!
Вот кто я такой, мать твою.
Я смотрю ему прямо в глаза, обрушиваю на него весь свой Шум, а вслух хриплю:
— Будь любезен, отныне называй меня мистер Хьюитт.
Мистер Прентисс-младший вздрагивает, ей-богу вздрагивает, и невольно тянет поводья, поднимая коня на дыбы.
— Брось, — уже не так уверенно говорит он.
Прекрасно зная, что это слышно нам обоим.
— Руки вверх! Я отвезу вас к отцу.
И тут я делаю нечто удивительное.
Самый удивительный поступок в моей жизни.
Просто игнорирую его.
Я встаю на колени и осторожно опускаю Виолу на землю.
— Жжет, Тодд! — тихо говорит она.
Я кладу ее, снимаю сумку, стягиваю с себя рубашку и прижимаю комком к пулевому отверстию.
— Держи крепко, слышишь? — Внутри меня бурлит гнев, раскаленный, как лава. — Я мигом.
Я поднимаю глаза на Дейви Прентисса.
— Вставай, — говорит он. Его конь дергается и переступает с ноги на ногу от страха, чувствуя исходящий от меня жар. — Я повторять не стану, Тодд.
Я встаю.
Делаю шаг вперед.
— Руки вверх я сказал! — кричит Дейви, а его конь громко ржет и дергается.
Я начинаю двигаться к ним.
Быстрей и быстрей.
Уже бегу.
— Я тебя пристрелю! — орет Дейви, размахивая винтовкой и пытаясь угомонить коня, в Шуме которого бьется одно слово: Враг! Враг!
— Черта-с-два! — ору я, подбегая к коню и обрушивая на него свой Шум:
ЗМЕЯ!!!
Конь встает на дыбы.
— Ах ты!.. — вопит Дейви, едва держась в седле и пытаясь обуздать животное.
Я подскакиваю, двумя руками хлопаю коня по груди и мгновенно отпрыгиваю назад. Тот опять взвивается в воздух.
— Ты покойник! — орет Дейви, кружа на месте.
— Ты наполовину прав.
И вдруг я понимаю, что надо делать…
Конь громко ржет и вертит головой туда-сюда…
Я жду…
Дейви натягивает поводья…
Я изворачиваюсь…
И опять жду…
— Клятая тварь!!! — орет Дейви.
И снова пытается дернуть поводья…
Конь опять поворачивается кругом…
Я жду…
Испуганное животное, кренясь и подгибая задние ноги, подставляет мне наездника…
Вот он, мой шанс…
Я замахиваюсь со всех сил…
БУМ!!!
Бью Дейви прямо в лицо, точно кувалдой…
Клянусь, я сломал ему нос…
Он вопит от боли и падает с седла на землю…
Роняя в пыль винтовку…
Я отскакиваю в сторону…
Нога Дейви застревает в стремени…
Бедный конь все кружит и кружит…
Я с размаху шлепаю его по задним ногам…
И все, коню это надоело.
Он кидается обратно на вершину холма, волоча за собой Дейви. Его тело бьется о землю и камни, летя вверх по склону…
А винтовка так и лежит в пыли…
Я делаю шаг…
— Тодд?
