четвёртым. Мы ехали к Димасу в армию, а Димас был третьим в их троице лучших друзей с детства.
– Как-то тупо получилось, что никто больше не поехал… – начал было я.
– Ну как всегда. Весь год громче всех кричали Болоцкий и Заха: «Надо к Диме, надо к Диме». И что? Слились в последний момент.
– Ну, Вань, за то мы собрались! И то еле-еле. Втроём, – сказала Аська, поджав губы; именно она отчаянно созывала всех съездить навестить друга. – А то как-то совсем плохо получается, к Захе в армейку вон, сколько человек ездило тогда.
– Ну-у-у, вот Димасу и стоило бы об этом задуматься. Почему так.
– А почему так? – не поняла Ася.
– Ну мы-то лучшие друзья. Он мне как брат. Я к его за**ам привык, но в целом, как ты видишь, не то чтобы все сильно по нему скучали. При том сама знаешь, что за персонаж наш Захар, но когда он уехал в армейку, его реально не хватало. Он может быть каким угодно бесячим и гнидным, но с ним всегда весело. Всегда угар и трэш. Там полрайона ездило, потому что все знали, как это будет, – разнесём всё к чертям, обкуримся, нажрёмся. С нами поехали даже его пацы футбольные! Сами написали, всё организовали.
– Да-а-а… – протянул я. – Ну, главное, что вы поехали! Хех, я даже чувствую себя лишним…
– Да ты что-о-о?! – Аська наклонилась ко мне и потрепала за волосы. – О чём ты, родной? Так здорово, что ты поехал! Не болтай ерунды.
– Ну хорошо! Просто вы вроде как друзья детства, у меня прямо ощущение, что я как-то прямо не в кассу в этой истории.
– Пф-ф-ф, брат, что за чушь? Мы все друзья! – сказал Ваня и мотнул головой, показывая, что не желает больше слышать эту глупость.
Ребята и вправду дружили с самого детства. С того самого момента, как Ваня перешёл в их школу в пятый класс. Они вместе шкодили на уроках, вместе шли домой после. Они отмечали дни рождения друг друга ещё в ту пору, когда стол накрывали взрослые, а из напитков были только соки, кола и фанта. Когда Ваня признался Асе в любви, ему уже исполнилось тринадцать, а Асе всё ещё было двенадцать. Это был весомый аргумент. Он сделал это так, как обычно делают дети. «Я должен тебе что-то сказать, – шепнул ей на ухо, подбежав на переменке, – спускайся в раздевалку через пять минут». И там, за куртками, он сказал ей: «Я тут понял, что я тебя люблю. Давай встречаться?»
С тех пор они везде были вместе. Целых четыре месяца (в то время кажущиеся невозможно долгими). Они прогуливали уроки, спрятавшись всё за этими же куртками в раздевалке так, что никто не мог их найти, убегали через открытое окно в туалете или всё утро торчали вдвоём на заснеженном бревне в лесу. Поговаривали, что они целовались «взасос». У Аси были брекеты, и Вано доставали расспросами о том, как ему «поцелуи с железным ртом», а он смело отвечал, что это было пиз**то.
Он написал её имя фломастером на бортике своей кровати (за что получил люлей от родителей), а она записала его в телефоне как "1Ваня", добавив цифру перед именем, чтобы он был первым в списке контактов. Тогда телефоны ещё были с кнопками, но уже можно было ставить на звонок коротенькие пятнадцатисекундные отрывки из песен. У них стояла одинаковая. «Песня нашей любви», – говорили они. Им казалось, что всё это жутко по-взрослому.
Ася сама звонила ему на домашний, потрещать по телефону, и он говорил: «Я тебя люблю за то, что ты не паришься и звонишь первая». Повесив трубку, они сразу же набирали Диме, несколько раз даже получалось так, что их звонки совпадали, и они могли болтать втроём. Вообще, когда они были не вдвоём, они были втроём. Гоняли на скейтах и велосипедах. Бегали по лесу.
То было особенное, трепетное время жизни, когда совершенно не важно, какая за окном погода. Не важно, что будет дальше, потому что в ближайшие годы ничего нового тебя не ждёт. Ты уже не ребёнок, но ещё не совсем подросток. Жизнь сводит с ума каждый день. Неожиданная. Манящая. Ты уже не дивишься всякому увиденному, как когда-то дивился разноцветным крышкам от пивных бутылок, найденным каштанам или толстой ровной палке без сучков. Но жизнь по-прежнему удивительная, только теперь она удивительна тем, что ты личность: у тебя своё мнение и ты отличаешься от других личностей вокруг. Кто-то может быть к тебе ближе не в силу случайных обстоятельств, а по восприятию действительности. Кто-то дальше, но с ними тоже нужно учиться уживаться. Ты наблюдаешь за тем, как существуют взрослые, и подражаешь им. Тебе всё ещё очень хорошо с самим с собой, потому что ты ещё не достиг того возраста, когда начнётся отрицание и самокопание (остались считанные месяцы до момента, как совсем накроют гормоны). Тебе всегда весело без всякого допинга. Просто потому, что ты живёшь, и завтра наступит ещё один день.
Приключения начались уже тогда. Особенно, если рвануть на роликах до Окружной и обратно, что занимало чуть ли не весь день, потому что во всех встречных дворах обязательно живут какие-то знакомые, с которыми можно зависнуть, поболтать, поиграть в фишки, в сифака или вышибалы на роликах.
Той весной Димас признался, что влюблён в Ритку, и Ася начала с ней общаться, чтобы «свести» их. Так они стали лучшими подругами. Потом Ася с Ваней расстались, как расстаются дети: «Прости, но я хочу расстаться. Я тебя больше не люблю»; и перестали общаться, как перестают дети: без боли. (Это через годы понимаешь, что боли не было, сравнивая с тем, как больно бывает сейчас, но тогда, конечно, трагедия). В восьмом классе Ваня ушёл от них в третью по счёту, школу. Димас ушёл после девятого, и впоследних классах девочки сдружились с Захаром (он всё это время неплохо общался с пацанами), который и привёл их в тусу.
И вот Димаса выперли из универа, забрали в армию, а Ася с Ваней долго созывали всех поехать к нему. Изначально собиралось человек пятнадцать, но получилось, что едем только мы втроём. И я, конечно, был в этой истории лишним. В ту ночь, когда Аська лежала на Ванином плече, я смотрел на них и чувствовал годы, нитью крепко привязавшие их друг к другу. Будто каждая встреча, каждый разговор двух людей – это стежки, и чем больше стежков, тем сложнее разорвать шов. И чем прочнее, чем длиннее он, чем дальше уходит в прошлое, в детство, тем меньше слов нужно, чтобы как-то
