объяснить, что именно связывает двух непохожих людей. Поэтому, бывает, встречаешься со старым добрым другом, и вам всегда есть о чём поговорить, даже если вы не виделись с пяток лет.* * *
За окном всё реже мелькали станции, только бесконечно повторяющийся фрагмент: вспышка фонаря, тянущиеся провода над соседними путями и стена непроглядно-чёрного леса. Copy+Paste, Copy+Paste, Copy+Paste. Тусклые лампы едва освещали коридор нашего плацкартного вагона. Пассажиры в купе слева и справа от нас и на всех обозримых боковушках отправились на покой, уткнувшись носом в фанерные стенки, обитые пятнистым пластиком. Обивка отражала запах русского поезда – хлорки, кожи и металла; он долго ещё стоит в носу. В пункте назначения ты обязательно заметишь, что поезд ушёл, а запах его остался с тобой. В волосах, в вещах и даже на коже. Как въевшаяся табачная вонь после ночного кутежа в каком-нибудь заведении – до первого принятия душа и стирки.
Вано лепил плюшки, пока мы замерли, облизывая губы и стреляя глазами по сторонам. Наше тихое веселье прервало появление неясного силуэта, неожиданно нарисовавшегося в темноте за спиною Вани и через секунду прогремевшего над его ухом:
– Молодые люди, документики предъявите, пожалуйста.
В этот миг Асина улыбка сменилась отчаянием, которое наполнило за долю секунды взгляд, устремившийся сначала на меня, а потом на 9 чёрных точек (по три каждому) на столике – таком же пятнистом, как стенки вагона. Полутьма озарялась лишь короткими вспышками, знаменующими начало очередного фрагмента: фонарь-провода-темнота-фонарь. Яркий, словно дневной, свет озарял вагон и наши испуганные лица на какую-то долю секунды, а потом вновь погружал всё во мрак. В очередной вспышке я увидел, как она побледнела.
– Молодые люди, документы, – повторил мент более настойчиво, протянув ладонь, тем самым выводя нас из оцепенения.
– Сейчас, командир! – ответил Вано.
Его голос звучал чересчур бодро. Подозрительно. По спине пробежал холодок. Меня передёрнуло. Мент уловил это краткое движение и вопросительно перевёл взгляд с Вани на меня. Ваня с размаху поставил бутылку пива на плюшки, закрыв как можно больше, повернулся к рюкзаку, валяющемуся у окна, достал паспорт и с улыбкой протянул его менту. Мы с Асей переглянулись и повторили за ним, закрыв своим пивом остальные точки.
Мент прищурился, посветив фонариком в каждый паспорт. Потом посветил на столик. Моё сердце остановилось.
– Распитие запрещено… – медленно протянул он.
– Командир, да мы это, мы к брату в армейку. Навестить. Мы ж не бухаем – так, по пивку одному, – начал свою телегу Ваня, улыбаясь во весь рот.
– Не имеет значения, – сухо отрезал милиционер.
– Простите нас, пожалуйста, мы сейчас выкинем! – пропищала Ася.
Казалось, что её шея пропала где-то в плечах с того самого мгновения, когда над её рыжей макушкой раздался строгий бас стража порядка.
Милиционер окинул нас взглядом. Подумал.
– Ладно. Прощаю, – и протянул нам паспорта. Ваня вытянулся по струнке, рывком приставил руку к невидимой фуражке, шутливо отдавая честь. Мент усмехнулся.
Как только едва различимый во тьме силуэт (прямые брюки, широкий китель и кокошник фуражки, возвышающийся над узким затылком) исчез за дверью, мы обмякли на кушетках – как проколотые воздушные шарики.
– Бля, Вано, ну ты и дебил, реально! На**р ты тут лепить начал у всех на глазах? Я ж сказал – в туалет иди! – зашипел я на друга.
– Слышь, это кто ещё дебил? Вообще-то ты сидишь лицом к проходу, му*ак слепой! – прошипел он в ответ.
– Ладно, ребят, забейте, ушёл и ушёл, чего теперь это обсуждать… – встряла Ася, махнув рукой. – Как думаете, он обратно пойдёт? – фонарь вспыхнул на долю секунды, осветив её ехидную улыбочку.
– Ха, Ась, ну ты даёшь! – Вано растянулся в улыбке. – Ты, я смотрю, беспалевная. Вообще, я думаю, он идёт либо куда-то, либо до конца состава, а потом обратно. Проверка типа.
– А мы в каком вагоне?
– В третьем с головы, – отвечает Ваня, и они с Асей переглядываются и устремляют на меня вопросительный взгляд.
Я сразу понял затею этих двух хитрых рож.
– Да ну вас в жопу, долбанутые, вам делать нечего? Шманить будет на весь вагон! Вы не можете дождаться приезда? Мы через пару часов будем на месте!
– Чё, брат, зассал?))) – в Ванином взгляде читался вызов.
Он точно был одним из тех, кто любил испытывать удачу, принимая все вызовы судьбы с задорным весельем. Чем более сумасшедшей была авантюра, тем больше удовольствия он получал, соглашаясь в неё ввязаться. Я знал, что пойти покурить в туалете для него теперь было делом чести. Не знаю уж, что за понятие чести у него было, но всё, что касалось запрещённых обществом, законом, моралью и любыми другими нормами вещей, явно входило в список того, что должен сделать честолюбивый человек.
– Да что ты сразу…зассал не зассал…просто зачем это беспонтовое палево?
– Ну, значит, ты не будешь курить?
– Нет, я не буду! – воскликнул я, сразу оглянувшись, не разбудил ли кого, и откинулся на спинку своей скамейки, протестно скрестив руки на груди.
– Зашибись, нам больше достанется! Иди тогда в тот тамбур, куда он ушёл,–постоишь на стрёме. Если пойдёт обратно – скинь гудок.
Я стоял в тамбуре на противоположном конце вагона, откуда по логике должен был появиться мент, если он вдруг пойдёт обратно, и представлял, как он резко появится, почует шман травы и побежит в их сторону. Я, конечно же, попытаюсь дозвониться, но сеть-то не ловит. Мы чёрт знает где. Он с ноги вышибет дверь в их туалет, а там Ваня протягивает Асе бутылку, и я скажу потом: «Ах, Ася, Ася, почему ты пошла с ним, а не осталась со мной?» Со мной – тем, кому тоже жутко охота покурить, но который не станет теперь просить, признавая тем самым их правду (зассал, короче).
Состав мчал во всю прыть, мерно покачиваясь на казалось бы ровных рельсах. В тамбуре, на стыке вагонов это особенно чувствовалось. Я прикладывал усилия, чтобы стоять ровно. Лес тенью проносился за мутным окном, отражавшим простенькие внутренности тамбура. Там – едва различимый пейзаж. Всё тот же Copy+paste мелькающего фонарного света, редкого-редкого, так как мы шли за чертой населённого пункта. Блики окон в дали, навсегда пропадающие из виду. «Наверное, деревни», – рассеяно думал я, пряча руки в карманы и ёжась от холода, тянущегося из-под тамбурной двери, ведущей в перемычку меж вагонами. Здесь – мы, а там – всё как одно: разбитое и забытое богом. Я держал телефон наготове, сжимая в кармане, в зубах дымилась сигарета. От пива накатила усталость, я не мог справиться с одолевшей зевотой и вздрогнул от неожиданности, когда дверь, ведущая в коридор нашего вагона, резко отворилась. Это была Ася, а не мент.
– Мы всё. Пойдёшь? Я постою, – глаза её были красные и едва
