удобное положение, она ерзала на жестком сиденье.
Пока мать утешала плачущую девушку, Бекка обводила взглядом обстановку. Она, как и многие люди, отчаянно ненавидела больницы. Пронзительный, повторяющийся писк аппаратов, перестук колесиков, когда мимо провозили тележки; витающий в воздухе запах невкусной еды и вонь антисептика, стремящаяся перебить его. Она проклинала влажную жару в палатах и оглушительный храп спящих пациентов. Все вокруг нее воскрешало жуткие воспоминания о тех днях, которые она и ее родители провели возле постели ее сестры, и никто из них не хотел уходить оттуда первым. Вместо этого они оттягивали тот момент, когда оборудование, поддерживающее в ней жизнь, будет отключено. Это случилось после того, как недоношенная семимесячная дочь Эммы была извлечена из инкубатора, и ее в первый и в последний раз положили на грудь ее биологической матери.
Все они безмолвно молились, чтобы компьютерная томография и магнитно-резонансная томография мозга показали, что случилось чудо и что где-то в глубине своего существа Эмма цепляется за жизнь. Но ни одно сканирование так и не выявило активности.
Бекка первой из всей семьи взяла на руки свою племянницу. Она запомнила ощущение прикосновения к коже новорожденной и то, как не хотела ее отпускать. Молилась, чтобы это крошечное хрупкое дитя приняло ее и не осознало, что руки, обнимающие ее, не принадлежат телу, давшему ей жизнь.
Неожиданное появление отца воспламенило что-то в душе Бекки. Посреди всего этого шума и суеты она желала только ощутить свою малышку так, как ощутила ее тогда. Она вынуждена была отпустить Эмму и не хотела делать то же самое с Мэйси. Она тосковала по тому, чтобы быть матерью…
Бекка взглянула на девушку, лежащую на больничной койке. Она была полной противоположностью своей мускулистой татуированной матери. Хлоя была тощей и хрупкой, и это особенно бросалось в глаза сейчас, когда она жестоко пострадала в автомобильной аварии. Удар пришелся на правую половину тела — сломанная рука загипсована, нога тоже в гипсе и подвешена при помощи системы грузов. Глаза у нее были красные, на прикроватной тумбочке стояла почти пустая коробка с бумажными платочками, окруженная открытками с надписью «Выздоравливай скорее!».
Ее мать принадлежала к тому типу женщин, которых отец Бекки назвал бы спесивыми, — основываясь на одной только внешности. Она сидела на краешке постели Хлои, и ее ярость была направлена против человека, который стал причиной несчастий ее дочери.
Бекка опять подумала о Мэйси. После рождения девочки Бекка испытывала такое же сильное желание защитить, какое наблюдала сейчас у матери Хлои. Давно погребенные воспоминания всплывали на поверхность — о том, как запах потерянной сестры сочился из всех пор детского тельца. Потом, к своему позору, она вспомнила, как позже была ошеломлена диагнозом «синдром Дауна», поставленным Мэйси. Бекка отреагировала на это, отстранившись от девочки, испуганная тем, что у особенного ребенка — особенные потребности, а значит, понадобится особенное терпение, чтобы их обеспечить.
Она продолжала любить дочь, но уже не чувствовала такой близости к ней, как та, что существовала в первые месяцы после появления Мэйси на свет. Бекка стала считать, что недостаточно хороша для своей дочери, и медленно, но верно начала полагаться на Хелен, которая заменила ребенку всех — мать, отца, бабушку, дедушку, тетю… Хелен водила ее на приемы к врачу, выполняла все назначенные процедуры по развитию речи, движений, внимания. То, что Мэйси оказалась готова пойти в обычную школу, было заслугой и результатом трудов Хелен, а не Бекки.
Бекка откашлялась, выкинула из головы посторонние мысли и вернулась к работе.
— Итак, позвольте мне еще раз проговорить вашу точку зрения на события, Хлоя. Вы сдали экзамен по вождению неделю назад и в день происшествия ехали на работу, когда ваша машина остановилась на светофоре. Вы крутили ключ в замке зажигания, но двигатель не заводился. Потом автомобиль красного цвета, стоящий позади вас, начал вам гудеть.
Хлоя кивнула, и мать крепче сжала ее руку.
— Он просто выпрыгнул, словно из ниоткуда, — сказала Хлоя. — Начал стучать сначала в боковое стекло, потом в лобовое, обзывать меня по-всякому и кричать, что убьет. Я крутила и крутила ключ, но ничего не происходило, и я начала плакать, потому что ужасно испугалась.
На глаза девушки снова навернулись слезы, и мать поднесла руку дочери к своему лицу, чтобы коснуться ее губами.
— В конце концов я завела машину и нажала на газ. Я была так напугана, что даже не заметила, как светофор снова переключился на красный свет. И именно поэтому в меня влетел фургон, ехавший по поперечной улице.
— Когда вы поймаете этого ублюдка, я ему морду в кровь разобью за то, что он сделал, — пригрозила ее мать. — И я знаю других людей, которые тоже захотят до него добраться.
Бекка сделала себе пометку направить экспертов в гараж, куда отбуксировали машину: проверить отпечатки пальцев на дверной ручке и следы ладоней на окнах. Она подозревала, что они совпадут с теми, которые были найдены на корзинке в супермаркете.
— Человек, который это сделал, есть на какой-нибудь из этих фотографий? — спросила Бекка, показав Хлое два фоторобота.
— Может быть, я не знаю, — ответила та. — Когда я увидела, какие у него злые глаза, захотела только удрать оттуда побыстрей.
— Это нормально, — отозвалась Бекка, понадеявшись, что Джо больше повезет с опознанием. У нее было чувство, что после следующего совещания они весь день проведут за просмотром записей с дорожных камер на месте происшествия и в его окрестностях.
— Он и раньше такое проделывал? — спросила миссис Бэйфилд. — Если у вас есть его портреты, должно быть, да.
— Это одна из линий расследования, которое мы сейчас ведем, — уклончиво ответила Бекка. Она не видела ничего хорошего в том, чтобы пугать девушку еще сильнее, сообщая ей о том, что она едва не стала очередной жертвой пятикратного убийцы.
— Регистратор все записал; хотите посмотреть, что там? — с надеждой добавила мать Хлои.
— То есть? — не поняла Бекка.
— Поскольку Хлоя — водитель-новичок, страховая компания заставила ее установить на машину видеорегистратор. И за это она получила скидку на страховку.
Бекка почувствовала, как учащается ее пульс.
— Камера все еще в автомобиле?
— Нет, она здесь, в моей сумке. — Мать Хлои достала пухлый коричневый
