Интересно, как скоро статья Элис появится в Сети? Может, Адам ее прочитает?
– Надо попросить спасательные жилеты из бизнес-класса, – предлагает Дерек. – Это, по крайней мере, хоть что-то.
Мы с Франческой переглядываемся. До Сиднея остается чуть более двух часов, теперь мы далеко в пределах северной Австралии. Если разобьемся прямо сейчас, жилеты помогут не больше, чем ложка в драке на ножах.
– Конечно, – киваю я.
Среди кресел вокруг нас уже мелькают желтые пятна. Я вижу, как Элис разглядывает спасательный жилет на сидящем ближе всех к ней подростке с пепельного цвета лицом, и воображаю, как журналистка срывает его с мальчишки, оправдывая ценой билета повышение своих шансов на выживание.
– Я пойду, – говорит Роуэн.
– Нет! – хором возражаем мы с Франческой.
– Это моя работа, – объясняю я, поднимаясь и подняв руки вверх, словно сдаюсь в плен. И моя вина.
Я медленно прохожу несколько метров до того места, где стоит Ганг. Он обильно потеет, переминается с ноги на ногу.
– Мне было хотелось принести из бизнес-класса спасательные жилеты, – обращаюсь я к нему.
– Никому нельзя покидать данную часть самолета.
– Это поможет успокоить пассажиров.
Ганг колеблется, но все-таки качает головой, явно выполняя полученные от Миссури приказы. Я меняю тактику:
– А кто вас ждет дома? Вы женаты?
– Я живу с родителями.
Он внезапно осекается, будто сболтнул лишнего. У него дергается левое веко.
– Они, наверное, гордятся вами.
От злости на резко очерченных скулах Ганга проступают красные пятна.
– Станут гордиться. Гордиться тем, что отстаиваю то, во что верю.
– Приговорив сотни людей к смерти?
– Никто не погибнет!
– Уже погибли.
Я думаю о Кармеле, о том, как жизнь вытекла из нее за несколько секунд. Никто, твержу я себе. Никто больше не погибнет.
– Это… – мнется Ганг. – Все случайно получилось. Если вы выполните приказания, никто не пострадает. Правительство согласится на наши требования, и Амазонка благополучно посадит самолет.
– А вы отправитесь в тюрьму.
– Мы спасем планету.
Я качаю головой.
– Сколько вам лет? Двадцать три? Двадцать восемь? У вас вся жизнь впереди, а вам промыли мозги, чтобы вы от нее отказались.
– Изменения климата – самая страшная…
– Угроза планете. Все понятно. Но это не ответ.
– Тогда что? Болтовня? Митинги? Словами перемен не добьешься, только действиями. Вы можете быть частью проблемы, если хотите, а я горжусь тем, что я – часть ее решения.
– Сесть на пол!
Это слова не Ганга, который тяжело дышит, словно бежит последние двести метров марафона, а приказ Миссури. Она злобно смотрит на меня, когда я буквально падаю на пол, потом кричит на Замбези:
– Останься с ним!
Замбези закатывает глаза, однако подчиняется. Позади нее Миссури широкими шагами направляется в носовую часть самолета. Я украдкой наблюдаю, как она стучится в дверь кабины пилотов. Дверь открывается, и Миссури исчезает за ней.
Что там происходит?
Мужчина, управляющий самолетом, называющий себя Амазонкой, знает достаточно, чтобы суметь впустить Миссури в кабину, но знает ли кто-нибудь из них, как деблокировать аварийный код доступа?
– Слышала, ты когда-то летала. – Франческа придвинулась поближе и устроилась напротив меня.
– Кто тебе сказал?
– Один из бортпроводников. Я обмолвилась, что меня поставили на сиднейский рейс, а он ответил, что его тоже внесли в списки экипажа, но он поменялся. И добавил, что тебе прямо жуть как хотелось полететь. – Слегка улыбаясь, она имитирует выговор Райана.
– Верно. – Я немного успокаиваюсь. Райан не знает всей истории, лишь то, что я училась на пилота, а потом бросила. Вот и доверь ему хоть что-нибудь, мгновенно сплетни разнесет.
– Первый учебный вылет у меня был на «Пайпере РА-28 Чероки». Подарок от родителей. Лет в двадцать я выпросила у них еще несколько полетов, в основном на «Сессне-150».
– Он сказал, что ты начала учиться на пилота авиалиний. – На лице у Франчески любопытство, но без неприязни, и я подумываю рассказать ей обо всем. Интересно, как я стану во всем признаваться после стольких лет? Исповедь священнику, когда рядом маячит смерть?
Этой возможности я лишаюсь, поскольку раздается треск, предваряющий объявление из кабины пилотов.
– Говорит ваш пилот.
Женский голос. Это Миссури.
– Почему она управляет самолетом? – спрашивает Франческа.
Я смотрю на Ганга, но по его растерянному лицу ясно, что он тоже не знает.
– А она умеет?
– Не известно, – шепотом отвечает он.
Я представляю Ганга в родительском доме, его комната хранит воспоминания о школе, друзьях юности, музыке на всю катушку. Стоящая рядом с ним Замбези следит за проходом в противоположной части салона, и я думаю: «Да, я права. Я все верно рассчитала». План начинает медленно вызревать.
Миссури продолжает:
– С сожалением сообщаю вам, что британское правительство не соглашается с нашими требованиями наложить штрафы на авиакомпании, не способные или не желающие продемонстрировать свою приверженность возобновляемым источникам энергии.
Я резко оборачиваюсь, обмениваясь полными ужаса взглядами с Франческой и остальными. Что все это значит?
Ответа долго ждать не приходится.
– Мы по-прежнему держим курс на Сидней, – говорит Миссури. – Там мы продемонстрируем правительству реальные последствия его неспособности действовать в отношении сотрудничества, направив самолет на всемирно известное здание Сиднейского оперного театра.
Ганг резко разворачивается к Замбези и видит ее перекошенное от ужаса лицо, такое же, как и у других угонщиков. Они этого не знали. Это в их планы не входило. У меня противно сосет под ложечкой. Мужчина в кресле у окна встает, держа в руке телефон:
– Они подняли истребители! Об этом весь «Твиттер» кричит.
– Это австралийские ВВС! – восклицает кто-то из дальнего конца салона. – Они спешат к нам на помощь!
Всех охватывает радость – дерзкая и вселяющая надежды. Мы с Франческой переглядываемся. Лицо у нее бледное и напряженное. Сосание под ложечкой усиливается. После ухода Миссури люди опускают руки и разминают затекшие мышцы.
– Что сделают истребители? – спрашивает Дерек. Наше волнение не ускользает от его острого взгляда.
– Они могут вынудить нас повернуть на Брисбен, – отвечает Франческа. – Или же станут сопровождать нас на минимальной дистанции до аэропорта Сиднея, пока мы не сядем.
Роуэн подается вперед, плотно замыкая сектор в четверть круга и не оставляя места для Элис.
– А если Миссури попытается подлететь к оперному театру, как угрожает?
– Нам не дадут туда долететь.
Франческа умолкает. Потом понижает голос, так что слышим ее только мы четверо, зная, что нужно обеспечить спокойствие в салоне, а ее следующую фразу пассажирам лучше вообще не слышать.
– Нас собьют.
Глава тридцать девятая
4:00. Адам
У Майны очень красивый голос. Она говорит с узорчатыми и богатыми модуляциями, как это часто делают языковеды, чьи слова звучат бархатисто от уверенности в каждой произнесенной фразе. Майна считает английский своим родным языком, хотя так же хорошо владеет французским – языком, на котором ее родители общались дома. Она
