лицо и растекались по подлокотнику, как жидкие чернила. Ригель казался беспомощным и… невыносимо красивым. — И все-таки так нельзя, — прошептала я. — Ты притворяешься монстром, чтобы отгородиться от мира, а потом… потом лежишь здесь вот так, — упрекнула я Ригеля, обезоруженная его невинным видом. — Почему? Ну почему ты постоянно переворачиваешь все с ног на голову?
Лучше бы забыть жизнь в Склепе, наши с ним стычки, сказанные друг другу слова, но я не могла. В Ригеле спряталось что-то яркое и хрупкое, и теперь, когда я это осознала, сдаваться было нельзя. Хотелось вырвать его из мрачного тумана, вытащить на свет из глубин одиночества и увидеть, как он сияет в лучах жизни.
Да, я и правда бабочка, которая безрассудно летит на огонь…
И тут я застыла от ужаса, поняв, что могу сосчитать его ресницы и вижу малюсенькую родинку у губы. Я выпрямилась и быстро попятилась.
Когда я успела подойти к нему так близко?
От волнения я сильно сжала мобильник, который держала в руке, и случайно открыла видео Билли: коза заорала во все горло, и телефон чуть не выпал у меня из рук.
Спотыкаясь, я вылетела из гостиной за мгновение до того, как Ригель резко сел на диване, разбуженный блеяньем.
Я побежала к своей комнате, но на верхней площадке обо что-то споткнулась. Прежде чем я успела сообразить, что происходит, ко мне подкатился пушистый шар и укусил меня за икру.
Клаус все-таки устроил засаду.
Какой позор! Эта мысль мучила меня до самого вечера. Лучше бы мне провалиться под землю, чем сидеть за столом рядом с Ригелем. К счастью, он не спустился ужинать: разболелась голова.
Неудивительно: от такого концерта любой проснулся бы с мигренью.
Я постоянно стремилась хотя бы немного побыть наедине с Норманом и Анной, но сейчас то и дело поглядывала на пустой стул рядом. Может, мне некомфортно в дружном треугольнике, и я бы предпочла привычный квадрат?
Я помогла Анне убрать со стола, а потом пошла в гостиную, чтобы немного почитать. Поискала в книжном шкафу что-нибудь, что помогло бы отвлечься, и нашла «Сказки, мифы и легенды народов мира». Название меня привлекло. Я погладила корешок книги и сняла ее с полки. Кожаный переплет, цветочный орнамент на обложке — она великолепна. Я села в кресло и начала ее листать. Интересно посмотреть, на каких сказках вырастают дети, живущие в других странах. Вдруг среди этих историй есть и легенда о Творце Слез? В содержании ее не оказалось, зато там было много других заманчивых названий, поэтому я принялась читать.
— Начинаю думать, что ты к этому пристрастилась.
Я вздрогнула. Возникло ощущение дежавю. Я сжала книгу, в которой уже прочитала приличное количество страниц, и мои глаза встретились с парой пристально глядящих глаз.
— К чему? — спросила я, потрясенная его появлением.
— Будить меня в самый неподходящий момент.
Новый укус. Мои щеки тут же вспыхнули, и я виновато посмотрела на Ригеля. Неужели он не поленился прийти сюда, чтобы попрекнуть меня?
— Так случайно получилось, — сказала я и опустила голову, пряча глаза, — я тебя не заметила. заметила.
— Странно. Мне казалось, что ты стояла очень близко.
— Я просто проходила мимо. Удивительно, что ты лег поспать здесь, да еще днем.
Сказав это, я сразу пожалела, что не нашла других слов. Испугалась, что он снова занервничает, расстроится или нахмурится. Больше всего я боялась, что он уйдет.
С каких это пор я стала такой противоречивой?
— Извини, — прошептала я, потому что, если подумать, было за что извиниться. Я по-прежнему переживала из-за того, что сегодня произошло, но таить обиды не в моем характере.
Присутствие Ригеля меня тревожило, но я готова продолжить наш разговор с того места, где мы остановились. Безнадежное дело, конечно.
Инстинкт подсказал мне другой путь.
— Ты как-то сказал, что все сказки одинаковые, они построены по одной схеме: лес, волк и принц. Но, оказывается, далеко не все. — Я открыла книгу на нужной странице. — Например, в «Русалочке» Андерсена есть море и девушка, влюбленная в принца. И никаких волков. Эта сказка написана по-другому.
— И у нее счастливый конец?
Я колебалась, потому что Ригель, похоже, знал ответ на этот вопрос.
— Нет. В конце он влюбляется в другую, и Русалочка умирает.
Зачем я затронула эту тему? Ведь я когда-то согласилась с Ригелем. Именно в этой комнате в последний раз он говорил о риске не добраться до счастливого конца: если в сказке не соблюдаются правила, нарушается сюжет.
— Только этому сказки и учат, — с усмешкой сказал он. — Всегда есть с чем бороться, меняется только тип монстра.
— Мне так не кажется, — прошептала я, решив, что мое мнение имеет значение. — Сказки учат нас не мириться с обстоятельствами. Они призывают не терять надежды. В них нам не объясняют, что существуют такие или сякие монстры, а говорят, что их можно победить.
Вдруг я вспомнила, что он сказал мне тогда здесь, возле книжного шкафа: «Ты, кто зациклилась на своем хеппи-энде, наберешься ли смелости представить себе сказку без волка?» Очередная многозначительная фраза Ригеля. Вести с ним прямой открытый разговор невозможно, в его словах всегда скрывались намеки и вторые смыслы, и требовалась смекалка, чтобы их уловить.
— Я думаю, что сказка может обойтись и без волка.
Если я цеплялась за хеппи-энд, то он, похоже, цеплялся за роль злодея в нашей истории, как будто решил следовать некоему навечно утвержденному сценарию. Я хотела заронить в нем сомнение, намекнуть, что он ошибается. Может, поняв это, он перестанет бороться со всем миром и с самим собой.
— И что потом?
Вопрос сбил меня с толку.
— Потом? — неуверенно переспросила я.
Ригель смотрел на меня с любопытством и так пристально, будто хотел заглянуть в мои мысли.
— Чем заканчивается эта сказка?
Я промолчала, потому что не ожидала такого вопроса и не могла быстро придумать ответ. Вот бы удивить его какой-нибудь яркой концовкой, но нет, в голову ничего не приходило. И моего молчания оказалось достаточно, чтобы в глазах Ригеля погас любопытный блеск, словно он только что получил ожидаемый ответ.
— Все и все должны оправдывать твои розовые надежды, — пробормотал он. — В твоем идеальном, совершенном мире каждый на своем месте. Все в нем устроено так, как тебе хочется, и ты не способна видеть дальше собственного