плохо дело! Я рисовала эрику, думая лишь о ее значении на языке цветов – «одиночество»; мне хотелось выплеснуть эмоции, и я выплеснула их на бумагу, забыв о том, что эрика растет в пустошах Шотландии. Я совсем не подумала, известно ли это растение в Китае того времени.
Напряженно замерев, я медленно ответила:
– Это такой вид азалии. – Я успокоила себя тем, что азалия тоже относится к семейству эриковых, а значит, я не особенно соврала, – Цветок обычно растет на обрывах и отвесных скалах, и его непросто заметить. Ваша покорная служанка случайно увидела его на пути в Пекин с северо-запада.
Супруга Лян покивала, глядя на рисунок:
– Здесь ощущается талант, не присущий обычному человеку. Ты действительно умна, и твои руки ловки и умелы.
Она внимательно взглянула на меня. Вдруг ее взгляд скользнул по браслету на моей руке. Улыбка супруги Лян примерзла к ее лицу, и я машинально спрятала руку за спину. Я только успела встревожиться, а супруга Лян уже вернула себе первоначальный спокойный вид и, обернувшись к Цайцинь, отдала той рисунки и велела сделать вышивку точно по ним.
Решив, что на этом моя задача может считаться выполненной, я вежливо откланялась. Сестра слабо улыбнулась мне. Ответив ей такой же улыбкой, я повернулась и вышла.
Я тихо шла вперед, и не знаю, умышленно или случайно, но ноги принесли меня к павильону Тайхэдянь. Спрятавшись за углом, я стала издалека наблюдать за входом. Трудно сказать, как долго я там стояла. Аудиенция была окончена – мелкие и крупные чиновники один за другим покидали павильон, и среди них я увидела знакомый силуэт. Одетый в платье чиновника, человек медленно вышел из дверей. Он выглядел похудевшим и истощенным, но его осанка осталась такой же прямой и изящной. Он был далеко от меня, и я не могла разглядеть его лица; но и отсюда чувствовала его легкую улыбку и глаза, в которых не было и тени этой улыбки.
В голове у меня стало пусто. Я неотрывно наблюдала за тем, как он спустился по лестнице, а затем пересек площадь перед павильоном. Его сопровождало множество людей, но мне он показался очень одиноким. Лучи полуденного солнца освещали его, но не могли проникнуть в его сердце. Совсем как эрика, растущая в пустошах Шотландии: яркие, роскошные цветы не могут скрыть ее одинокую душу.
Он вдруг резко остановился и, повернув голову, посмотрел в направлении места, где я пряталась. Испугавшись, я быстро убрала голову и прижалась спиной к стене, чувствуя, как бешено колотится сердце. Несколько мгновений спустя я все-таки не выдержала и снова тихонько выглянула, но увидела лишь его удаляющийся силуэт.
Он уходил все дальше, пока наконец не исчез за парадными воротами. Не утерпев, я взбежала наверх по наклонной дорожке из белого мрамора. Стоявшие там евнухи и стражники знали, кто я такая, поэтому лишь удивленно воззрились на меня, не более того.
Я помнила, что, согласно регламенту двора Цин, министры, ведающие гражданскими и военными делами, обычно входили в Запретный город с юга, через левый проход ворот Умэнь, тогда как император, принцы и другие члены царствующего дома попадали внутрь через правый проход. Добежав до возвышения по самому короткому пути, я спряталась за колонной, выглянула наружу и действительно справа увидела только идущих из двора принцев и среди них его силуэт. Он медленно шел, беседуя со своими спутниками.
Когда они дошли до ворот Умэнь, он вдруг снова остановился и, обернувшись, поднял голову, глядя наверх, туда, где я стояла. Я как можно теснее прижалась к колонне, уперлась в нее головой и замерла.
Я стояла так довольно долго. Когда наконец снова выглянула, внизу уже не было ни души, и лишь лучи полуденного солнца, падая на землю, отражались от ослепительно-белых мраморных плит, заставляя глаза болеть и слезиться. Несмотря на это, я продолжала смотреть вниз. По-прежнему прижимаясь к колонне спиной, я медленно скользнула по ней вниз, опускаясь на пол.
Я сетовала на то, что сестра так упорствует, не желая уступать; но разве я сама не поступаю так же? Разве не было бы лучше, если бы я не вспоминала ежеминутно о том, чем все кончится, и была немного храбрее? Разве не было бы лучше, если бы я не была такой честной, меньше требовала и была согласна делить мужа с другими женщинами? Если бы я была чуточку наивнее и могла легко поверить в то, что я единственная, кого он любит, – разве это не было бы лучше?
Мимо прошел один из евнухов. Он испуганно дернулся и торопливо поприветствовал меня. Я поспешно поднялась на ноги, позволяя ему распрямиться, а затем, приведя свои мысли в порядок, отправилась назад.
По пути домой я вдруг заметила впереди неясный силуэт человека. Четырнадцатый принц? Я быстро нагнала его. Убедившись, что это в самом деле он, я громко окликнула его.
Он обернулся и, увидев меня, остановился, ожидая, пока я подойду поближе.
– Откуда идешь, именинница? – спросил он, улыбаясь.
Я улыбнулась ему в ответ и, тоже без всяких приветствий, задала встречный вопрос:
– А ты куда идешь?
– После аудиенции я навестил матушку, а сейчас хотел пойти к тебе.
– Почему ты побыл с матушкой так мало времени? – поинтересовалась я.
Он долго не отвечал, и я удивилась: неужели это такой сложный вопрос?
– Не буду скрывать, – наконец сказал он. – К ней пришли четвертый и тринадцатый братья, и я не стал задерживаться надолго.
Я молча шагала рядом с ним, размышляя, пока мы не пришли в мой дворик.
– Подожди меня здесь, – сказала я. – Я вынесу на улицу столик и заварю для тебя хорошего чаю.
Я вошла в дом, и он направился следом, желая помочь мне вынести стол, но я вытолкала его наружу со словами:
– Скорее выходи! Если кто-нибудь увидит, как ты здесь пьешь чай, это еще полбеды; но если кто-нибудь заметит, как ты двигаешь стол в моем доме, – будет плохо.
Ему ничего не оставалось, кроме как подчиниться.
Поставив столик под деревом османтуса, я принесла пару низеньких стульев. Затем поставила на стол сервиз из исинской глины и маленькую жаровню для кипячения воды. После этого я распахнула ворота настежь, подумав, что так гораздо лучше. Пока я раздувала огонь тростниковым веером, четырнадцатый брат вертел в руках одну из стоявших на столе чашек.
– Похоже, это тот самый сервиз, который ты просила меня найти два года назад, – проговорил он. – Я специально отправил за ним людей в Миньнань. Я тогда еще поразился тому, как
