ответила, что немного переела, а потому с радостью присоединится, и мы вместе вышли на улицу.
Был конец месяца, в небе висел тонкий, но яркий серп убывающей луны. Мы с Юйтань неспешно плыли вперед по тропе, сохраняя молчание.
– О чем думаешь, Юйтань? – спросила я через какое-то время.
– Я вспомнила о матушке и младших братьях с сестрами, оставшихся дома, – тихо ответила девушка после короткого молчания.
– Неудивительно, что ты так ответственно относишься к работе, – заметила я. – Оказывается, ты старшая дочь в семье.
Я уже давно заметила, что Юйтань выглядит серьезнее остальных. Она делала все быстро, ловко и тщательно, а также обычно держала рот на замке и никогда не сплетничала о других с остальными служанками и придворными дамами; именно поэтому я решила оставить ее возле себя.
– Сестрица слишком добра, – отозвалась Юйтань. – Я всего лишь дочь из бедной семьи, которой рано пришлось взять на себя все заботы о доме – отца не стало. По сравнению с другими у меня чуть больше опыта в житейских делах, только и всего.
Слушая, я невольно повернула голову и взглянула на нее. Все это время я придерживалась правил современного общества и не интересовалась личной жизнью других людей, поэтому, хотя мы с Юйтань больше года провели вместе, я знала о ней только то, что она маньчжурка из семьи боой[67]. Хотя они занимали довольно низкое положение, порой некоторым удавалось выбиться наверх, к примеру, как супруге Лян, матушке восьмого принца, или известному военачальнику императора Юнчжэна Нянь Гэнъяо. Кстати, предки автора «Сна в красном тереме» Цао Сюэциня тоже были выходцами из боой, приписанных к корпусу белого знамени.
Сейчас, когда Юйтань вдруг заговорила о своей семье, я смогла узнать, что они не только занимали низкое положение, но и были очень бедны. В современном ли мире или в мире прошлого слово «бедность» было неприменимо к моей жизни. Не в силах подобрать слова утешения, я продолжала молча идти рядом с ней.
Догадавшись по выражению лица о ходе моих мыслей, Юйтань натянуто улыбнулась:
– Сегодня у сестрицы день рождения, а я говорю о всякой чепухе. Как невежливо с моей стороны.
– Я думаю, что то, что мы говорим об этом, напротив, показывает, что мы очень близки, – улыбнулась я, глядя на девушку. – Если хочешь, считай меня своей настоящей сестрой.
С этими словами я тихонько вздохнула, думая: да, для тебя почти невозможно встретиться с семьей, но в будущем, покинув дворец, ты всегда сможешь увидеть их. А вот я, боюсь, больше никогда ее не увижу.
– Я тоже скучаю по своим родителям.
– Каждый, кто попал во дворец, нечасто видится с родителями, братьями и сестрами, – вздохнула Юйтань и бросила на меня взгляд. – Я скажу искренне, не боясь гнева сестрицы: ты намного лучше нас. Господин восьмой бэйлэ – твой зять, и все принцы хорошо к тебе относятся, даже помнят о твоем дне рождения. – Она едва слышно вздохнула и продолжила: – Здесь, во дворце, кругом одни хозяева. Разве кто-то вспомнит о дне рождения служанки?
Я молча слушала ее.
Мы подошли к берегу пруда и загляделись на отражение луны в воде. Подняв голову, я посмотрела на висящий в небе месяц и сказала:
– Мы и наши родители ходим под одной луной.
Сказав это, я спросила себя: могут ли мои родители видеть ту же луну, что и я?
Юйтань тоже подняла голову, вместе со мной глядя на луну. Через какое-то время она произнесла:
– Сестрица, я бы хотела поклониться луне так, будто кланяюсь родителям.
Я кивнула, и мы обе, опустившись на колени, трижды поклонились луне. Пока мы кланялись, сзади вдруг послышался шорох. Обернувшись, мы увидели Ли Дэцюаня с рогатым фонариком[68] в руках. Следом за ним шел сам император Канси.
У нас с Юйтань душа ушла в пятки. Мы поспешно отошли немного в сторону и рухнули на колени. Подойдя ближе, Его Величество опустил голову, разглядывая нас, и мягко произнес:
– Поднимитесь. Мы хотели покоя и потому не посылали никого расчистить дорогу. Неудивительно, что вы испугались нашего появления.
Лишь тогда мы с Юйтань, коснувшись лбом земли, поднялись на ноги.
– Кому вы только что кланялись? – поинтересовался император Канси.
– Ваши покорные служанки вспомнили своих родителей, – торопливо пояснила я. – Подумав о том, что мы с ними смотрим на одну и ту же луну, мы решили поклониться ей так, будто кланяемся отцу с матерью.
Выслушав меня, император поднял глаза и долго глядел на луну, не произнося ни слова. Я вздохнула про себя, подумав: знала же, что если отвечу так, то после моих слов у Его Величества обязательно станет тяжело на душе, но могла ответить лишь правдиво – я просто не успела бы придумать хорошее объяснение; а еще рядом была Юйтань, и даже придумай я что-то, все равно не смогла бы пойти на такое злодеяние, как обман императора.
Некоторое время Его Величество молча глядел на луну, а затем скомандовал Ли Дэцюаню идти, как и прежде, с фонарем вперед и пошел следом, заложив руки за спину.
Мы с Юйтань сидели на коленях до тех пор, пока император Канси не скрылся вдалеке. После этого мы обе поднялись с земли и отправились домой. По пути я не удержалась и разок оглянулась, но свет фонаря уже было не разглядеть. Какой-нибудь обыкновенный старик, подумала я, мог бы прогуливаться в компании своих сыновей или внуков, а этот, могущественный правитель, гулял с евнухом. Императорский трон, словно шпилька владычицы Ванму, разделил Канси и его двадцать с лишним сыновей так же, как Небесная река – Нюлана и Чжинюй[69].
Вернувшись в свою комнату, я достала шкатулку для драгоценностей и стала рыться в ней. Некоторые украшения были преподнесены Жоси генералом Малтай как приданое, некоторые – подарены сестрой за эти годы; в любом случае все они были самого лучшего качества. Перерыв шкатулку сверху донизу, я выбрала нефритовую шпильку, украшенную резьбой, и пару подходящих к ней серег. Хорошенько завернув их, я отправилась в комнату Юйтань.
Юйтань, переодевавшаяся ко сну, стояла с распущенными волосами. Улыбаясь, я протянула ей сверток и сказала:
– Прости меня, сестрица, за то, что так поздно дарю тебе подарок.
Она выставила ладонь и принялась учтиво отказываться.
– Ты же уже назвала меня сестрой, – произнесла я с каменным лицом. – Как ты можешь не принять мой подарок?
Выслушав меня, Юйтань смущенно взяла сверток и,
