автомату. Там толокся какой-то незнакомый парень, безуспешно нажимая кнопки и ругаясь.
Автомат у нас капризный, нужно с ним обращаться ласково, так что новичкам не всегда везет.
— Позвольте мне! — сказала я, произвела нужные манипуляции, проговорила нужные слова, и в стаканчик потекла струйка кофе.
— Ловко вы! — восхитился парень, при ближайшем рассмотрении он оказался с виду постарше и посерьезнее, хоть одет был просто и волосы завязаны в хвост.
Принимая из моих рук кофе, он посмотрел на меня внимательно, но без наглости, потом отхлебнул кофе и сморщился:
— А скажите, варят тут где-нибудь приличный кофе, а то долго такое мне не выдержать?
— Напротив, через дорогу, есть приличное кафе…
— Не покажете? Как раз обед…
— Не могу, — улыбнулась я, — работа срочная.
— Тогда завтра?
— Хорошо, завтра…
Можете не поверить, но я забыла взять кофе и пришла в офис с пустыми руками.
— Лизавета Павловна, а кто это сейчас у автомата стоял? — спросила я, хотя вовсе не собиралась это делать.
— А, это у Катаева новый сотрудник…
— Вместо Александры?
— Да нет, — Лизавета нахмурила брови, как делала, когда чего-то не понимала, — там какая-то темная история с этой Александрой… Катаев, конечно, все скрывает, и кто такой этот новый — непонятно. Он только с Катаевым общается, но работает много.
Все ясно, поняла я, Александра ведь не просто так устроилась к Катаеву, не иначе ее наняли, чтобы что-то у него украсть. Я-то хорошо знаю…
Тут я вспомнила, что этот тип вроде бы даже почти свидание мне назначил, а сам даже не представился. Э, нет, дорогой, не пойду я с тобой пить кофе, хватило мне романа с Вадимом, упокой уже, Господи, его грешную душу.
Хотя, с другой стороны, судя по всему, этот парень недолго будет работать со мной на одном этаже. Выяснит, что там случилось у Катаева, да и уволится… А так он симпатичный…
Тут снова мне позвонили, на этот раз Кира Яковлевна:
— Полина, ты можешь приехать ко мне?
— Что такое, вы заболели?
— Да нет, просто из дома выйти не могу, при встрече все объясню. Это не то чтобы срочно, но все же хорошо бы поскорее…
С отчетом я управилась за полтора часа, и когда положила его начальнику на стол, то отпросилась пораньше. Он не посмел возразить.
На том месте, где совсем недавно возвышался красивейший храм греческого мира, теперь была только груда догорающих развалин.
Герострат заревел, как раненый зверь.
Он сделал свое дело, похитил священную чашу — но какой ценой! Из-за него погибло одно из чудес света…
Герострат бросился бежать прочь, чтобы не видеть плода своего злодеяния. Он бежал и бежал, пока хватало сил и дыхания, потом перешел на шаг.
Рассвет застал его на каменистой дороге вдалеке от города.
Болели сбитые о камни ноги, болела спина, болело сердце.
Герострат шел медленно, то и дело спотыкаясь.
Вдруг перед ним на дороге появился красивый юноша, почти мальчик.
Он встал на пути Герострата и проговорил:
— Ну что, ты получил то, что хотел?
Герострат испуганно попятился.
А юноша шагнул вперед — и начал удивительным образом меняться.
Из цветущего юноши он стал мужчиной средних лет, с лицом, изборожденным боевыми шрамами… а потом — дряхлым стариком, доживающим последние дни…
И вот истлевшая плоть свалилась кусками, и перед Геростратом был череп, выбеленный временем.
Ухмыляющийся череп…
— Ты получил то, что хотел?! — проревел череп страшным, оглушительным голосом.
Этот голос прогремел как летняя гроза, он наполнил гулом окрестности.
— Ты обманул меня! — с трудом выговорил Герострат. — Я похитил священную чашу — но не обрел бессмертия…
— Ты обрел его! — рявкнул череп. — Ты обрел бессмертие в своем позоре! Будут проходить века и тысячелетия, но люди не забудут твое постыдное деяние!
— Но я не виноват… — пролепетал Герострат. — Это ты… ты уговорил меня украсть чашу…
— Как всегда, ты хочешь переложить свою вину на кого-то другого. Всегда у тебя кто-то виноват, только не ты! Как ты думаешь, почему я именно тебе предложил украсть чашу?
Герострат медлил с ответом, и череп проревел:
— Потому что я увидел, что ты внутренне готов на любое злодейство! А теперь… теперь отдай мне чашу!
Мертвец снова превратился в старика, шагнул к Герострату и протянул морщинистые руки.
— Нет! — вскрикнул тот. — Не для того я поставил на кон свою жизнь и свое доброе имя! Я совершил преступление против людей и богов, похитил эту чашу — так, по крайней мере, она останется моей!
С этими словами Герострат прижал чашу к груди и бросился наутек, не разбирая дороги.
Снова он бежал и бежал, пока от усталости у него не начало темнеть в глазах. Тогда он остановился, тяжело дыша, и огляделся по сторонам.
Вокруг были выжженные солнцем каменистые холмы.
Мучительно хотелось пить, хотелось спрятаться в тень, но тени не было, насколько хватало глаз.
Но все это было не так уж важно.
Важнее было спрятать свою бесценную добычу, священную чашу…
Герострат опустился на четвереньки и принялся рыть жесткую каменистую землю голыми руками, как собака роет землю лапами, чтобы спрятать лакомую кость.
Он срывал ногти, руки его кровоточили, но вскоре перед ним была достаточно глубокая яма.
Герострат положил чашу в эту яму и торопливо закидал ее землей и камнями.
Закончив эту работу, он огляделся.
Со стороны было не видно, что тут что-то зарыто.
Здесь можно оставить чашу, хотя бы ненадолго…
Он отошел в сторону.
Ноги его не держали, и он опустился на четвереньки.
Так идти было легче, и тот, кто недавно был Геростратом, тот, кто уже не помнил этого, потрусил прочь от своего тайника, рассчитывая найти воду и какую-нибудь еду.
Вдалеке послышался хриплый лай шакала.
Тот, кто когда-то был Геростратом, остановился, задрал морду и хрипло залаял в ответ.
Старушка открыла дверь сразу же, как будто караулила меня у окна. В квартире у нее был легкий художественный беспорядок, в прихожей валялся почему-то большой плюшевый заяц, одетый в розовую юбочку. Значит, зайчиха.
Откуда-то издалека доносились звуки работающего телевизора, причем явно там крутили мультфильмы.
— Ну, какие у вас новости? — спросила я, проходя в комнату.
Вид у Киры Яковлевны был какой-то растерянный и потрясенный, как будто она только что имела продолжительную душевную беседу с тенью отца Гамлета.
— Кира Яковлевна, дорогая, что случилось? На вас просто лица нет!
— Ох, не спрашивай! — проговорила она. — Это такая история… ты просто не поверишь!
— Но вы все же расскажите!
— Тогда сядь. И я тоже, пожалуй, сяду, а то, боюсь, ноги меня не
