ресницы такие длинные и густые, что сразу ясно: накладные.
Женщина пристально смотрела на меня, видимо, оценивала.
На столе перед ней лежала раскрытая папка.
Наконец она проговорила жестким прокуренным голосом:
— Садитесь, Королькова! — и указала мне на один из стульев.
Стул был жестким и неудобным, чему я ничуть не удивилась. Я не ждала, что здесь будет мягкое кресло. Зато на таком стуле не расслабишься.
Я выпрямила спину и уставилась на Акулову.
Так мы несколько минут молча играли в гляделки. Наконец я не выдержала и проговорила:
— Так зачем вы меня вызвали?
— Чтобы задать несколько вопросов.
— Ну так задавайте!
Она все еще молчала, и я добавила:
— Мне ваш капитан Капитонов уже столько вопросов задавал… прямо как в викторине «Что, где, когда?».
— То Капитонов, а то я, — отрезала следователь.
Да, сразу видно, что ей палец в рот не клади. Прямо как ее рыбке. Одно слово — Акулова! В глубине души я понимала, что нужно мне сбавить обороты. Но там же, в глубине души, клубилась у меня самая настоящая злость.
Вот взять убийство Александры. Ну была у них одна подозреваемая — это я. Но у меня стопроцентное алиби. Так какого черта этот капитан Капитонов ничего не сделал почти за неделю? Вот чем он занимался? Потому что, раз эта баба вызвала меня на допрос, значит, больше у них никого нет.
Молчание сгущалось, очевидно, Акуловой надоело терять время, и наконец она задала мне первый вопрос:
— Как так вышло, что ваш пропуск был отмечен на проходной бассейна в день убийства?
— Я понятия не имею! У меня этот пропуск пропал задолго до того, а на время убийства Александры у меня железное алиби… это ведь есть в материалах дела. — Я показала на папку.
— Допустим. — Она опустила накладные ресницы и тут же сделала следующий выпад: — Я тут кое-что проверила и выяснила, что примерно полгода назад вы работали с потерпевшей… с Александрой Соломиной, в одной организации.
Надо же, раскопала-таки! Да, с этой бабой нужно держать ухо востро, это не простачок Капитонов.
— И вы об этом ничего не сказали.
— Ну, мало ли что… я этому не придала значения. Это же когда было…
— Не так уж давно. Кроме того, мне удалось узнать, что у вас с ней были неприязненные отношения.
— Ну, в коллективе бывают разные отношения. С кем-то мы дружим, с кем-то нет… это же не повод для убийства. Я уже даже не помню, что там у нас с ней было…
— Да? Вот как? Не помните? А вот мне сказали, что она у вас увела мужчину.
— Да ничего подобного! — возмутилась я, а про себя подумала: «С кем это она разговаривала? Кто ей такую ерунду наплел? И одно хорошо — ей ничего не сказали про украденный проект…» — Никого она у меня не уводила, и вообще тот самый мужчина погиб в аварии, если вы не в курсе, так что никакого предмета спора между нами не было. Я уволилась, чтобы ничто не напоминало о нем, а что с ней дальше было — понятия не имею.
Я перевела дыхание и проговорила тихим голосом, но так, чтобы было ясно, что я расстроилась от воспоминаний:
— Еще раз напоминаю, что у меня имеется алиби на время убийства, так что подозрения с меня сняты. Если у вас нет других вопросов, то, может быть, я пойду?
— Не торопитесь. — Очевидно, мой взволнованно дрожащий голос ничуть Акулову не впечатлил. — Вы пойдете, когда я разрешу. У меня есть другие вопросы.
При этих словах Акулова покосилась на свою пиранью — то ли совета от нее ждала, то ли заряжалась энергией.
А потом выдала совершенно неожиданное:
— Вы ведь знакомы с Дмитрием Колесниковым?
— С кем? — переспросила я, чтобы выиграть хоть немного времени.
Потому что этот вопрос выбил меня из колеи.
— С Дмитрием Колесниковым! — повторила Акулова.
— А кто это такой? И почему я должна его знать?
— Я надеялась, что вы мне это расскажете.
— Зря надеялись. Я понятия не имею, кто это такой.
— А может, вы его знаете как Дмитрия Сковородникова?
Я придерживаюсь того правила, что всегда лучше говорить правду. Если это возможно. Меньше шансов запутаться в собственных показаниях. И я проговорила:
— Так вас интересует Колесников или Сковородников? Дмитрия Сковородникова я знала… в детстве.
— Это один и тот же человек. Он поменял фамилию.
— Да? Странно… И почему вы о нем спрашиваете? Какое отношение он имеет к тому делу, к убийству Александры?
— К тому делу — никакого. Но он имеет прямое отношение к другому делу. Очень похожему. При подозрительных обстоятельствах была убита его бывшая жена.
— Надо же, а я даже не знала, что он был женат! Я вообще его с самой школы не встречала, с шестого класса!
Акулова взглянула на меня недоверчиво, но повторила:
— При очень странных обстоятельствах! Ее нашли убитой в запертой изнутри комнате.
— Прямо как в детективе! Запертая комната, там потом оказалось, что крючок сам задвинулся…
— Не перебивайте меня! Так вот, ее убили в запертой комнате на восьмом этаже, и в процессе следствия появилась версия, что убийца проник в комнату через окно…
— Он что — прилетел на место преступления? Как Карлсон, который живет на крыше?
— Нет, он спустился с крыши на веревке. А ваш друг детства Колесников имеет квалификацию промышленного альпиниста… вы этого тоже не знали?
— Представьте себе — не знала! В детстве он залезал разве что на крышу гаража. И прыгал оттуда в сугроб. Помню, нас поймал хозяин гаража и здорово Митьке накостылял…
— Допустим… но он до недавнего времени работал в фирме, выполняющей высотные работы. Пока его не уволили из-за подозрений в ограблении. Ограбили очень богатого человека, причем проникли к нему через окно, взломали сейф…
— И что — это все сделал Митька? Вот так вот просто взял и залез к богатому человеку и украл бриллианты из сейфа? Причем прекрасно знал, что подумают на него?
— А откуда вы знаете, что в сейфе были бриллианты? — Акулова бросила на меня острый взгляд.
— У них, у богатых, в сейфе всегда бриллианты лежат! — отмахнулась я. — Еще-то что там держать! Колбасу копченую? И что, его арестовали за грабеж?
— Ну, прямых доказательств не было, но подозрения имелись. Правда, потом арестовали взломщика, который на допросе признался, что это он вскрыл тот сейф, и сдал всю шайку, которая провернула то ограбление. Так что Колесников там был ни при чем…
— Вот как? — вспыхнула я, от злости позабыв об
