возможно убитым на месте, а возможно обреченным долго и безнадежно задыхаться. Гигантский артефакт не мог изменить курс, его влекло силой инерции. Он несся вперед, приближаясь к двум кометам. Крошечные скорлупки истребителей поняли опасность и удвоили усилия, пытаясь сбить его. Но у них не было реальной цели, на которой они могли бы сосредоточиться. Эврибиад сейчас был всего лишь огромной пеленой, поверхность которой по большей части была всего в несколько атомов толщиной. Поэтому они просто проскакивали его насквозь в тщетных попытках уничтожить. Они набрасывались на самые видимые узлы на краю паруса, снова и снова описывали вокруг него круги. И таким образом они напрасно подставляли бока под его шквальный огонь, и он всякий раз собирал свою жатву.
И в этот момент, в сердце межзвёздной битвы, Эврибиад был абсолютно счастлив.
Тем временем вражеские корабли приближались, и, соответственно, увеличивалось расстояние между парусом и Кораблем Отона. Эврибиад начал ощущать, как передача данных растягивается во времени. Волшебства в этом мире не бывает: скоро его реакции слишком замедлятся, и он не сможет сражаться с той же эффективностью. Но это не было проблемой. Фотонный парус еще пригодится, когда через несколько секунд налетит на их подлинные цели. Варвары наконец осознали всю серьезность ситуации. Теперь, выполнив поворот, они запустили двигатели на максимум, спеша на помощь своим истребителям. Словно два дискобола [57], которые готовятся к броску, они высвободили всю свою мощность и запустили два снаряда-близнеца. Примитивная, дешевая, но эффективная техника: метастабильный металлический водород, полученный сжатием, ускорялся на длинных магнетических направляющих, а потом выстреливался, как пушечное ядро. Такой материал – на треть легче алюминия – обладал крайне высоким сопротивлением.
В составном сознании возник еще один образ. Снова воспоминание. Таким оружием уничтожали союзников Отона во время большого отступления, предшествующего созданию Рубежа.
На сей раз такого не случится, прошептал колосс скорее себе, чем другим. На сей раз они заплатят. Два снаряда на огромной скорости пробили парус навылет, получили повреждения и унеслись в космос. Отон взревел от радости. А теперь – вишенка на торте! Он выпятил грудь. Никогда еще он не был так похож на каменную статую, облик которой принял. Это был образ неуемного, грубого, капризного бога, равного древним эллинским божествам; бога, влекущего за собой удивительную клику придворных: звезд, взрывов, расчетов и кривых, полубогов и смертных. Его разгоряченный разум сиял с яростной силой, светился запредельным жаром.
Фотонный парус продолжал бешеную гонку навстречу противнику, все еще окруженного стаей мелких шершней, не способных даже замедлить его бег. Корабль, невидимый врагам в общей неразберихе, в распространившемся жаре и разнообразных излучениях, лавировал и теперь, как мог, замедлял ход, чтобы как можно дольше оставаться носом к варварам. Столкновение было неизбежным. «Уходите оттуда, кибернет, если не хотите оставить там разум!»– закричал Аттик. Эврибиад на секунду пожалел о потере этой огромной силы, которую получил, вселившись в гигантский артефакт. Но эту прозрачную сеть было уже не спасти. Эврибиад отступил на корабль, но прежде отдал машине последний приказ – о самоуничтожении. Вся энергия, скопившаяся в артефакте, высвободилась в одно мгновение с обжигающей белой вспышкой, похожей на взрыв сверхновой.
Сенсориум составного сознания наполнился ярким, ослепительным светом, и странный разум Корабля охватила тревога, он внезапно начал трястись и дрожать. Эврибиад подумал, что это из-за хлынувшего на них потока излучений. Но мгновением спустя Аттик возопил: «Клянусь всеми демонами! Что же мы наделали? Мы же убили!»Психический материал «Транзитории», казалось, терял плотность, как если бы составлявшие его атомы начали исчезать.
И тогда Эврибиада сразило волной боли. Или по меньшей мере болью в ее смягченной форме: внезапной душевной тоской, неясным экзистенциальным расстройством, отказом от реальности. Деймоны бледнели и один за другим уходили в себя, будто свечи, задуваемые ветром. Разум Эврибиада встретился с разумом Фотиды, и в ее мыслях он прочитал удивление – оно было настолько же велико, что и его собственное замешательство, – и сильный страх. Ноэмы, передала ему Фотида, составляют суть корабля, и у каждого из них – конкретная задача. Собравшись вместе, они располагают необходимой вычислительной мощностью для сложных навигационных маневров. Если же этот субстрат поразит какой-нибудь недуг, людопсы с их слабыми когнитивными способностями не смогут их заменить. Что же это за недуг? – вопросил он взволнованно, но твердо. – Вас это не касается, а я с этим справлюсь,отбрил Отон.
Бог снова воспользовался своей невообразимой ментальной силой, вот только на сей раз казалось, что он полон ярости. Он проносился тут и там, превратившись в какого-то тысячеголового монстра, ловил вышедших из строя деймонов, вдыхал новую жизненную силу в тех, кто еще держался. Одно из его проявлений обняло Аттика и, не слушая его криков, прижало к себе так крепко, что казалось, они растворились друг в друге. Другое ухватило Рутилия, который тоже готов был потерять сознание. И так он удержал их всех на короткую долю секунды невероятным психическим усилием. Не подведите меня. Не теперь! Не в час, предшествующий моему триумфу! Придите в себя, безмозглые вы машины! Мы еще не закончили!
И без всякого перехода его настроение поменялось. Ни следа гнева – его раскатистый смех вдруг наполнил готовое распасться составное сознание, наэлектризовал его, поляризовал своей огромной жизненной силой. Поднимайтесь! Это не мы! Разве Эврибиад не имел права бороться за свою жизнь? Нет ни одного мертвого, за которого не отвечал бы людопес! Именем Концепта и Числа, вернитесь ко мне! И – чудом – деймоны вновь обрели дыхание и цвет – по крайней мере, часть их, которая еще не была затронута странным недугом.
Среди них оказались и Рутилий с Аттиком. Они выглядели изможденными и нервными, и в душе их таилась глухая боль. Мы потеряли несколько процентов вычислительной мощности, – прокомментировал помощник Проконсула, и потеряем еще больше, Отон, что бы вы ни говорили. Еще три или четыре стычки. Вот что они могут вынести, пока потеря функциональности не станет критической. Им придется побеждать быстро. Продержитесь как можно дольше, я о вас позабочусь.
Деймоны едва кивнули, и если молчание Аттика могло сойти за знак его обычного недовольства, то безмолвие Рутилия, его верной правой руки, беспокоило Отона больше.
Корабль тем не менее оказался в удобной позиции. Взрыв смел истребителей и открыл Отону дорогу. Две кометы были теперь обнажены и находились совсем рядом, уязвимые перед фронтальной атакой. Корабль шел по вытянутой траектории, параллельной той, по которой следовал погибший фотонный парус и которая должна была пересечься с путем вражеских кораблей через несколько минут. Когда
