– А что же государь, тоже с голым подбородком ходит?
Утерев рушничком небольшие усы, княжич выдал подтверждающий кивок, на что князь как-то неопределенно вздохнул:
– Дед его, великий князь Василий, ради второй жены бороду и вовсе сбрил… М-да.
Поглядев, как сын расправляется с остатками рыбы, отец пододвинул к нему лепешки с корицей, пироги с белорыбицей и духмяный ржаной квас с медом.
– Надолго государь отпустил?
С сомнением потыкав указательным пальцем пышный пирог, младший Мстиславский решил, что в принципе он уже наелся.
– До весны, батюшка. А потом мне путь дальний – в землю италийскую, французскую, баварскую, в Нидерланды гишпанские.
Неподдельно удивившись и даже слегка встревожившись, родитель проявил вполне закономерное любопытство – куда это Великий князь Литовский гонит его чадушко и по каким таким надобностям?
– В королевстве Сицилийском мне надобно сыскать трех розмыслов, и наособицу – философа и алхимика Джамбаттисту[200], написавшего трактат под названием «Естественная магия». В рукописи той сказано, как лить стекло для труб подзорных…
Отхлебнув кваса, Федор довольно фыркнул и облокотился на стол.
– В общем, найти этого фрязина и пригласить на Русь. У франков должно мне любыми путями переманить на службу к государю знатного медикуса Амбруаза Паре[201]. Димитрий Иоаннович с этим доктором давно уже переписывается, так что с божьей помощью и это дело я справлю.
Долив себе холодного напитка, молодой Гедиминович в несколько глотков опустошил кубок и в полном блаженстве откинулся на спинку стульца.
– В курфюршестве Баварском, в городе Аугсбурге, велено мне найти ростовщиков Фуггеров и передать им приглашение от Димитрия Иоанновича.
Шевельнувшись на месте, отчего рана на ноге слегка заныла, князь быстро уточнил:
– Как государя Московского или Великого князя Литвы?
– Второе, батюшка.
Глубоко задумавшись, хозяин дома поводил резной ложечкой в мисе с черной икрой и отстраненно заметил:
– Этой весной государев зодчий Конев подле деревни Воробьево две башни начал ставить, с крышей мудреной, чтобы за ночным небом было сподручно наблюдать. Архипастырь Филипп, как узнал об этой затее, был очень недоволен, пока великий государь прилюдно не указал, что башни те строятся не ради занятий астрологией богопротивной.
Не понаслышке зная, как правитель Руси любит составлять разные гороскопы и глядеть в звездные карты, Федор позволил себе скептическую усмешку.
– Вот-вот, и митрополит так же не поверил, до тех пор, пока на следующем же заседании Думы не огласили указ о создании царской часовой мануфактуры на Воробьевых горах. В указе том промеж прочего расписано, что собранные часы обязательно отправлять в звездочетные башни, дабы по механике небесной выверять и налаживать их ход.
– О как!..
– Вот и мнится мне, что Джанбаттиста Фрязин, за коим ты поплывешь, в тех самых башнях и засядет.
Задумчиво угукнув, молодой мужчина отщипнул крохотный кусочек румяной корочки лепешки и закинул его в рот, по-прежнему внимательно слушая отца.
– Нидерланды гишпанские… Плавали туда уже дьяки посольские. И в Венецию, и в Англию – корабелов тамошних сманивать. Все зазря, у них там меж собой уговор: не давать Руси флот завести.
Сбив кончиком ложки верхушку янтарно-зернистой горки красной икры и воткнув затем резную деревяшку до середины в икру щучью, Иван Федорович по примеру сына откинулся на спинку стульца.
– Дьяк Щелкалов мне как-то жаловался – вроде бы он там с одним мастером добрым сговорился, тот уж и семью собирать на переезд начал… Так этого корабела свои же гильдейские сотоварищи едва не прибили!.. Нет, сыно, только впустую время потратишь.
– А я не за корабелами, батюшка. Живет в Антверпене один механикус и розмысл, который в числе прочего придумал линзы особой выделки. Вроде бы, если их соединить по-хитрому, то сквозь трубу подзорную и самую малую пылинку разглядеть можно будет.
В сомнении пожевав губами, государственный муж сказал, как припечатал:
– Баловство.
Помолчал, затем глянул на дверь горницы и тихо поинтересовался:
– Правду ли говорят, что государь-наследник приблизил к себе Радзивиллов и в особенности великого канцлера литовского Николая Юрьевича?
– Правду, батюшка.
Покивав каким-то своим мыслям, старший Мстиславский продолжил свой отеческий допрос:
– Еще говорят, что государь настолько благоволит этому роду, что даже разрешил канцлеру отстроить новый костел для кальвинистов, да не где-нибудь, а в Полоцке…
Дернув плечами в молчаливом согласии, отчего сквозь распахнувшийся ворот рубахи показалась курчавая поросль на груди, ближник Великого князя Литовского дополнил слух важной подробностью:
– В обмен на один из девяти радзивилловских дворцов в Вильне, в коем будет устроен Печатный двор.
Как искушенный и опытнейший политик, Иван Федорович своего будущего царя понимал и даже одобрял, но вот как православному, ему такие новости не нравились. Очень!
– Верно ли бают, что подле государя постоянно крутится эта… как там ее?..
Князь пощелкал пальцами, припоминая:
– Третья дочка великого канцлера Николая?
Отщипнув очередной кусочек, сын услужливо подсказал:
– Анна-Магдалена. А если не она, так вторая дочка, София-Агнешка.
– И как он к ним?
Заперхав от хлебной крошки, попавшей не в то горло, княжич смыл ее изрядным глотком кваса и по-прежнему сдавленно ответил:
– Привечает… Недавно на большую загонную охоту в Несвижский замок ездили…
Досадливо покривившись, глава рода Мстиславских едва не сплюнул прямо на цветастый половичок.
– Раньше сестру под короля Жигимонта подкладывали, а теперь, значит, дочки в ход пошли!..
Дернувшись на месте, он разом остыл – недавняя рана еще не терпела резких движений. Сын, опять же, встревожился…
– Сиди, все у меня хорошо.
Вернувшись на свое место, Федор немного помялся под насмешливо-понимающим взглядом отца и наконец выдал:
– Батюшка. Я ведь чего еще раньше всех в Москву возвернулся – мне Димитрий Иоаннович поручил доподлинно вызнать и ему отписать, как проходила битва при Ахуже[202].
– Кхм!..
Глава семьи довольно кашлянул, в полной мере оценив благосклонность государя-наследника к своему первенцу. Будто и вправду некому донести до наследника престола все случившееся, причем в мельчайших подробностях!
– Это еще вопрос, кому и у кого стоило бы доподлинно все вызнавать… А и ладно, слушай. Про Большой смотр порубежных полков и поместной конницы еще в начале этой весны объявляли – сразу после того, как набег калги[203] Мехмет-Герая на рязанские и каширские места отбили. Все как заведено в таких случаях, разве что вместо приболевшего князя Воротынского головой всему делу поставили царевича Иоанна Иоанновича.
Кашлянув еще раз, рассказчик степенно приложился к небольшой чарочке с ягодным морсом.
– Собрались помещики, выставились на смотр – эх, силища!.. Без малого полсотни тысяч поместной конницы, да три тысячи кованой рати!!!
Княжич, ловящий не только слова, но даже оттенки интонаций в отцовском голосе, уловил что-то вроде мечтательного сожаления. Управлять подобным войском, направлять его на врага, вырывать в жаркой битве победу – что может быть слаще и достойнее для родовитого?
– На второй день смотра прямо с утра прискакали царские гонцы с вестью о большом набеге крымчаков на адыгов, да мольбе князя-валия Темрюка о помощи безотложной. Ну, только собрались мы в шатре у царевича, стали совет держать, как еще один гонец явился – с повелением великого государя спешно идти на выручку союзникам. Во главу войска царь поставил сына своего Иоанна, а в наипервейшие советники да подручники – меня, боярина Шереметева, князя Хворостинина и окольничего Адашева. Еще самолично начертал Роспись чинов войска, в коей и самому последнему воеводе место назначил…
Постепенно увлекшись, Иван Федорович поведал отпрыску кое-какие подробности победы при Ахуже, заставляющие задуматься над тем, такой ли уж внезапной и неподготовленной была эта победа. Нет, со стороны все так и смотрелось, если не знать, что еще за месяц до Большого смотра из окрестных городов и казенных хлебных амбаров к месту общего сбора были подвезены изрядные запасы овса для лошадей и съестного для всадников. На тех же возах доставили груды пустых бурдюков и бочки крепкого хлебного вина, кое, будучи добавлено в сырую воду, напрочь убивает в ней любую заразу. Как-то очень кстати оказались поверстаны на недолгую службу тульские шорники и кузнецы, отремонтировавшие в долг всем нуждающимся сбрую и оружие с доспехами; разосланы дальние дозоры в Дикое Поле; стала понятна своевременность появления семи тысяч служилых татар Касимовского уезда…
