дверей я вновь услышала голос сестры:
- Постарайся не заблудиться. Запомни номер дома. - Зулейха была верна себе! Она и в такую минуту не теряла самообладания.
Впервые в жизни я гуляла по парижской улице одна. Здесь было и вправду очень красиво: маленькие домики, уютные зеленые дворы. В густых кронах щебетали птички - то было щебетание парижских птичек. Я все еще не могла поверить, что нахожусь в величайшей столице. Деревья вдоль заборов, увитых цветущими лианами, свежая трава, которая зеленеет и без полива - все это создавало путаницу в мыслях. Деревья, цветы и птицы навевали думы о грядущем счастье. Но в каком лице предстанет оно? Узнаю ли я его? Прогуливаясь по пригородной улочке, я вышла на большую улицу большого города. Через нее был перекинут резной мост. Я остановилась и осмотрелась: сначала влево, потом вправо.
- Хочешь, иди налево, хочешь - направо, назад или вперед - все равно кругом Париж, - подумала я.
По мосту с шумом и звоном проехал трамвай. Мимо меня проезжали автомобили. Молоденькая девушка, торговавшая цветами, предлагала их прохожим. Она и мне протянула цветок. Захотелось сделать себе подарок и купить его, но денег с собой не было. Французских денег я еще даже не видела. В них пока не было необходимости. Ведь в краю счастья деньги были не столь важны. Этот мир, созданный моим воображением, выше них.
Пятнадцать минут давно истекли, но я продолжала бродить по Парижу, и эта прогулка навсегда запечатлелась в моей памяти. Но нужно было возвращаться. Так не хотелось! Я возвращалась в мастерскую Жозе без всякой радости. Войдя в комнату, заметила, что уныние обуяло только меня одну. Жозе и Зулейха, наоборот, были очень веселы и уверенны в себе, у них блестели глаза, а лица пылали жаром. Испанец решил, видимо, дать мне урок жизни и совершенно бесцеремонно спросил:
- Секс просто замечательная штука! Не так ли, детка? Согласна?
Он считал, что близость с моей сестрой дает ему право вести со мной такую беседу. Но я, забыв о стыдливости, громко и с уверенностью ответила:
- Нет, не согласна!
Жозе с сожалением посмотрел на Зулейху.
- Девчонка что, совсем спятила?
- Она еще ребенок, - с негой в голоске протянула Зулейха. - Вот дойдет до моих лет.
Она глубоко вздохнула, воображая, что ее двадцать два года достаточно зрелый и мудрый возраст. Меня раздражал этот неприличный и неуместный разговор.
- Очевидно, вы не представляете себе, что значит секс с моим мужем, - с обидой в голосе сказала я, обернувшись к Жозе.
- Нет, душечка, я далек от таких вещей. С мужчинами я не сплю. Хочешь сказать, что он животное? Он сношается, как бык?
Я не знала, как это делают быки, но смысл был мне ясен.
- Не знаю. Но он мне противен. Больше мне не хочется заниматься этим... Когда-то в детстве наша кузина Гюльнар вводила меня в курс дела. Уж она-то была осведомлена в этом вопросе! Уроки интимного свойства, которые давала мне Гюльнар сулили большие радости в будущем. Но этого не случилось. В пятнадцать лет меня выдали замуж за нелюбимого человека и с тех пор мысль о близости с мужчиной вызывает у меня омерзение. Наверное, должно пройти немало лет, чтоб изменить мое отношение к сексу.
Я думала, моя исповедь вызовет насмешки. Но Жозе отнесся к ней с пониманием. Он подошел ко мне и по-отечески ласково сказал:
- Ну и хорошо, малышка, ну и ладно. Целомудрие очень большая ценность.
После он рассказал о своей землячке по имени Тереза Авила. Я ничего не знала об этой женщине. Жозе говорил о ней много интересного. Как оказалось, она была не только хорошей писательницей, но и чистой женщиной, посвятившей себя служению Богу. Как и Жозе, она была родом из Кастлии, но к вопросам нравственности относилась иначе, чем он. Тереза жила в одном из женских монастырей, и тамошние строгие правила сделали ее еще суровее. По рассказу Жозе я поняла, что он с большим уважением относится к своим целомудренным родственницам. Его «бедная матушка» овдовела в сорок лет и больше не выходила замуж. И о своей сестре Анне-Марии, сохранившей свою чистоту и невинность, он говорил с гордостью. Жозе считал этих женщин образцовыми. Поэтому он приветствовал мое решение оставаться в чистоте телесной. Ведь и я, можно сказать, почти свояченица ему. Сам он был далек от такой чистоты: мужчине трудно совладеть со своими страстями, и он боялся нарушить запрет, если бы решил принять обет безбрачия. К тому же он художник. А творческий человек должен пережить разные чувства. Поэтому лучше быть свободным от запретов. Раскованность и независимость Жозе - художника, его испанское происхождение уравновешивалась суровостью, доставшейся в наследство, вероятно, от мавров. Часто у людей наблюдается раздвоение - у Жозе оно было явным. Он с одинаковым пылом пропагандировал и достоинство, и недостаток.
После нашего знакомства в тот летний день мы очень подружились с Жозе, и эта дружба продолжалась даже после его развода с Зулейхой через десять лет. Да, выражение «всякое начало прекрасно» очень подходило когда-то к нашей семье. Но принципы, по которым она создавалась и существовала, постепенно слабели и, в конце концов, окончательно утратились.
Прежде Зулейха спала по ночам, но теперь, как я заметила, ворочалась в постели, глубоко вздыхала, а иногда плакала. Мне было жаль сестру, которая столкнулась с нетерпеливостью Жозе. Он торопил ее, угрожал покинуть и вернуться в Испанию. Зулейха не верила в это, но не хотела рисковать. А вдруг действительно бросит и уедет? Это был риск сродни риску карточных игроков - опасность проигрыша всегда присутствовала. Всякий раз после очередных угроз Жозе Зулейха собиралась поговорить с отцом. Но этому всегда что-нибудь мешало. И все начиналось заново.
Вот так, не смея принять окончательного решения, влюбленные протянули время до осени. Это была моя первая осень в Париже. В парке Мюет спадали с деревьев, кружа и порхая, желтые и красные листья, украшая землю чудными узорами восточных ковров. Дети играли с разноцветной листвой. Воздух становился гораздо прохладнее, дни - короче, а Зулейха все никак не отваживалась открыться отцу. И тогда Жозе, рассердившись на нее, объявил о своей измене. Может быть, это не было правдой, и он хотел лишь припугнуть ее. Женщин-то кругом предостаточно. Но Жозе совершил еще один хамский поступок. Он вызвал Зулейху и грубо сказал: «Ну все! Иди спи с другими.» Зулейхе вовсе этого не хотелось.
