Федя Спримон не отходит от Верочки. Стоит за ее стулом, держит ее веер и разорвавшуюся перчатку, подает ей упавший платок. И это ей приятно… Какая-то таинственная радость, странное доверие зарождается в девичьем сердце от близости этого тоненького офицера с печальными глазами.
Они ни о чем не говорят. Некогда… Да и что могли бы они сказать друг другу, оба такие юные, застенчивые? Оба такие глубоко различные и загадочные один для другого? Каждый из них несет в себе недоступный другому мир.
Тихонько прижимая к губам веер Верочки, и оберегая ее стул, Федя Спримон следит за воздушной фигурой. Ему страшно, что она устанет. Такая хрупкая, неземная… Ему совестно просить у нее еще один тур.
А ей хочется крикнуть: «Когда же?!!»
Наконец… Она встает, радостно улыбаясь, не понимая в своей наивности, как откровенна ее улыбка.
И опять они кружатся в вальсе, такие близкие и одинокие в толпе, оба чистые и прекрасные, не знавшие ни радостей любви, ни ужаса разочарования.
— Парочка-то какая, а?.. Что вы думаете? — хриплым басом спрашивает улыбающуюся Надежду Васильевну полицмейстер Спримон, ее старый поклонник и кум. Его грузная фигура, затянутая в корсет, колышется от радостного смеха. Красное лицо сияет. Его единственный сын, недавно окончивший корпус и произведенный в офицеры, всего неделю назад как прибыл в N*** из столицы и зачислен в здешний полк. Надежда Васильевна знала его еще подростком.
— Окружена-то как!.. Ни минуты не отдохнет… Ну и красавица же у вас дочка, кумушка!.. Не засидится в девицах.
— Вы думаете?
— Что тут думать?.. Вы поглядите, какой хвост у этой новой кометы!.. Помните Пушкина-то?.. Ха… ха!.. «Люблю тебя, моя комета…» Однако чести протанцевать с нею мазурку я никому не уступлю… даже сыну.
— Тогда спешите… Боюсь, что она уже обещала другому.
Мазурка и котильон обещаны Феде… Но, зная о репутации отца как самого лихого «мазуриста» в городе, он охотно уступает ему свои права. Верочка польщена.
Нольде танцует с Мери Опочининой (или Merlette, как ее зовет отец).
— Посмотрите, как она грациозна! — говорит Мери, когда Верочка проносится мимо со своим кавалером.
Вся сбитая, плотная фигура Спримона-отца, лихо поводящего плечами и звенящего шпорами, представляет эффектный контраст с воздушной белой фигурой.
— Да… Она красива, — соглашается барон, зорко следя за Верочкой.
— Вы говорите не то… Красиво — это не подходит. В ней что-то сказочное.
— Милая Мерлетта… вы, как всегда, романтичны, — мягко улыбаясь, отвечает Нольде.
У него всегда мягкие интонации, когда он говорит с Мери. И выражение его лица рядом нею становится привлекательным. В городе давно решено, что Мери в него влюблена и что возможна свадьба. На самом деле они просто друзья.
— Ах, Владимир Карлович! Красота — такая сила… Чего только нельзя ей простить.
— А я в женщине предпочитаю сердце, — серьезно говорит он, играя веером Мери. — Я никогда не женился бы на красавице. Из них выходят плохие жены. А эта «сказочная» особа будет бессердечной.
— О!.. Что вы говорите!.. С таким ангельским лицом…
— Сейчас ангельское. И в первую минуту я сам умилился… годами это выражение исчезнет. Проступит другое, теперь скрытое… У нее капризный и чувственный рот… А глаза смеются… Она, наверно, не пропустит во внешности — моей или вашей — ни одного недостатка, ни одного смешного штришка… Есть с детства такие озлобленные умы. А в женщине это роковая черта… Таких мы боимся инстинктивно. Эта ваша сказочная фея не будет ни любящей, ни самоотверженной, ни религиозной… Словом, она не будет женственной.
— А может быть, таких именно и любят? — тихонько бросает Мери, думая о Нероновой.
— О, нет!.. Для таких совершают безумства. Но их не любят… Вы слишком молоды, милая девочка, чтобы понять, какая огромная пропасть лежит между влюбленным и любящим человеком.
Девушка смеется и качает головой.
— Что вас развеселило?
— Боюсь, что вы уже сами влюблены… Вы так много думали о ней. Ха… ха!.. Вы покраснели, Владимир Карлович!.. Хотела бы я вас видеть совершающим безумства…
Он спокойно улыбается.
— Из-за женщины, Мерлетта? Никогда! Видите ли, друг мой… Есть два типа мужчин. Одни берут любовь как удовольствие или отдых, а жизнь посвящают науке, искусству, политике, честолюбию… Я принадлежу к ним… Для других любовь женщины — весь смысл существования… И мне жаль таких, — доканчивает он. Но его выразительное лицо как бы говорит: «Вернее, я их презираю».
«Бедный папочка…» — думает Мери, опустив голову.
Словно угадав ее мысли, Нольде ласково берет ее под руку.
— Пойдемте танцевать!.. Мы с вами точно два старых холостяка сидим и философствуем. А жизнь бежит мимо.
Да… Он любит ее общество… Мери держится так просто! В ней нет ни тщеславия, ни кокетства. С нею легко, как с сестрой. И Нольде, совсем одинокий в N***, привык весь досуг отдавать кузине.
Она умна, начитанна, развита не по годам и наблюдательна. Чтобы скрыть от нее семейную драму, ее по одиннадцатому году отдали в Смольный. Но она запомнила слезы матери, страдания отца, слухи и толки в девичьей, сплетни француженки-гувернантки, а главное — бестактные выходки княгини Мики, подруги ее матери. Неронову она видела в детстве два раза в театре — один раз в Марии Стюарт, другой раз в Корделии…
Никогда она не забывала ее лица, ее игры и пережитых ею самой ни с чем не сравнимых впечатлений.
Теперь она знает, что отец любит Неронову. Она обожает отца. И не в силах осудить его. Разве можно не восторгаться этой женщиной? Она никому этого не скажет, даже своему другу Нольде. Но все симпатии ее в этой семейной драме на стороне отца… Она не любит княгиню Мику и родню матери, потому что все они осуждают ее милого папа. Он еще так красив, так интересен! А бедная maman…
В разгаре бала имя Верочки на всех устах. Даже старики побросали карты, чтобы взглянуть на «первую красавицу города»… Губернаторша со своей свитой выплыла из гостиной по настоянию Мери и лорнирует Веру, которая, как мотылек, порхает по залу. Села, наконец.
Мери, вся сияющая, подходит к ней, под руку с отцом.
— Vous êtes reine de la soirée (Вы царица бала), — сконфуженно говорит она, стоя перед Верочкой и обмахиваясь веером.
Глаза Верочки смеются.
— Моя милая сильфида… вы свели с ума вот этого человека, который объездил Европу и не встретил никого прелестнее вас.
И Опочинин представляет девушке Лучинина.
Тот берет стул и садится рядом. Он ищет слов, чтобы занять воображение Верочки. Она так рассеянна, так далека… Ей ничуть не льстит восхищение этого сорокалетнего барина. Статский, да еще пожилой… Фи!.. Одни военные заслуживают внимания. Алчущее выражение притаилось в уголках улыбающихся губ, с которых Лучинин не сводит глаз. Не надо разговоров! Скорей бы опять музыка… Скорее бы вальс!
«В этом лице точно две души, — думает Лучинин. — Глаза, лоб, овал производят впечатление чего-то одухотворенного… И в этом ее чары. Рот, словно чужой… Это распустившийся цветок… Из нее выйдет интересная женщина, сложная натура».
А Спримон все еще стоит за ее стулом. Она чувствует себя принцессой. А он ее верный паж… Губы ее невинно улыбаются.
Как в калейдоскопе, проходят перед нею лица кавалеров, пожилых и юных, статских и военных. Она не запомнила их лиц, их взглядов и прикосновений… Одно она помнит, танцуя: сейчас вернется на свое место, где ждет ее бледный, нежный паж.
Лучинин тут же. Но его она не замечает.
Внезапно она просыпается, как бы от болезненного толчка. Радости нет. Только тревога. Как бы предчувствие скрытой, но близкой угрозы.
Она смотрит в черные колючие, как бы подстерегающие ее глаза Нольде. И в трепете, объявшем ее, Верочка впервые смутно угадывает темную тайну пола.
Он что-то говорит ей, почтительно склонившись. Она встает, смятенная. Белая роза упала с ее груди, вся еще теплая, полуувядшая, Спримон незаметно поднимает ее и зажимает в ладони.
«Что с нею?..» — удивленно думает Лучинин.
Что ему опять нужно от нее? Ах, да!.. Тур польки… Ей хочется крикнуть: «Нет!»
Она молчит. Она не смеет отказаться.
— Если вы не устали, mademoiselle, — звучит враждебный голос.
Она невольно оглядывается на своего пажа. Ее взгляд молит о помощи.
Но Спримон сконфужен. Он не мог удержаться, чтоб не поцеловать белую розу. Он боится, что Лучинин заметил это. И он прав. Смеясь глазами и поглаживая рукой в кольцах рыжеватые бакены, Лучинин внимательно следит за мимикой этой группы.
Верочка покорно наклоняет голову. Она дает себя обнять и увлечь в толпу. Опять тяжелый и необъяснимый стыд залил румянцем ее лицо. Она чувствует на своих плечах и груди взгляд Нольде. Ей хотелось бы исчезнуть, уничтожиться.
