Как ни стерлись извилины Малявки под действием алкоголя, но то, что влип он по-серьезному в голову пришло сразу. И Малявка почти бегом бросился к Васе за советом.
Когда Мусор тоже появился на Васином дворе, Малявка решил, что это за ним и чуть не вылез в окно. Мусор набил Васе хлебало и ушел, пообещав вернуться к ночи. Малявка так и не понял, чем именно провинился Кинутый, но, за полчаса до назначенного Мусором времени, от Васи ушел.
Тут еще и Нинка из киоска напугала, сообщив что его ищет разозленный Мусор. Даже это не смогло переключить Малявку с привычного расписания жизни, и он честно пошел на набережную. Но день, так хорошо начавшийся, испортился окончательно. Сам Малявка не видел, что именно произошло на пляже, но появившиеся менты отбили у него всякую охоту ходить по набережной.
Не дай Бог Мусор… И Малявка отправился по запасному варианту, на задний двор ресторана в гостинице «Юг». Иногда ему разрешали там подмести и давали поесть.
Дверь из кухни на хозяйственный двор была открыта, на пороге стояли повар и официант. Курили. Повара Малявка уважал за справедливость, а вот к официанту относился с недоверием. Не потому что имел основания для того и другого, а просто как собака, инстинктивно признавал в одном друга, а в другом… Другому Малявка просто не доверял. И как не странно, был не одинок в своем недоверии.
– А вот и Малявка… – заметив посетителя сказал официант, – что будете заказывать.
– Добрый вечер, – сказал Малявка, приглаживая волосы.
– Добрый, – ответил повар.
– Я тут, это, мимо проходил, дай, думаю, спрошу, может быть помочь чего надо.
– Например, поесть, – засмеялся официант.
Малявка замялся, обычно после этой его фразы повар говорил, что нужно сделать, а потом следовало угощение. Сейчас же повар молчал, сосредоточено докуривая сигарету.
– Пожрать, небось, хочешь? – спросил официант.
– Ну, это…
– А ты знаешь, что за все нужно платить?
– Я…
– А денег у тебя – как всегда. Так?
– Я…
– Там я слышал, твоего дружка замочили.
– Чего?
– Ну, Кинутого, Васю.
– Замочили?
– Ну, застрелили, – официант начинал злиться.
– Не знаю… – Малявка был слишком напуган перспективой остаться без ужина, поэтому информация о том, что Вася, с которым он разговаривал меньше часа назад, убит, пробиться к сознанию Малявки не смогла. Накормят или нет – вот что беспокоило Малявку. И он облегченно вздохнул, когда повар наконец отбросил окурок и сказал:
– Ладно, пойдем, поешь. Отработаешь потом.
Малявка осторожно прошел мимо официанта, получил тарелку с едой и устроился на посудомойке, недалеко от окна приема грязной посуды.
Только когда с ужином было покончено, Малявке вдруг пришла в голову неприятная мысль. Он почесал в затылке, сунул свою тарелку в кучу грязной посуды и, стараясь не привлекать к своей особе внимания, осторожно пробрался на кухню.
– Это, – сказал он негромко и, когда повар оглянулся, добавил – спасибо.
– Пожалуйста, – сказал повар, – гуляй пока, потом отработаешь.
– Ага, я только это, как его…
– Ну что тебе?
– А что, Васю правда убили?
– Застрелили.
– Значит, правда?
– Правда, правда, гуляй.
Малявка, может быть, еще чего-нибудь спросил бы у повара, но тут в дверь заглянул официант:
– Там Мусорка супруга ужинать привела, давай побыстрее.
А Мусоркин супруг – это Мусор. А с Мусором Малявка вовсе не хотел встречаться. Он быстренько вышел из кухни во двор. Оглянулся, увидел на земле два окурка и аккуратно выбросил их в мусорный бак.
Убили Васю. То, что он умер – ладно, это не слишком поразило Малявку. Плохо другое – у кого теперь он сможет забрать свои деньги, которые отдавал Васе на хранение. Васина баба точно не отдаст. А тут еще, наверное, милиция денежки может заханырить.
Нужно попросить, чтобы отдали. Только кого попросить? Участковый отпадал, патрульные сержанты слишком часто Малявку обижали. Нужно просить начальника, а из милицейских начальников Малявка в лицо знал только одного – подполковника Симоненко. А подполковник только что был на набережной. И Малявка отправился на набережную.
Глава 13
Мусор
Долбаный Малявка как сквозь землю провалился. Мусоргскому хватило спокойствия и терпения, чтобы сходить домой, взять сумку с деньгами и спрятать ее в Нинкином киоске. Потом он отправился на поиски Малявки и понял, что элементарная в любое другое время операция в эту ночь грозила превратиться в невыполнимую работу.
Мусор обычно старательно замечал человеческие слабости с тем, чтобы потом их использовать. Он великолепно знал, где может сейчас обретаться Малявка, но Малявки там не было.
В халупе своей он летом не живет, почти до самого утра лазит по набережной или по пляжу в поисках пустой посуды или еще чего, забытого курортниками. Только вот, людно было этой ночью на набережной и пляже.
Узнав о том, что на пляже тоже стреляли, Мусор испытал двойственное чувство. С одной стороны, это хорошо, больше следов – труднее разобраться в их переплетениях. С другой стороны, и это было обидно, сегодня ищут не одного Мусоргского, не о нем одном говорят на улицах, как о безжалостном убийце.
Мусор и сам понимал, что мысль эта глупая, что лучше всего сейчас, чтобы никто даже не вспоминал о нем, но странное тщеславие переполняло его душу и распирало грудь.
Это я, я замочил этих троих, я в упор разнес голову, я забрал деньги. Я, я, я…
Мусор некоторое время постоял в тени киоска, наблюдая за копошащимися на набережной коллегами. Малявки не было видно, а спрашивать о нем не хотелось ни у кого. Не зачем к этому алкашу привлекать лишнего внимания, ясно ведь, что Симоненко ни на минуту не поверил, что вечно пьяный Малявка мог где-то достать пистолет и запросто перестрелять трех мужиков.
Не поверил в это Симоненко. Такое мог совершить только крутой мужик, для которого чужая жизнь – копейка. Это не в пьяной драке бутылкой собутыльника по голове съездить. Тут нужно было все рассчитать, а потом выполнить. Хладнокровно и смело. Это не каждый сможет сделать.
Мусор сплюнул под ноги. Во рту постоянно набегала слюна, вязкая и противная. Пистолета с собой он не взял, ни своего табельного, ни того, с глушителем. В кармане брюк у Мусора было около метра синтетического шнура. Малявку он просто придушит. Захлестнет вокруг шеи шнур и будет давить, пока не перестанет биться это насквозь пропитанное алкоголем тело.
Придушу. Своими руками. А потом… Потом будет видно, где попадется Малявка. Если бы возле моря, тогда и концы в воду. Только его найти вначале нужно, Малявку блядского.
Мусор видел как Симоненко прошел от трупа, лежавшего за киоском к покойникам на пляже, видел как Симоненко наклонялся над ними, что-то там высматривал, даже в карманы, кажется, лазил. Вот так всегда, один совершает что-то значительное, а другие потом копошатся на его следах. Как мухи. Мусор вспомнил мух в «Южанке». Вот как те, назойливые, липнущие к крови мухи.
Ну, жужжите, жужжите, мухи, а мне надо найти для вас новую поживу. И я ее найду. Сам найду, пока вы будете нюхать кровь. Это для вас Малявка, в лучшем случае, свидетель убийства, а для меня – угроза, а значит – жертва.
Шнуром, за горло, пока не затихнет хрипение. Перед глазами Мусора мелькнула нога, скребущая по дворовой пыли, тапок, отлетающий в сторону. Нет, то было еще не убийство, то было так, стрельбой по мишени. Убийство будет, когда он набросит шнур на шею…
Надо искать, только вот где? Где он может прятаться? Сука эта Нинка, и надо же было ей трепануться, что он ищет Малявку. Ладно.
Ладно. Нинка свое получит. И ей еще повезет, если она умрет сразу. Очень повезет. Ему уже мало просто лишить ее жизни. Она должна умирать долго. И она будет умирать долго, потаскуха.
Как она стонала у него под ногой! У Мусора сладко заныло в паху. Ладно.
А Малявка… Малявка все равно придет на набережную, когда все поутихнет. К утру придет, не может эта живность изменить своих привычек. Приползет. И тогда…
А пока можно спокойно идти спать. Только вот спать не хочется совершенно. Душно. Душно было уже несколько недель, но такой духоты еще не было. Мусор представил, что придется лежать на мокрых от пота простынях и слушать торопливые удары собственного сердца. Он слишком возбужден, чтобы уснуть.
Можно сходить в гостиницу к жене. Поесть и заодно послушать последние слухи и сплетни. Ольга обожает передавать ему последние слухи и сплетни. Она просто кончает, когда, закатывая глаза и облизывая губы, рассказывает ему о грехах и грешках человеческих.
