– Я подумал, может, вы чего расскажите, все-таки ваш ведь участок.
Мой участок, подумал Мусор, если бы только знал, душа лакейская, какая бы у тебя на лице улыбочка бы появилась.
– Убили всех троих, застрелили. Часа два назад уже.
После этого уже на пляже троих замочили.
– Что же это творится такое? Просто ужас!
– Ужас, – согласился Мусор и снова двинулся к выходу. Жена уже обогнала его и стояла возле двери.
– И самое обидное – никто ничего не говорит. Даже вот приятель Кинутого, Малявка, ничего не сказал, – вдогонку сказал официант и вздрогнул, увидев, как изменилось лицо Мусора.
– Малявка? Когда?
– Да минут двадцать назад. Вы только пришли кушать, а он тут объедками ужинал. Подкармливаем иногда…
– Где он? – Мусор почти бегом бросился к двери на кухню.
– Да уже ушел, минут двадцать как ушел. Вы пришли с супругой – он как раз и ушел.
Ушел, падла, был же в двух шагах. Как он мог забыть, что Малявка иногда здесь себе ужин зарабатывает. Где его теперь искать?
– А что случилось, Игорь Иванович?
– Ничего, свидетель он убийства, вот что случилось.
– Малявка? Да он же всю память уже пропил, он же через пятнадцать минут все забудет.
– Забудет, не забудет – все это ерунда. Симоненко сказал его найти. Если он снова появится – скажешь моей жене. Она передаст мне. Понял? И Боже тебя упаси сказать об этом кому другому.
– Да что вы, Игорь…
– Или ты думал, что никто не знает про твой сарай?
Официант вздрогнул и напрягся.
– Сразу же и сообщишь, – Мусор вышел из зала.
– Вот сука, – сказал официант повару, – жрет здесь бесплатно, так еще и хозяина из себя корчит. А Малявку я сюда больше не пущу, ты как знаешь.
Проинструктировав жену по поводу Малявки, Мусор вышел на крыльцо. Куда теперь? Где искать Малявку? Город уже спал, даже на набережной погасли огни. Только еще следователь и эксперт копошатся в пыли и духоте на пляже. Копайтесь, копайтесь.
И вдруг Мусора осенило. Ведь все так просто! Марина. Марина сделает все как надо. С ней нужно просто поговорить, и все ее бляди будут искать и таки найдут Малявку. И никуда Марина не денется. Ладно.
Сегодня он ее не тронет, сегодня он ей просто даст понять, кто здесь хозяин. И пусть она только попробует отказаться.
Суета
Симоненко присел на край причала и молча наблюдал за суетой следователя и эксперта. Все рассыпалось и расползалось прямо под руками. Рушилось то, что он уже согласился признать незыблемым. С грохотом, с брызгами, с кровью разлеталась вдребезги система, построенная Королем, система, которую даже он, подполковник Симоненко, признал единственно возможной.
Как бы он себя не оправдывал в глубине души жило понимание того, что подонок и преступник Король построил то, чему он, честный и неподкупный человек, не мог придумать альтернативы.
Да, сволочь. Да, преступник. Но если бы не он, то кто? Ныне покойный Мастер? Или кто-нибудь из бригадиров? Несколько раз приходила Симоненко мысль бросить все и уехать к чертовой матери. Но кто будет на его месте? Тот, кого поставит Король?
Симоненко сплюнул на песок, достал из кармана платок и вытер лицо и шею. Спортивную форму потерял, совсем потерял. Расклеился и размяк. Бутылка воды, которую десять минут назад принес сержант, теперь выступала пятнами на рубахе. Жарко и душно.
Даже зевак почти нет на набережной. Симоненко посмотрел на циферблат ручных часов и присвистнул. Однако. Время тоже на месте не стоит. Но спать не хотелось. Не ушло еще раздражение и злость после телефонного разговора с Королем. Симоненко понимал, что сорвался, что больше уже нельзя будет делать вид, что они могут с Королем сотрудничать…
И хер с ним, с этим сотрудничеством. Он был нужен Королю для того, чтобы поддерживать порядок и законность в угодных Королю рамках. И не справился.
Король, правда, тоже выглядит теперь не лучшим образом. И голос по телефону у него был не самый веселый. Совсем смурной.
Не то, чтобы Симоненко стало наплевать на то, кто именно убил всех этих людей. Тут была затронута его профессиональная честь, и Симоненко понимал, что будет искать убийц, даже если Король прикажет прекратить.
Да какая, впрочем, честь! Нету ее уже у подполковника Симоненко, всю откозырял. И если что-то и подталкивало его сейчас, так это скорее обида пополам с азартом. Найду.
Симоненко автоматически отвечал на вопросы, отдавал какие-то приказы, но все это происходило вне его. Сам же Симоненко с удивлением прислушивался к тому, как внутри его просыпается тот, о ком он уже стал забывать. Молодой чокнутый опер, который мог разбить фраеру морду, а мог отпустить пацана, впервые залетевшего на мелком криминале.
Этот опер всякое дело воспринимал как личное и решал его как свое личное дело. И все знали, что этого опера нельзя уговорить, он должен быть уверен в своей правоте, и тогда никто его не остановит.
И уже не начальник городской милиции подполковник Симоненко слышал, как эксперт, вытирая пот и отдуваясь сказал, уже не таясь следователю:
– Такую ночь нужно засчитывать как смягчающие обстоятельства. У меня уже у самого возникло желание придушить кого-нибудь.
Симоненко кивнул про себя. Подполковник должен был одернуть эксперта, а опер был с ним согласен. Ночь давила на людей словно камень. Симоненко поднял голову. Звезд и луны видно не было. Было такое впечатление, что сразу над уличными фонарями начиналась черная твердь. Как в склепе.
– Товарищ подполковник! – откуда сбоку вынырнул сержант.
– Что?
– Вы просили сообщать обо всех неожиданностях…
– И?..
– Сейчас только сообщили – кто-то напал на патруль.
– Точнее!
– Мне сказали, что они попытались задержать угонщика автомобиля, а он… – сержант помялся, – или они, оказали сопротивление.
– Да не тяни ты, твою мать. Что-то серьезное?
– Вырубили патрульных и сковали их же наручниками.
– Оружие?
– Ничего не тронули, ни оружия, ни документов. «Ласточкой» только сковали и все. Они как пришли в себя, шумнули, их прохожий и отстегнул.
– Собственными наручниками.
– Так точно! – сержант уловил в голосе подполковника раздражение и поспешил занять позицию официальную, на всякий случай.
– И где они сейчас?
– Их подвезли в больницу, для осмотра.
– На предмет геморроя.
– Что?
– Ничего. Передай пострадавшим, пусть они сменят тех, которых я в больницу для усиления послал.
– Есть.
– И передай, что я приеду вскорости и пристально посмотрю им в глаза. Пусть готовятся. Могут на всякий случай подмыться. Так и передай.
Сержант исчез, а Симоненко встал, отряхнул брюки и подошел к эксперту.
– Что тут у вас?
– Двое убитых. Оба насмерть.
– Это шутка?
– Это голос сердца. Вы подсчитали, сколько трупов мы сегодня видели?
– Больше чем за всю предыдущую жизнь, – сказал Симоненко. – Что-нибудь необычное есть?
– Одному разнесло голову с первой же пули, стреляли похоже, в упор. Второго здесь же ранили, и он смог немного побегать. И потом тоже получил пулю в голову. И не одну.
– И это все?
– Более-менее. В карманах у обоих ни документов, ни оружия не обнаружено. Две сотни долларов двумя купюрами. Новенькие.
– Новенькие… – повторил Симоненко.
– Еще одно – у обоих на запястьях – очень характерные синяки и ссадины.
– Что значит характерные?
– Такие обычно остаются после надевания наручников. При условии, что наручники застегнуты туго, а тот, которому наручники одели, вел себя довольно буйно.
– Покажите, – Симоненко присел на корточки.
– Вот, пожалуйста. Ни с чем не спутаешь. Как будто его тащили за браслеты.
– Или сковали «ласточкой», – негромко сказал подполковник.
– Не понял?
– Это не важно. У другого – тоже самое?
– Абсолютно.
– А у?..
– Больше ни у кого из осмотренных подобных повреждений кожи не обнаружено.
– Ага, не обнаружено.
– Что гильзы? Подобрали?
– И даже пистолет.
– Все обработать к утру.
Эксперт демонстративно взглянул на часы.
– Осталось всего пару часов до рассвета.
– Целых два часа. И вы лучше успейте. И вот еще, деньги, ну доллары эти, лучше передайте мне.
– Знаете!
– Знаю. Я не хочу, чтобы у кого-нибудь из сержантов возник соблазн. Утром жду вашего доклада. И вашего тоже! – Симоненко обернулся к притихшему в стороне следователю.
