— Не сомневаюсь. А Твисс был хорошим парнем?
— Мы не были с ним особенно близки. Спортсмен, но машинист подъемной машины надежный.
— Вас не удивило, что он бросил машинное отделение и присоединился к спасателям? Машинист лебедки не имеет права покидать свое место: от него зависит работа клети, а значит и жизни всех других. Твиссу наверняка и раньше приходилось быть свидетелем взрывов на шахте.
— Возможно, тогда внизу не было его сына.
— Возможно.
— А потом, общее замешательство.
— Как ваша нога?
— Простите?
— Нога, которую вы повредили во время взрыва?
— Я там ничего не повредил.
— Ну, до пожара.
— Верно, до. Я и забыл. — Смоллбоун принялся снова раскуривать трубку. Маленькие язычки пламени освещали его ладони. — Да, припоминаю, сегодня вечером они обсуждают проблему женщин сомнительного поведения. Миссис Смоллбоун настаивает на том, что для защиты мужчин, в качестве меры санитарной предосторожности, все они должны быть помещены в больницы. Преподобный Чабб и местная полиция уверены, что определить таких женщин очень легко: у них всегда обнажены руки. Но проблема в том, что все шахтерки в Уигане тоже ходят с открытыми руками.
— Да, тогда миссис Смоллбоун забот хватает.
— Верно. Я ей много раз говорил, что и ей самой, и шахтеркам было бы меньше хлопот, если бы она определяла проституток по другим, более существенным частям тела.
Блэар подлил в чашки, Смоллбоун тем временем засыпал порох в еще одну бумажную гильзу. Готовый заряд внешне напоминал церковную свечу.
— Коль миссис Смоллбоун так ревностно занимается богоугодными делами, а сами вы играете в регби, вам, наверное, часто доводилось встречаться с преподобным Мэйпоулом?
— Серьезный человек, и очень искренний.
— И в высшей степени сочувствующий шахтерам, восхищающийся ими. Он никогда не просил вам показать, как надо махать киркой?
— Нет.
— Может быть, просил спуститься с ним в старую шахту?
— Нет.
— Вы уверены?
— Чем я горд, так это своей памятью.
— Какая это была нога? — спросил Блэар.
— Какая нога?
— Ну, которую вы повредили перед взрывом на шахте?
— Левая. Левая нога.
— А мне казалось, правая.
— Возможно, и правая. — Смоллбоун снова пустился в словесные выверты. — Ужасный был тогда взрыв. Я оперся о Билла, и мы вместе двинулись к шахтному стволу.
— Каким путем?
— По «обратной дороге».
— Но по «главной дороге» от вашего рабочего места было бы ближе, и к тому же по ней поступал свежий воздух, тогда как на «обратной» он был сильно загазован. Почему вы решили идти по «обратной» дороге?
— На «главной» сошла вагонетка с рельсов. По обратной было легче выбраться.
— Вам повезло. Все, кто попытался воспользоваться «главной дорогой», погибли.
— Видите! Вот вам главная причина, почему идти надо было по «обратной».
— Но вы же все равно свернули потом на «главную». Вы ведь именно там встретились с Бэтти, который вел спасателей.
— Билл их услышал.
— Билл был контужен, он сам так сказал на слушаниях. Когда у человека звенит в ушах, он вряд ли способен что-то услышать. И опять вам здорово повезло. Вы что, дожидались Джорджа Бэтти?
— Дожидались?!
— Я просто недоумеваю, куда у вас ушло столько времени. Часы на одном из погибших остановились в два сорок четыре — значит, именно в это время произошел сломавший их взрыв. Бэтти потребовалось больше часа, для того чтобы установить, на какое направление указывает расположение тел погибших, выветрить скопившийся газ и добраться до того места, где он встретил вас и Джейксона. Когда вы с Биллом вышли на Бэтти из переходного штрека на середине «главной дороги», было три сорок пять. Мне просто трудно понять, что вы делали столько времени. От взрыва и газа вы никак не пострадали, однако к моменту встречи с Бэтти добрались только до середины «главной дороги» — почему? На что у вас ушло столько времени — если, конечно, Джейксону не пришлось тащить вас на себе?
— Откуда у вас вся эта информация?
— Из материалов расследования.
— Нога у меня тогда здорово болела, это точно.
— И тем не менее, встретившись с Бэтти, вы решили не обращать внимания на раненую ногу и присоединились к спасателям. Как вы сами сказали следователю, вы «позабыли» о боли. Допустим, так; и все равно, на что у вас ушло столько времени перед встречей с Бэтти?
Смоллбоун насыпал полную горсть смолотого пороха.
— Знаете, мы с Биллом Джейксоном герои. Все так считают. А все остальное, что там есть в этом расследовании, чушь собачья. Что могут знать о шахтерах люди, никогда не вылезающие из цивильного костюма? Да все эти тринадцать лордов и юристов знают о нас не больше, чем миссис Смоллбоун о дикарях, живущих к югу от экватора. А эксперты — да они уголь от карамельки отличить не смогут! Никто не придает итогам официального расследования никакого значения, и вам незачем это делать.
Порох черной струйкой устремился из кулака Смоллбоуна в бумажную трубку. До Блэара вдруг дошло, что руки Смоллбоуна и в самом деле больше уже не дрожали.
— Единственное, что я хочу знать, это почему вы с Биллом Джейксоном покинули забой, почему вы воспользовались «обратной дорогой» и чего вы дожидались после взрыва.
Смоллбоун поставил на весы дополнительные гирьки, отвешивая двойной заряд.
— Знаете что, мистер Блэар, уезжайте-ка вы назад, откуда приехали, в Африку там или в Америку. Вы и сами не понимаете, что можете разворошить.
— Вы имеете в виду Билла Джейксона и Розу? Передайте от меня Биллу, что Роза — симпатичная девушка, но между нами ничего нет. Я ее просто расспрашиваю о Мэйпоуле, только и всего.
— Все не так просто. Нельзя приехать в Уиган и в первый же день решить, кто есть кто и что есть что.
— К сожалению, я не могу уехать из Уигана, пока не отыщу Мэйпоула.
— Тогда вы можете остаться здесь навсегда.
Снова проходя на обратном пути через гостиную, Блэар обратил внимание на одну фотокарточку, резко выделявшуюся по стилю из множества мрачных портретов: на ней был заснят сам Смоллбоун на пляже.
— Это в Блэкпуле, — пояснил ему стоявший в двери кухни Смоллбоун. — Во время отпуска. Весь Уиган туда ездит.
На полочке рядом с фотографией находился серебряный стаканчик для бритья, на котором было что-то выгравировано. Блэар поднес его к падавшему из кухни свету и прочел: «А.Смоллбоун. Третье место. Водный спорт».
— Красивая вещь. Тоже из Блэкпула?
— Это было много лет назад.
— Но все равно, плавать в открытом океане? И заработать третье место, да еще в Блэкпуле? Где это в Уигане вам удалось научиться так плавать?
— На каналах. По прямой я могу плыть сколько угодно.
Оказавшись на улице, в задней аллее, Блэар подавил в себе возникшее было желание заглянуть домой к Розе. Хотя дорогу к ее дому он бы нашел теперь отсюда легко.
Зольные ямы парили под дождем. Окна домов были закрыты, однако до Блэара доносились то ругань, то молитвенное пение, то гвалт носящихся вверх и вниз по лестницам детей. Уиган как бы служил всему этому миниатюрным ландшафтным фоном, привносившим дополнительные детали: облака, эхо, подземные пространства, оставшиеся на местах былых выработок.
То, что Смоллбоун оказался пловцом, было, несомненно, новым и важным моментом в расследовании. Нападение на Силкока могли осуществить только двое. Не потому, что его ударили по голове, это как раз просто. Но потом его нужно было дотащить до канала, а там кто-то один должен был опустить его в воду и удерживать у донной части шлюза, пока другой зажимал ногу Силкока в замке затвора. И все это необходимо было проделать рядом со стоявшим судном, на котором полно потенциальных свидетелей, клянущихся теперь, что они ничего не видели и не слышали. Хитрый и коварный трюк, подобные дела как раз по части Смоллбоуна.
Перебирая в уме ту гору лжи, что наворотил ему Смоллбоун, Блэар как бы слышал одновременно и собственные лицемерные объяснения, которые он давал Шарлотте и Смоллбоуну насчет Розы. Какое ему вообще дело до того, что подумает о нем Шарлотта? И какое ему дело до этой шахтерки? Тем не менее она тянула его к себе, словно буйная виноградная лоза, что росла по ночам, опутывая его все сильнее и сильнее.
Глава девятнадцатая
— Погоду-то готовил повар, а не епископ[45], — проговорил Хэнни.
Шедший ночью дождь к утру прекратился, земля начала парить, тучи уступили место высокому голубому небу, под которым ярко-зеленые холмы засверкали, словно сделанные из стекла. Помимо обычных церковных гамаш и рясы, на епископе была широкая соломенная шляпа, какие обычно носят в экспедициях. Роуленды выглядели как два букета: на Лидии было бледно-розовое платье и такая же шляпка от солнца, а ее мать облачилась в нечто вычурное цвета красных пионов. На ветру их одеяния из шелка, атласа и тюля благоухали лавандой, а зонтики от солнца дрожали, как распустившиеся цветы. Блэар — в сапогах, еще не просохших с позавчерашнего дня, — старался не отставать от них. Позади него шли Леверетт со сворой тявкающих и рвущихся с поводков спаниелей, и егеря, тащившие плетеные корзины с провиантом.
