…Вот оно! То, что не давало мне покоя с самого подъёма!
— Тогда всем немедленно уходить! Пусть хоть бегом бегут! Только жратва и оружие! И уносим ноги! А здесь…
Ухмыляюсь. У меня есть пяток 'монок'. Будет сюрприз. Против пяти тысяч мы не выстоим. Даже со мной. И единственная надежда — войти в зону связи с Метрополией. А там — пусть ломают голову, как вытащить уже две сотни человек. И меня в том числе. С семьёй… Солдаты подхватывают носилки с лежащими на них девчонками, бегут вниз, к фургону. Я пока осматриваю склад боеприпасов. Патроны. Ручные бомбы. Пироксилин. Есть две полевые пушки. Естественно, револьверы, винтовки, шашки-сабли и конская сбруя. Бойцы и мужчины таскают бегом и валят на телеги упаковки патронов, ручных бомб, хотя от местных изделий мало толку. Тёрочный запал. Тонкий жестяной корпус, почти не дающий осколков… Перехватываю одного из солдат:
— Мешок гвоздей в телегу!
— Каких размеров, господин эрц?
Вот, уже все знают мой титул…
— Любых! И проволоки тонкой пару мотков. Или даже больше. Она в пути понадобится!
Солдат козыряет, уносится. Что исполнит — я спокоен. Пётр взял лишь тех, кому доверяет. С кем провёл в окопах несколько лет войны… Возвращаются мужики, которые относили девушек в фургон. Приносят мне два ранца, в которых упакованы мины. Мало сволочам не покажется.
— Ваша светлость…
Оборачиваюсь на голос, узнаю отца, у которого убили сына. Он отрешённо спокоен. Радом его такая же мертвенно спокойная жена.
— Ваша светлость… Мы Мирко похоронили, значит. Там. У озерка. А больше дитёв у нас не будет. Все дохтура в один голос сказали. Да и…
Машет рукой. Потом, сглотнув, произносит то, от чего я леденею:
— Мне тут солдатики сказали, вы врагам бонбу заложить решили? А ежели она не взорвётся? Или враги её того, обойдут?
— Не получится у них обойти.
Он машет рукой.
— Всякое может быть, ваша светлость. Лучше вы мне её дайте. И покажите. Что нажать, али дёрнуть. Иль поджечь надо. Мы с Ларой сделаем. Нет нам жизни без Мирко, ваша светлость…
Его жена кивает. И, кажется, это решение осознанное…
— Идём.
Подвожу его в горе бочек с пироксилином. Он очень гигроскопичен, поэтому выпускается в свинцовых бочках, которые заливают воском. Идиотский, на мой взгляд, способ. Впрочем, не я его и изобретал. Их монастырь — их и устав…
— Вот. Ищи себе место. Можешь прямо тут и сидеть. Поджигать ничего не надо. Дёрнешь за эту штуку — до трёх досчитать не успеешь. И ещё…
Разворачиваю мину направлением выброса осколков к дороге.
— Вот так держи. Тут внутри — картечь. Выкосит передних не хуже, чем косарь траву по росе.
Мужик светлеет лицом, улыбается:
— Будут хорошие поминки моему сыну…
Его жена согласно кивает, даже улыбается. Мужик вдруг озабоченно заявляет:
— А если они меня издали подстрелят?
— Так ты спрячься. За бочки. Эта картечь и свинец пробьёт, поверь.
Я проще сделаю, ваша светлость. Верёвочку за колечко привяжу и к ноге. И сяду. Они не сразу заметят. А как поближе подойдут. Ежели велят встать — встану. Верёвочка фиговинку и рванёт. Ежели просто выстрелят — нога распрямится, и опять же, рванёт. Ну а коли просто мимо пойдут — сам дёрну…
Зло сжимает челюсти. Его супруга подходит к мужу ближе, берёт его за руку, прижимается лицом к плечу. Какие люди… Отдаю ему честь. Он кивает в ответ. Иду к гребню холма, потому ощущение, что уже слышу далёкий-далёкий шум. Идут… Влезаю за руль, потому что уже практически все ушли, кроме нас. Женщины сидят с белыми от страха лицами, только Юница улыбается.
— Прошу прощения, дамы. Последний сюрприз.
Поворот ключа, джип с натугой трогается, тащит фургон. Чёрт, забыл на пониженную переключить. Торможу. Передвигаю рычаг трансмиссии. 'Воин' трогается на этот раз легко и спокойно, и я наращиваю скорость. Вскоре вижу хвост колонны. Арьергард из взвода солдат, шагающих за фургоном, провожает нас, когда мы обходим их. Все в нашей колонне знают мою машину, так что никому не придёт в голову стрелять по нам. Впереди — ряд холмов, где я хочу установить ещё одну мину. На первую океанцы не среагируют, посчитают всё произошедшее выходкой смертника. А эта их напугает. И сильно! Даст нам пару-тройку часов выигрыша, а может, и больше, времени… Кажется время. Начинаю поглядывать в зеркала заднего вида, но всё равно зеваю, и когда очередное движение зрачков цепляет картинку позади, на половину голубых небес чёрное облако дыма. Огромное, мрачное. Спасибо тебе, простой человек. Твой выбор — твоё право. Я не мог отговаривать тебя от него. Хорошая тризна твоей семье! Вскидываю руку, отрывая её от руля, произношу положенные слова. Не на русийском. На русском: 'Пусть в Ирии тебе земля будет пухом!' Обе женщины косятся на меня, но я показываю пальцем назад. Они лезут в люк, потому что Юница опять уснула. Слышу сквозь шум ветра, бьющего в отверстие, изумлённые возгласы. Долго торчат. Я беру рацию:
— Пётр, видел?
— Видел, Михх. Слава ему вечная в нашей памяти.
— И памяти моих товарищей…
— Что дальше?
— Дальше? Идём до упора. Скоро холмы, вы уходите вперёд, а я ещё сюрприз им подготовлю. Послабее этого, но тоже неприятный. Обещаю.
— Понял.
— Мы сейчас вперёд, и будем вас там ждать.
— А далеко?
— Всё время прямо. Километров… Тьфу, вёрст восемь. Дотянут твои?
Рарог уверенно отвечает, даже с усмешкой:
— Дотянут. Думаю, сегодня и полста вёрст рванут. Кони отдохнули, народ уже по телегам да фургонам разобрался, женщины, что нашли — тоже на глазах жизнью наливаются. Ты что им за снадобье волшебное дал, Михх?
Смеюсь:
— Было бы больше — они б завтра быстрее лошадей неслись, Петя. Есть у нас там одно средство. Ещё попробуешь. Конец связи.
Отключаюсь, прибавляю скорость. Машину начинает раскачивать, женщины пищат, и я сбавляю ход — у меня же больные в прицепе… Кто-то, не могу разобрать сразу, лезет ко мне. Аора. Что ей опять надо? Встревоженный голос:
— Эрц, Юница постоянно спит! Это из-за вашего лекарства?!
— Вы тоже себя чувствуете, как дочь?
— Н-нет… Наоборот…
— Девочка вчера перенесла тяжелейший шок! Просто чудо, что удалось обойтись опять без последствий. А моё лекарство… Это просто сок. Ягодный. Такие у нас повсюду растут. И мы научились сок консервировать. Вот и всё.
Женщина облегчённо вздыхает.
— Я думала, это какое-то шарлатанское средство… Мне столько раз пытались их всучить…
Хьяма просовывает голову между нами и бесцеремонно перебивает:
— Что это было, господин эрц?
— Чего?
Она повторяет:
— Что это было, господин эрц? Сзади нас?
— Как положено к родителю будущего мужа обращаться?!
Она исчезает. Ну, да. Правильная реакция. Это я гоню коней. Но очень хочется, чтобы у них с сыном сладилось… Аора молчит. Потом всё же задаёт вопрос:
— Сколько нам ещё ехать?
— Будь мы одни, без обоза…
Взмахиваю рукой, показывая пальцем на тянущиеся далеко позади телеги и возы.
— Приехали бы за два дня. А так — думаю, недели три. Минимум. Если нас не задержат. Но уже завтра будет легче — я смогу вести переговоры с Метрополией по радио. Может, там что-нибудь придумают…
Снова тишина, и я спокойно кручу баранку дальше. Холмы уже хорошо видно, до них километра три…
Торможу, потому что мы на месте. Вот здесь подходящее место. Женщины удивлённо смотрят на меня, потому что я стал на косогоре, освободив саму дорогу. Вылезаю, потягиваюсь. Просто чудное место.
— Чего смотрите? Можно немного размяться. Пока наши не пройдут.
Облюбованное местечко метрах в пяти за фургоном. Открываю дверь — на меня удивлённо уставляются восемь тощеньких лиц. Обтянутые восковой кожей лица. Ну, вчера то почти все без сознания были. Потом мельтешение тех, кто их обхаживал. Дальше солдаты на носилках тащили и в фургоне за установленные брезентовые ремни подвешивали.
— Здравствуйте, девушки!
— Здравствуйте и вам, господин…
Нестройно бормочут они. Правда, тихо. Сил то практически нет. Но выглядят куда лучше чем вчера.
— Как себя чувствуете?
— Спасибо, господин, намного лучше.
Из темноты позади салона появляется средних лет женщина, подозрительно смотрит на меня:
— Господин?
— Везу я вас. Извозчик.
Её широкое лицо как бы расправляется.
— А, понятно. Чего стали то, господин возчик?
— Отдохнуть надо, да обоз подождать.
Она высовывается в распахнутую настежь дверь, оглядывает залитые солнцем холмы, уходящие к верху.
— А долго стоять будем?
— Не знаю. Может час, может — два. Как там успеют.
Опять нахмуривается:
— Был бы кто — помог бы девиц с лежанок, да носилок снять. На солнышко вынести. Им бы сейчас так полегчало.
