Или Сиринга:
Пану казалось уже, что держит в объятьях Сирингу, —Но не девический стан, а болотный тростник обнимал он…
(I, 705–706)[650],
а иногда подробно описаны (при этом обычно проявляется то, что в замечательной книге покойного Ю. К. Щеглова названо «стык нового и прежнего состояния»)[651]:
Только скончала мольбу — цепенеют тягостно члены,Нежная девичья грудь корой покрывается тонкой,550Волосы — в зелень листвы превращаются, руки же в ветви;Резвая раньше нога становится медленным корнем,Скрыто листвою лицо, красота лишь одна остается.Фебу мила и такой, он, к стволу прикасаясь рукою,Чувствует все еще грудь под свежей корою трепещет,555Ветви, как тело, обняв, целует он дерево нежно,Но поцелуев его избегает и дерево даже.Бог — ей: «Если моею супругою стать ты не можешь,Деревом станешь моим», — говорит <…>.
(I, 548–558)
vix prece finita torpor gravis occupat artus,mollia cinguntur tenui praecordia libro,550in frondem crines, in ramos bracchia crescunt,pes modo tarn velox pigris radicibus haeret,ora cacumen habet: remanet nitor unus in ilia.Hanc quoque Phoebus amat positaque in stipite dextrasentit adhuc trepidare novo sub cortice pectus555conplexusque suis ramos ut membra lacertisoscula dat ligno; refligit tamen oscula lignum,cui deus ‘at, quoniam coniunx mea non potes esse,arbor eris certe’ dixit ‘mea!
(Ограничимся одной этой выпиской из оригинала — остальные приводим только в переводе С. В. Шервинского.)
Большинство названных эпизодов имеют две общих черты:
1) Превращение описывается как процесс, расчлененный на постепенные, поочередные или параллельные — и, во всяком случае, отдельно названные — превращения частей тела в части дерева или цветка. Прежде всего (как отмечает Д’Овидио) нош превращаются в корни, после чего человек теряет способность к перемещению (ср., в частности, пример с гелиотропом — сноска 7), волосы — в крону, руки — в ветви и т. д.
Первый этап особенно нагляден в превращении в деревья вакханок, растерзавших Орфея:
Но не позволил Лиэй, чтоб осталось без кары злодейство.Он, о кончине скорбя песнопевца его тайнодействий,В роще немедленно всех эдонийских женщин, свершивших70То святотатство, к земле прикрепил извилистым корнем.Пальцы у них на ногах по мере неистовства каждой —Вытянул и острием вонзил их в твердую почву.Каждая — словно в силке, поставленном ловчим лукавым, —Стоит ногой шевельнуть, тотчас ощутит, что попалась,75Бьется, но, вся трепеща, лишь сужает движения путы.Если ж какая-нибудь, к земле прикрепленная твердой,Тщится побегом спастись, обезумев, то вьющийся кореньДержит упорно ее и связует порывы несчастной.Ищет она, где же пальцы ее, где ж стопы и ноги?80Видит, что к икрам ее подступает уже древесина;Вот, попытавшись бедро в огорченье ударить рукою,Дубу наносит удар, — становятся дубом и груди,Дубом и плечи. Ее пред собой устремленные рукиТы бы за ветви признал, — и, за ветви признав, не ошибся б.
(XI, 67–84)
Ср. также превращение Гелиад, оплакивающих Фаэтона:
Раз, как обычно, — затем что вошло гореванье в обычай, —Вместе вопили они; Фаэтуза меж них, из сестер всехСтаршая, наземь прилечь пожелав, простонала, что ногиОкоченели ее; приблизиться к ней попыталасьБелая Лампетиэ, но была вдруг удержана корнем.350Третья волосы рвать уже собиралась руками —Листья стала срывать. Печалится эта, что держитСтвол ее нош, а та — что становятся руки ветвями.У изумленной меж тем кора охватила и лоно,И постепенно живот, и грудь, и плечи, и руки355Вяжет — и только уста, зовущие мать, выступают.
Волосы описаны в цитированном эпизоде превращения Дафны в лавр: «Волосы — в зелень листвы превращаются, руки же в ветви; In frondem crines, in ramos bracchia crescunt» (Met. I, 550). Среди примеров Д’Овидио эта черта появляется даже вне круга превращений в растения, так превращение Атласа в гору сопровождается превращением его бороды и волос в лес:
С гору быв ростом, горой стал Атлант; волоса с бородоюПреобразились в леса, в хребты — его плечи и руки;Что было раньше главой, то стало вершиною горной…
(IV, 657–658)
Само по себе это расчлененное описание и превращение отдельных частей тела несколько напоминает миф о создании мира и разных его частей из частей расчлененного тела первочеловека, гиганта и т. д. Любопытно, что одно из превращений у Овидия непосредственно соседствует (и причинно-следственно связано) с расчленением тела — разрыванием Орфея вакханками, которых затем Дионис, в наказание за это, превращает в деревья (см. текст выше).
2) Из дерева или цветка течет кровь[652].
Дриопа срывает Лотос (представленный деревом) — превращенную нимфу:
340Недалеко от воды, подражая тирийской окраске,Лотос там рос водяной, в уповании ягод расцветший.Стала Дриопа цветы обрывать и совать их младенцу,Чтоб позабавить его; собиралась сделать я то же, —Ибо с сестрою была, — но увидела вдруг: упадают345 Капельки крови с цветов и колеблются трепетно ветки.Тут, наконец, — опоздав, — нам сказали селяне, что нимфаИменем Лотос, стыда избегая с Приапом, когда-тоС деревом лик измененный слила, — сохранилось лишь имя…
(IX, 340–348)[653]
То же может случиться и без превращения: кровь течет, когда Эрисихтон срубает дуб, в котором живет дриада (VIII, 742–773):
<…> бледностью вдруг его длинные ветви покрылись.А лишь поранили ствол нечестивые руки, как тотчасИз рассеченной коры заструилася кровь, как струитсяПред алтарями, когда повергается тучная жертва,Бык, — из шеи крутой поток наливается алый.
(VIII, 760–764)
Особенно близкое к Данте соответствие Д’Овидио справедливо находит в эпизоде превращения Гелиад:
Что же несчастная мать? Что может она? — неуемноХодит туда и сюда и, пока еще можно, целует!Этого мало: тела из стволов пытается вырвать,Юные ветви дерев ломает она, и оттуда,360 Словно из раны, сочась, кровавые капают капли.«Мать, молю, пожалей!» — которая ранена, кличет.«Мать, молю! — в деревьях тела терзаются наши…Поздно — прощай!» — и кора покрывает последнее слово.Вот уже слезы текут; источась, на молоденьких ветках365Стынет под солнцем янтарь, который прозрачной рекоюПринят и катится вдаль в украшение женам латинским.
(II, 356–366)
Первая черта не находит аналогии у Данте (а есть разве что в иллюстрациях Г. Доре): у нею душа, лишившаяся (по собственной воле) тела, попадает в седьмой круг Ала и там, как семя, прорастает деревом.
94Когда душа, ожесточась, порветСамоуправно оболочку тела,Минос ее в седьмую бездну шлет.
97Ей не дается точного предела;Упав в лесу, как малое зерно,Она растет, где ей судьба велела.
100Зерно в побег и в ствол превращено…[654]
(Inf. XIII, 94–100)
Вторая же не только используется, но и концептуализируется:
Так раненое древо источалоСлова и кровь <…>.
(Inf. XIII, 44–44)
У Овидия способность к речи исчезает в процессе превращения, в лучшем случае претерпевающая метаморфозу (в большинстве случаев это персонаж женского пола) успевает сказать прощальные или «завещательные» слова — ср. превращение Филемона и Бавкиды:
715Вдруг увидал Филемон: одевается в зелень Бавкида;Видит Бавкида: старик Филемон одевается в зелень.Похолодевшие их увенчались вершинами лица.Тихо успели они обменяться приветом. «Прощай же,Муж мой!» — «Прощай, о жена!» — так вместе сказали, и сразу720Рот им покрыла листва. И теперь обитатель ТианыДва вам покажет ствола, от единого корня возросших.
(Met. VIII, 715–721)
То же в превращении Дриопы: «Одновременно уста говорить и быть перестали» (IX, 392) — и Гелиад: «и кора покрывает последнее слово» (Met. II, 363). По Данте же способность эта у превращенных сохраняется, но голос требует выхода, поэтому Данте и должен отломить ветку, причиняя боль Пьеру делла Винье: только обломанная ветвь открывает выход для голоса или стона:
