войны стала осада Иерусалима. Наконец Тит, сын недавно избранного римского императора Веспасиана, заставил мятежников сдаться, и 28 августа 70 г. н. э. римская армия сожгла город дотла. Снова народ Иудеи потерял свой храм – на этот раз уже окончательно. Это могло бы стать концом религии Израиля; но вместо этого группа фарисеев совершила текстуальную революцию, заменившую храм новым писанием.
8. Мидраш
На древнем Ближнем Востоке храм был так важен для идентичности народа, что национальная жизнь без него казалась немыслимой[772]. Однако во времена изгнания Вавилонии надежду и цель жизни изгнанным иудеям дало составление писания. Разрушение Второго Храма в 70 г. н. э. дало новый толчок текстуальному творчеству и вдохновило два новых движения. Писания, созданные последователями Иисуса из Назарета, возвещали, что его смерть положила начало новому «завету» между Богом и человечеством. Но большинство иудеян не видели необходимости отказываться от синайских откровений и лишь искали новые пути их выражения: сперва в Мишне, затем в Талмуде, положивших начало раввинистическому иудаизму.
Фарисеи не поддерживали войну против Рима. Их выдающийся лидер Йоханан бен Заккай, член Великого Синедриона (политического собрания «лучших людей» города), сумел бежать из осажденного Иерусалима. Предание гласит, что он явился к Веспасиану, командовавшему осадой, и предсказал, что тот скоро станет императором; и когда предсказание сбылось, Веспасиан разрешил ему открыть школу в Явне, к востоку от Иерусалима. После падения Иерусалима фарисеи собрались там, пригласив в свою академию также и священников, и писцов, которые после гибели Храма утратили большую часть своего авторитета. Самых ученых из них стали называть «равви», то есть «учитель». В первые годы академию в Явне возглавлял равви Йоханан и двое его одаренных учеников, равви Элиезер и равви Иешуа; их преемниками стали равви Акива и равви Ишмаэль. Поначалу раввины еще надеялись, что храм удастся восстановить и во второй раз; может быть, Бог помажет, как Кира, еще одного мессию? А тем временем они будут хранить память о храмовых обрядах и ритуалах, чтобы сразу восстановить культ. В то же время они затеяли масштабный проект пересмотра Торы, которая должна была по-прежнему служить народу в трагически изменившемся мире[773].
Мы уже видели, что Эзра, читая народу Тору после вавилонского пленения, одновременно с исполнением текста давал к нему пояснения. Таким образом, текст Торы (известный как «микра», то есть «читаемое») в умах слушателей неразрывно сливался с импровизированным комментарием чтеца: то и другое казалось одинаково боговдохновенным. Теперь, в новой раввинистической идеологии, мудрец приобретал авторитет уже не от священнической должности, не от навыков писца, а от мудрости, унаследованной у нескольких поколений учителей[774]. Писание отождествлялось с Писаной Торой, когда-то хранившейся в храме. Однако его истолкование (мидраш) сделалось Устным преданием, которое ученик раввина получал от своего наставника, заучивал наизусть и передавал своим ученикам. Истолкование становилось тем, что «произносится» (шна) и точно, слово в слово, передается из поколения в поколение; это была мишна («повторяемое предание»), исходящая не из исписанного свитка, а от вдохновленного Богом человека.
Раввины в Явне, передававшие мишну, именовались таннаим («произносящие»). Писаный канонический текст был открыт для всех, но лишь «повторяемые предания» вдыхали в его слова жизнь. Впрочем, «повторение» не подразумевало, что раввин обязан слово в слово воспроизводить прозрения своего учителя. Полностью их усвоив, дальше он мог импровизировать, передавать их по-новому, отвечая на политические и интеллектуальные вызовы своего времени. Этими новыми прозрениями раввин делился со своими учениками, которые, в свою очередь, их преображали. Таким образом, мишна представляла собой живой, постоянно развивающийся корпус знаний[775].
Отвлеченное богословие раввинов не интересовало. Их занимали в высшей степени практические вопросы. Они задались целью создать систему законов, которая позволит иудеям оставаться верными Моисееву преданию в трагически изменившемся мире – так что не могли позволить себе роскошь ностальгически цепляться за прошлое. Например, правило об уплате десятины в Заиорданье было сформулировано в ходе ожесточенных споров и не имело никаких оснований в писании. Однако равви Элиезер радостно его приветствовал: «Тайна Господа с теми, кто боится Его, и Завет Его образует их!»[776] «Идите и скажите мудрым! Нашему решению можно верить!»[777] Мишна сознательно отступала от канонической Еврейской Библии. Вместо того, чтобы цитировать писание, раввины опирались на Гиллеля и Шаммая, трудившихся в Иерусалиме в начале I в. н. э. Мишна никогда не претендовала на то, что все ее правила исходят от Моисея. Эта идея возникла гораздо позже[778].
Экзегеза была не уединенным занятием, а общим делом, напряженным и шумным. Ученики изучали «повторяемые предания» своих учителей, бесконечно декламируя их вслух и яростно о них споря. Позднее один палестинский раввин так описывал эту сцену: «Слова летают туда-сюда, когда мудрецы входят в дом изучения и обсуждения Торы; один отстаивает одно мнение, другой – другое, третий – третье»; они перекидываются идеями, «словно воланом»[779]. Хотя решение выносилось большинством голосом, мнение меньшинства также тщательно сохранялось; ни один вопрос не решался «раз и навсегда»[780]. Сейчас какое-то мнение кажется неправильным – но кто знает, в каком будущем споре оно может пригодиться? Поговаривали даже, что изучать «повторяемые предания», чтобы понимать все возможные последствия того или иного решения, приходится самому Господу Богу[781]. Как объяснял один позднейший раввин, здесь просто не может быть «последнего слова»:
Если бы мы получили Тору в готовом виде, нам некуда было бы и ногу поставить. Где в писании основание для такого утверждения? [Вот оно]: «И говорил Господь к Моисею… Моисей сказал к Нему: «Господь Мира, научи меня Закону». Сказал Он к нему: «Следуй за большинством. Если большинство признает обвиняемого невиновным, оправдай; признает виновным – обвини». Итак, в Торе можно найти сорок девять причин применить закон о нечистоте и сорок девять причин не применять закон о нечистоте[782].
Бог дал Моисею Тору, обладающую множеством значений; и дело толкователя – танна — найти значения, соответствующие потребностям времени.
Однако сам по себе текст еще не наделяет мудростью, необходимой, чтобы верно истолковывать Тору. Как и в Индии, и в Китае, ученик познает ее истинное значение, живя бок о бок с учителем, служа ему, наблюдая за его поведением, следя за тем, как воплощается Тора в мельчайших подробностях его повседневной жизни. Один злосчастный ученик, неверно истолковав один текст и не заметив другого, неправильно понял указания писания о ритуальной чистоте и в результате нарушил одну из заповедей (мицвот). Ошибка его была в том, что он положился на тексты. Если бы он обратил внимание на то, как соблюдает мицву его равви – интуитивно понял бы ее значение. Писание часто трудно
