что тебе, Ливай? Я могу слушать тебя и одновременно смотреть на экран своего телефона. Это же не бином Ньютона!
– Ты хочешь заниматься этой работой?
– Нет, не хочу. Сейчас я хочу быть со своими друзьями. И хорошо проводить время.
– Тогда можешь уходить.
– Не могу. Мама говорит, что нам нужны эти деньги.
– Ну, хорошо, – сказал Ливай, пафосно прочищая горло. – Наша вторая задача – это удостовериться, что дом не забит мусором. Если в нем мусор, то это пожароопасно. Мы должны разложить все, что можно, по пластиковым пакетам, сложить их на обочине и вызвать бригаду, занимающуюся вывозом мусора.
– Звучит отвратно.
Ливай это проигнорировал:
– Затем, выполнив первую и вторую задачи, мы можем перейти к третьей и нарисовать аэрозольной краской на двери косой крестик. – И он достал из своей сумки баллончик с краской и сделал вид, что рисует на двери букву «Х». – Красное «Х» означает, что дом готов к сносу.
Я раздраженно закатила глаза:
– Мы можем войти прямо сейчас?
– Я могу, а ты – нет.
– Это еще почему?
– Потому что этот дом слишком пострадал от наводнения, а на тебе сейчас джинсы «капри» и девчачьи кроссовки.
– Это кеды.
– Неважно. К тому же я забыл принести для тебя строительную каску.
– Тогда что прикажешь делать мне, пока ты будешь ковыряться внутри?
– Сидеть и ждать меня.
– Но мне за это заплатят, верно?
Ливай сказал мне, что мы будем получать по двадцать баксов за каждый дом и делить эти деньги пополам. И он скорчил рожу:
– По-твоему, это справедливо? Что же ты такого сделаешь, чтобы заработать эти деньги?
– Я буду здесь, чтобы оказывать тебе моральную поддержку.
– Как же мне повезло, – проворчал парень и захлопнул за собой входную дверь куда громче, чем это, по-моему, было необходимо.
Меня такое положение дел вполне устраивало. Я сидела на веранде и ждала, когда Ливай сделает что положено, одновременно проверяя, не появились ли на страничке Джесси новые видео, и надеясь увидеть на ней разбитые вдребезги унитазы.
Мы проверили таким образом пару домов, потом углубились внутрь городской застройки, дальше от реки, где разрушения были не так велики. Может быть, дыра в крыше или одно-два выбитых окна. Пропитанный водой ковер или затопленный подвал. Ничего, чего нельзя было бы починить. Все восстановимо, ремонтопригодно, если только кто-то хотел бы все это восстановить. Чего, по всей видимости, эти семьи делать не желали. Ливай разрешал мне входить в такие дома.
Эти брошенные жилища были похожи на огромные кукольные дома, из которых были вывезены мебель и оборудование. Некоторые жители приложили все усилия, чтобы оставить свои дома в чистоте и порядке. Некоторые даже вымели полы. Некоторые дома пахли хлорной известью и очистителем для стекол. Другие горожане оставили за собой горы мусора и самые несусветные пожитки. В таких домах Ливай вручал мне пакеты для мусора и определял мне фронт работ.
Хотя перебирать весь этот хлам и было противно, это также было не лишено и интереса. Всякий раз, когда я находила что-нибудь неожиданное и чудное, я показывала это Ливаю. Например, пару оленьих рогов. Или шар для боулинга. Или коробку из-под обуви, полную старых, заляпанных очков для чтения. За каждую очередную чудную находку я вслух начисляла себе очки, как будто мы с Ливаем играли в какую-то игру.
Но на самом деле это было не так. Иногда Ливай смотрел на то, что я находила, а иногда не обращал на это никакого внимания.
– Ливай! Поднимись сюда!
Он вприпрыжку прибежал вверх по лестнице:
– Что тут?
Я показала на противоположный конец ванной. В душевой кабинке стояла великолепно украшенная искусственная рождественская елка.
– Тот, кто поставил здесь эту штуку, стопудово пытался поиздеваться над нами, верно? – усмехнулась я. Ливай только чуть заметно улыбнулся. – По-моему, это потянет на сто пятьдесят очков.
Он вздохнул, совершенно выведенный из себя:
– Кили, мне плевать, зачем ее здесь поставили, ее надо убрать, и все.
Потом, в последнем доме, который мы осмотрели за день, Ливай вдруг поднялся на второй этаж и зашел в комнату, где находилась я:
– Ммм… как по-твоему, сколько очков я заработал вот за это? – Он поднял руку и показал мне пук черных волос.
– Это еще что за черт? Чучело?
– Не-а.
– Дохлая кошка? – Я сморщилась.
– Это… парик.
Я ахнула:
– Ух ты! Вот это да!
Ливай повертел его в руках:
– Что-то я не пойму. Здесь, в Эбердине, этот малый хотел, чтобы люди думали, будто у него есть волосы, а в своей новой жизни ему будет плевать, сели все будут видеть, что он лысый?
– Пожалуйста, надень его, – попросила я.
– Что? Ну, нет!
– Пожалуйста, Ливай. Пожалуйста. Мне всегда хотелось узнать, как бы ты выглядел с волосами.
Он потер руками персиковый пушок на своей голове, как будто раздумывал над тем, сделать это или нет.
– Мой дядя носил парик, – сказал он. – Когда я был маленький, я этого не знал. Парик был темно-русый и очень блестящий. В общем, когда мне было года четыре, он вдруг надел мне его на голову, когда я обнимал его, наверное, чтобы показаться смешным.
– Что ж, это и впрямь было смешно.
– Однако он не смеялся, когда я взял и описал его. – Должно быть, на лице моем отразилось отвращение, потому что Ливай сразу ушел в глухую оборону: – Ну, что? Это очень травмировало мою психику.
– Ладно, ладно, прими от меня небольшой полезный совет. Когда ты в следующий раз будешь рассказывать эту историю, опусти тот эпизод, где ты описался, особенно если рассказываешь ее девушке.
– Спасибо за совет. – И Ливай запустил в меня париком, как летающей тарелочкой.
И тут он, видимо, осознал, что получает удовольствие. Потому что он сразу же отвернулся и вышел вон.
* * *
Этим же вечером, но позже мои родители и я смотрели вечерние новости по каналу Кей-Пи-Би-Си, держа свои тарелки с ужином на коленях. Мама слишком устала, чтобы что-либо готовить, а пиццерия «Минео» была все еще закрыта, так что мы не смогли заказать пиццу, но, к счастью, на кухонных полках сыскалась коробка блинной муки, и мама испекла нам оладьи.
Репортер Шон Уилкокс представил моего отца как одного из лидеров, как он сказал, движения сопротивления строительству водохранилища.
Я громко рассмеялась:
– Ой, папа, ты что, серьезно? Это же звучит так банально!
Отец, с набитым ртом, сказал что-то вроде:
– Я этого не говорил! Это была его идея!
Мама прибежала из кухни с новой оладьей на кулинарной лопатке. Она положила ее на мою тарелку и сказала отцу:
– Энни говорила
