потом за поясную петлю на джинсах, потом за задний карман.
В конце концов я все-таки вырвалась и побежала через стадион к школьному кафетерию.
– Напишу позже! – прокричала я.
Я нашла девчонок за нашим обычным столиком. Элиза ела все свои любимые блюда: кусочки куриной грудки, жаренные во фритюре, жареную картошку, пиццу, печенье с запеченными в них крошечными «Эм-энд-эмс». Она поставила на стол все одновременно, как за семейным столом. Купила она и напитки: спрайт для меня, малиновый Iced Tea для Морган и воду для себя.
– Простите ради бога, что опоздала!
Элиза посмотрела на меня понимающим взглядом.
– Она целовалась с Джесси, – сказала она, склонив голову к Морган, но продолжая глядеть на меня. – Видишь, какие у нее губы? Надутые, как будто их искусали пчелы. И лицо у нее сияет. – Едва сказав эти слова, Элиза наморщила лоб. – Погоди-ка. Ты действительно вся сверкаешь. Что это за блестки на твоем лице?
Я вытерла лицо тыльной стороной руки и увидела, что она вся исчерчена фломастерами. Мы с Джесси сидели под трибунами стадиона, готовя плакаты для митинга, который проводит мой отец.
Улыбка Элизы тотчас погасла.
Я старалась быть осторожной и не рассказывать Элизе слишком много о делах своего отца. Я хотела быть чуткой. Ее дом был разрушен, она переедет во Флориду, как бы ни сложились дела. Я обменялась смущенными взглядами с Морган и только потом заметила, что перед ней лежит открытая записная книжка. Я быстро ткнула в нее пальцем и сказала:
– Как бы то ни было, что это вы двое тут делаете? Играете в крестики-нолики?
– Мы составляем список гостей, которые будут приглашены на отвальную вечеринку Элизы.
Теперь, когда родители Элизы купили билеты на самолет, понедельник надвигался на нас стремительно, и сознание того, что это последние дни, которые нам осталось провести вместе, придавало ощущение напряженного ожидания. Элизе все еще хотелось продолжать дуться, но, честно говоря, думаю, мы все понимали, что на это уже не остается времени. Так что она стряхнула с себя досаду.
– О’кей. Итак, последнее, что я хочу сделать… – Ее лицо снова осветилось радостным волнением. – Я собираюсь пригласить гостей в отель, чтобы вместе поплавать. И я уговорила своих родителей снять на эту ночь для нас всех еще одну комнату в отеле – нашу собственную. Так что мы сможем провести эту нашу последнюю ночь вместе.
– Надо же! Класс! – Я плюхнулась на свой стул и начала уминать жареную картошку.
Морган приготовилась писать список.
Элиза начала со своих школьных подруг. Нескольких девчонок, с которыми мы вместе готовили домашние задания в комнате для внеклассной работы, еще нескольких из комитета по организации балов.
Затем Элиза доброжелательно посмотрела на меня:
– Само собой, мы пригласим Джесси Форда. И нам, пожалуй, надо будет пригласить и Зито, чтобы он не чувствовал себя одиноким без своего друга.
– Спасибо, – сказала я. Это было мило с ее стороны, но я также сознавала, что если она залучит на свою вечеринку Джесси Форда, то будет выглядеть круто в глазах всех своих подруг.
Затем Элиза и Морган начали решать, кого пригласить из их друзей по церкви Святой Анны.
Внезапно Элиза коснулась руки Морган, но смотрела она при этом на меня:
– А как бы ты посмотрела, если бы мы пригласили Уэса?
Морган напряглась. Было ясно, что это предложение стало для нее полной неожиданностью. Она была удивлена не меньше моего.
Я пожала плечами:
– Я не возражаю.
У меня в самом деле не было никаких возражений. Напротив, я бы очень хотела, чтобы Уэс наконец увидел, как должен вести себя достойный бойфренд. Джесси не станет никого оскорблять. Он никого не заставит чувствовать себя скованно. Джесси будет остроумен, и с ним будет легко и весело. Возможно, он организует в бассейне схватку между двумя командами игроков, сидящих на плечах своих товарищей, или состязание в прыгании в бассейн бомбочкой. А может быть, турнир по синхронному плаванию. И все это для того, чтобы достойно проводить Элизу. Я представила себе, как Уэс стоит на краю бассейна, сложив руки на груди, на всех дующийся, совершенно не умеющий веселиться. Быть может, это даже заставит Морган ясно увидеть контраст между нашими бойфрендами. Если у моей подруги и остались еще какие-то чувства к Уэсу и она все еще по нему сохнет, сто пудов, это излечит ее навсегда.
К тому же это будет последняя западня в этой жизни, которую мне сможет устроить Уэс. Когда Элиза уедет, я точно больше никогда не буду пересекаться с парнями из его компании. И Морган тоже вряд ли.
– Не знаю, – сказала Морган. – Может быть, это не такая уж хорошая мысль. – Она опустила голову и ковыряла бумажную бахрому внутри металлической спирали, которой была скреплена ее записная книжка.
Элиза несколько раз моргнула:
– Хорошо, нет проблем. Я просто думала, дай предложу это мимоходом.
Я по-прежнему точно не знала, что было у Элизы на уме, то ли она и впрямь хотела пригласить Уэса на свою вечеринку, то ли искала способ поссорить Морган и меня. Но что бы это ни было, это стопудово сыграло в мою пользу.
Глава 22. Пятница, 20 мая
После полудня ожидается увеличение облачного покрова, переходящее ранним вечером в дождь. Минимальная температура 54 градуса по Фаренгейту.
После уроков я встала перед школой и начала ждать Ливая. Но его все не было. Я послала ему сообщение: «Я уже здесь. А ты где?»
«Нет, это я здесь. А ТЫ где?»
Я повернулась на триста шестьдесят градусов, оглядываясь по сторонам:
«Ты что, разыгрываешь меня?»
«Я в полицейском участке. Я написал тебе раньше, чтобы ты встретилась со мной здесь».
– «Ничего ты мне не писал».
Я прокрутила назад все сообщения на моем телефоне, чтобы удостовериться.
«У меня нет от тебя сообщения на этот счет».
Я стояла перед школой и ждала, когда Ливай ответит мне. На это ушло какое-то время. Я посмотрела на школьные часы, но кто-то оторвал их позолоченные стрелки, и теперь это был просто пустой циферблат. Это вогнало меня в тоску.
«Извини. Оно было в моей черновой папке».
Идиот! Я сердито написала: «Так ты за мной придешь?»
«Мне надо поговорить с отцом. Встретимся в участке».
К счастью, полицейский участок находился недалеко от средней школы. Всего лишь в нескольких кварталах, рядом со зданием мэрии. Но это отнюдь не уменьшило моей злости. Я и так ненавидела эту работу. Ненавидела больше всего на свете. И саму работу, такую
