разговору. 
Сорин часами продумывал, что именно ей скажет, но теперь, когда она оказалась перед ним, лишился дара речи и не мог вымолвить ни слова, чтобы заставить ее перестать смотреть на него так, будто он вырвал сердце у нее из груди и растоптал.
 Скарлетт стрельнула в него глазами, которые сегодня были золотисто-огненными.
 – Сегодня утром у меня нет угощений, чтобы развязать твой язык, принц. Говори же. – Ее голос был холодным и темным, под стать теням.
 Но слова ускользали от Сорина. Под ее пристальным взглядом у него буквально не получалось связать их в фразы. Он ожидал прочесть в ее глазах ненависть и гнев, но не был готов к обиде. Скарлетт, всегда имевшая в запасе множество масок, отказалась от них, будучи в его обществе.
 Обида. Такой маски он никогда не видел. Боль – да. Но обиды, вызванной предательством, никогда. И причиной был он сам. Он сделал то, что сделал. И никакими словами и заверениями ситуацию не исправить.
 Еще через минуту с ее губ сорвался короткий недоверчивый смешок.
 – Я не собираюсь торчать тут весь день, Сорин. Говори, или я ухожу.
 Он шагнул было к ней, но видя, как она напряглась, замер.
 – Прости меня, Скарлетт. Ты не представляешь, как я сожалею.
 – Продолжай, – холодно сказала она.
 – Мне так много нужно тебе сказать, что я не знаю, с чего начать.
 – Начни с чего-то одного.
 – Ты пришла за мной, – тихо сказал он.
 – Конечно пришла, – огрызнулась она. – Я думала, что это мы друг для друга и делаем. Я считала… Конечно я пришла за тобой.
 – Прости, что обидел тебя.
 – Я сама виновата: показала тебе, куда можно удалить, – ледяным тоном отрезала она.
 Сорин сглотнул.
 – Ты была права, Скарлетт. Мы одинаковые. Ты равна мне во всех отношениях, и я не имел права говорить с тобой так.
 – Нет, не имел. Ты блуждал в потемках, но вместо того, чтобы впустить меня и позволить помочь вновь увидеть звезды, попытался затолкать меня обратно в реку, под воду. Ирония в том, что именно ты помог мне понять: одна я могу решать, кто и что имеет надо мной власть. Еще более забавно то, что я считала тебя одним из двух мужчин, которые никогда не попытаются засунуть меня в чертову клетку. – Он увидел, как в ее глазах заблестело серебро, но она была решительно настроена не дать пролиться слезам. – Я не твое треклятое наказание, – ядовито прошептала она, опуская глаза в пол.
 Сорин не сдержал слез, и они покатились по его лицу. Ему потребовалось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы не броситься к ней.
 – Нет, Скарлетт Монро, – сдавленно всхлипнул он. – Ты что угодно, только не наказание. Ты – яркая звезда, которую я не заслужил.
 – Я доверяла тебе! – Ее голос надломился, и от этого звука у него чуть не подкосились колени. В следующее мгновение она зашагала к нему через комнату, ее тени смешивались с синим пламенем лесного пожара. – Я всецело доверилась тебе, а ты использовал это против меня. Ты от меня отгородился. Ты, на хрен, получил то, что хотел, и закрылся от меня.
 На последних словах она толкнула его с такой силой, что он попятился. Его грудь вспыхнула огнем в том месте, где она прикоснулась, – были ли в том повинны ее тени или пламя, он не знал.
 – Прости меня, Скарлетт. Скажи, что я должен сделать. Скажи, как все исправить, – умолял он.
 – Этого не исправить, Сорин! Вчера ты как будто превратился в Микейла и заявил прямым текстом, что держишь меня рядом исключительно для того, чтобы получить то, что тебе нужно. Что я – обуза.
 – Нет! Нет, милая…
 Он потянулся к ней, но она поспешно отступила и, не дав ему договорить, воскликнула:
 – Неужели не понимаешь, Сорин? Нет никакой милой. И нас тоже нет. Есть ты, и есть я. – Ее слова били наотмашь, как камни. Слова, которые он опрометчиво бросил ей вчера. Слезы неудержимо текли по ее щекам, когда она закричала: – Ты разрушил то, что было между нами! Ты разрушил нас!
 В этот момент Сорин почувствовал, как его душа раскололась на сотню осколков. Его левая рука вспыхнула огнем, а незавершенная метка слегка потускнела. Она не исчезла совсем, но стала более светлой, из черной, как остальные татуировки, превратившись в бледно-серую. Это дорого ему обойдется.
 Когда Скарлетт растворилась в воздухе, на Сорина накатила мучительная тошнота.
   Глава 27
   Сорин
 В перерывах между сотрясающими тело мучительными спазмами, выворачивающими наизнанку желудок, Сорин смог отправить огненные сообщения своему Внутреннему двору и Брайару, и они почти мгновенно появились в его покоях.
 – Где она, черт возьми? – требовательно спросила Элиза, обводя комнату диким взглядом.
 – Телепортировалась, – хрипло ответил Сорин.
 – Ты же говорил, что она этому еще не научилась, – медленно протянул Сайрус.
 – Однажды ей это удалось. Так мы выбрались из особняка Лэйрвудов.
 Сорин вытер губы тыльной стороной ладони. Во рту был отвратительный привкус. Рейнер взял его за руку и помог встать с пола, а Брайар протянул стакан воды.
 – Но как она сделала это сейчас? – не отставал Сайрус.
 – Мы… э-э-э… весьма эмоционально поговорили, – выдавил Сорин. – Думаю, это нетрудно представить.
 – Где она, черт возьми? – повторила вопрос Элиза.
 – Не знаю.
 – Так найди ее, – прошипела она.
 – Не могу.
 – Что значит – не можешь? Ты ее близнецовое пламя. Разыщи ее, – приказала она холодным отрывистым тоном.
 – Я. Не. Могу, – раздельно повторил Сорин.
 Глядя на Сорина широко раскрытыми глазами, Сайрус схватил его за левую ладонь. При виде потускневшей метки он выругался.
 – Что ты сделал? – в ужасе прошептал он.
 – Где Скарлетт? – снова спросила Элиза.
 – Он ее не чувствует, Элиза, – пояснил Сайрус с недоверием в голосе. – Потому и не может найти.
 Элиза выскочила из комнаты, хлопнув дверью.
 – Я не ощущаю ее и понятия не имею, где она находится, – признался Сорин, переводя взгляд на Брайара. – Значит, мои чары больше не действуют.
 На этот раз Брайар злобно выругался.
 – Не зная, где она, я бессилен что-либо сделать, Сорин.
 – Рейнер, – начал было Сорин, повернувшись к нему.
 – Я уже этим занимаюсь. Все наши ресурсы брошены на прочесывание территории, – негромко отозвался он.
 Сглотнув, Сорин предпринял еще одну попытку. Напрягшись, он заглянул внутрь себя, на связь между их душами, но нити, соединяющие их, почти оборвались. Осталась всего одна, и та была туго натянута. Неизвестно, как долго она продержится.
 В комнате воцарилось молчание. Никто не знал, что сказать. В тишине Сорин слышал только, как Скарлетт