— Зачем? — только взяв подарок в руки, я обнаружила, как дрожат пальцы. Что-то было связано с этим кулоном-серьгой, что-то очень важное… то, что я никак не могла вспомнить.
— Будешь моей невестой. Официально.
Руки затряслись еще сильнее, и я едва не выронила презент.
— Кир, ты… — и голос, решив, видимо, составить компанию конечностям, тоже дрогнул. Проклятье! — Дай мне воды! — потребовала, забыв от волнения добавить вежливое «пожалуйста».
Мужчина молча поднялся и, подойдя к кровати, протянул мне полный бокал. Вцепившись в него, как утопающий в спасательный круг, я сделала несколько больших глотков, перевела дыхание и снова прильнула губами к прозрачному сосуду, намереваясь допить его содержимое до конца.
— Если в правое ухо вденешь — будешь официальной женой, — будничным голосом сообщил мне этот… слов нет, кто! Я подавилась, закашлялась. Мне аккуратно постучали по спинке, и, дождавшись, когда успокоюсь, сказали: — Первый вариант — просто помолвка по аше-аровски. Тебя это ни к чему не обяжет, но от многого защитит. Раз уж не хочешь восстанавливать ритуалы и ставить метки… Будь так добра, принцесса, вдень в ухо мой брачный кель.
И я бы вдела, честно, если б смогла попасть в крошечную дырочку на собственной мочке. А так лишь зажала в кулаке похожую на ромб серьгу с выгравированным на ней символом, и виновато улыбнулась аше-ару.
— Не хочешь, значит, — покачав головой, проговорил он и отвернулся.
— Не могу, — честно ответила я и, глядя, как Кир-Кули разворачивается, чтобы уйти, шепотом добавила: — Руки дрожат, сама не справлюсь.
В третьей комнате все того же шарту…
Аше-ары никогда не славились радушием, а род Кули если и отличался в этом от соплеменников, то, скорее, в худшую сторону. Гостевая часть главного родового шарту не была настолько густо и разнообразно заселена за все время своего существования. Три комнаты с посторонними… Целых три комнаты! Если бы живой дом мог говорить, то непременно воскликнул бы что-то вроде: «Куда катится мир!» Но дара речи шарту был лишен, а потому ему оставалось лишь обслуживать, наблюдать и… по желанию хозяйки, проецировать увиденное на экраны ее комнаты.
А желание это возникало часто. Вот и сейчас, с трудом примирив и отправив с поручениями в разные миры парочку дальних родственников, Лирэн-Кули устроилась в любимом кресле и затребовала от дома отчет. Гости, которых притащил с собой младший братец, доверия ей не внушали. А впрочем (губы женщины изогнула чуть заметная, но удивительно теплая улыбка), когда он притаскивал что-то путное?
В первую очередь шарту «вырастил» посреди круглой столешницы неглубокую овальную чашу с зеркальным дном. Но вместо склонившейся над ней аше-ары, там отражалась бело-золотая комната Зои. Глава рода Кули на секунду задумалась, рассматривая живую картинку, затем, поморщившись, велела дому пропустить эту часть записанных им наблюдений.
После того, как на запястьях вампира Эр-класса очутились магические браслеты, особой угрозы девчонка не представляла. А следить за странной личной жизнью брата было, конечно, забавно, но несколько… неправильно. Да и желание дать оболтусу воспитательный подзатыльник, указав на ошибки, весьма мешало беспристрастно оценивать ситуацию.
Края чаши послушно схлопнулись, словно веки огромного глаза, и вновь распахнулись, отображая апартаменты гая Светлоликого. Этот гость вызывал у хозяйки шарту наибольшую настороженность. От Огненного, вопреки предостережениям и характеристике, полученным от Кира, Лирэн ничего особенного не ждала. Регулировать неуравновешенных психов, которых и среди Кули хватало, она научилась давно. Таких типов аше-ара видела насквозь, даже когда они впадали в меланхолию.
Возможно, именно на контрасте с ее семьей и его собственным братом Ашенсэн и воспринимался женщиной настолько… опасным. Он был слишком спокойным, слишком сосредоточенным, слишком отстраненным и слишком последовательным. И при этом каким-то непостижимым образом умудрялся успешно взаимодействовать с остальными членами своей разношерстной компании. А еще он, словно издеваясь, даже не пытался ставить защиту на выделенную ему комнату и иногда останавливал насмешливый взгляд именно на том предмете, который в данный момент выполнял функцию глаз и ушей хозяйки «гостеприимного» дома. Как будто чувствовал наблюдение и снисходительно позволял следить за собой, чем откровенно бесил главу рода Кули.
«Око» на столе послушно продемонстрировало ей отчет за последние несколько часов, то ускоряя запись, то возвращаясь на реальную скорость действия, и, наконец, дошло до настоящего момента, дав картинку сидящего в кресле мужчины. В противовес домашней обстановке на Светлоликом были вовсе не домашние тапочки, а сапоги и плащ на плечах. Постукивая рукоятью кнута по подлокотнику, маг внимательно смотрел на часы, и улыбка, кривящая его рот, кому-то не предвещала ничего хорошего.
Ашенсэн внезапно повернул голову, словно посмотрев прямо в глаза наблюдавшей за ним аше-аре, и приветственно помахал рукой. Лирэн, скривившись, фыркнула и… велела показать ей менее раздражающего представителя чешуйчатого племени.
Ийзэбичи, который вообще ничем кроме раздумий и тисканья своей айки не занимался, к охране личного пространства подходил с маниакальной серьезностью. Тройной слой чар «надежно» защищал его комнату от постороннего внимания. Вот только либо он не очень хорошо знал, что из себя представляют живые дома аше-аров, где каждый предмет мебели, каждый клочок шторы — часть единого целого, способная в любой момент отрастить парочку симпатичных глазок, либо просто не задумывался об этом.
Быстро промотав то, что делал рыжеволосый мужчина за последние часы, «око» отобразило картинку в реальном времени, где полуголый сильнейший с мокрыми волосами и обнаженным торсом шел из купальни, вытирая полотенцем голову. Лирэн-Кули не сдержалась и одобрительно хмыкнула, скользя взглядом по его обнаженной груди. И, дабы не стимулировать собственное воображение, хотела было переключиться на комнату дочери, как вдруг… дракон исчез. Вот только что стоял на мягком ковре босиком и в одних брюках — а в следующее мгновение спальня опустела. И, как выяснилось далее, бесследно пропал из главного шарту не только этот гай.
В тайном зале Ордена Сильнейших…
В тайном зале царило небывалое оживление. Ложи всех трех ярусов были переполнены. Почти каждый член ордена не преминул воспользоваться возможностью привести кого-то из учеников, кандидатов в сильнейшие или просто близких. Пропустить событие не пожелал никто.
На каменном валуне в центре зала, отсчитывая последние мгновения трехдневного срока, мерно пульсировали полупрозрачные светящиеся сферы — белая, красная и золотая. Многочисленные зрители внимательно следили за этими маячками, не спеша делиться с соседями своими прогнозами. Исход поединка был весьма туманен.
Наконец сферы вспыхнули ярче и, сорвавшись с места, разлетелись в разные стороны, образовав равносторонний треугольник. Под ними, на уровне пары метров от пола воздух загустел, превращаясь в ровную, идеально круглую площадку не то из стекла, не то из кристально-прозрачного льда. Двери тайного зала захлопнулись, а арочные проемы ниш затянуло пленками охранных щитов.
Возле красной и золотой сферы заклубился туман, потемнел и стал превращаться в две мужские фигуры. Но взгляды всех присутствующих были обращены на белый шар. Ведь именно реакция действующей главы ордена, которую так и не смогли найти, была особенно интересна. Вот только гайя Белоснежная все не появлялась. Сфера стремительно почернела, после чего вздулась и… лопнула, забрызгав непонятно грязно-жирной субстанцией прозрачную поверхность арены.
— Что, уже, время поединка? А где же Белочка? — разорвал тишину полный недоумения голос.
Головы зрителей синхронно повернулись. Изумленный вздох также был подозрительно массовым. Появления гая Огненного в священном месте в подобном виде не ожидали даже те, кто был с ним знаком в прошлом. Без рубашки, босой, с полотенцем на плечах, поверх которого лежали абсолютно сухие ярко-рыжие волосы, присущие его облику сильнейшего. По рукам этого наглеца скользили, словно ластясь к хозяину, язычки оранжевого пламени.
— Померла, видать, Белочка. Увы, — невозмутимо сообщил брату, а заодно и присутствующим гай Светлоликий. И эта его невозмутимость почему-то воспринималась оскорбительнее полуголого вида дракона.
— Уже? Вот же… стер-р-рва! — негодующе прорычал дракон, ладони его полыхнули огнем, когда он швырнул на пол мгновенно вспыхнувшее полотенце. Секунду спустя оно осыпалось горсткой серого пепла на безупречно-чистый «лед».
