— Вокруг обеих клеток имеется какое-то силовое поле, — устало отвечаю я. — Не впускающее меня и, скорее всего, удерживающее там кислород, которым они дышат. Я не смогла проникнуть сквозь него. Я попыталась просеяться к ней, но это оказалось невозможным, так что мне пришлось перестроиться и просеяться рядом с ней. Затем я как бы… зависла между двумя местами, потому что я не могла дышать, и если бы я задержалась, это убило бы меня. Я не уверена, что не умирала, когда Охотник вышвырнул меня оттуда. Я лишилась возможности находиться между двумя местами. Споткнулась. Я не видела Охотника, но уловила запах серы, и холод значительно усилился, когда что-то огромное сшибло меня в какую-то червоточину. Я очнулась здесь.
— Но зачем Охотникам сажать Дэни и Шазама в клетки? — восклицает Кэт. — Это не имеет смысла.
Риодан напряженно чеканит:
— Шазам нарушил правила ради Дэни. Я гадал, грядёт ли расплата. Похоже, это она и есть.
— Как мы их вернём? — спрашивает Кэт, и её глаза блестят едва сдерживаемыми слезами.
Я осознаю, что она тоже истощена. Её дочь и вторая половинка похищены Круусом, и Кэт любит Дэни так же сильно, как и я. Вдобавок она чувствует беспокойство и боль всех вокруг, несмотря на её стоический характер и колоссальные ментальные барьеры.
Я чувствую колебания пространства и времени в то же мгновение, когда Кристиан напрягается и резко разворачивается в ту сторону.
В воздухе открывается проём, и кусочек пергамента плавно опускается на пол.
Я даже не вижу, как Бэрронс направляется к нему. Он просто оказывается там. держит пергамент, просматривает его и переводит взгляд на меня.
— Тебе надо поесть. Тебе надо отдохнуть.
— Прочитай это для меня, — рычу я. Я чувствую ледяной порыв воздуха, который последовал за посланием. Я знаю, что отправила его Иксай, и видимо, она следила за мной, когда Кристиан использовал эту технику, чтобы общаться с нами в Фейри.
— Ты не останавливалась с тех пор, как покинула ту комнату, — рычит Бэрронс в ответ. — Твоё тело дрожало даже тогда, когда ты была без сознания. Ты слаба.
— Я. Никогда. Не. Слаба. Читай, — мрачно повторяю я, поднимаясь на ноги и весьма великолепно скрывая дрожь в ногах, позвольте отметить.
На его подбородке дёргается мускул, затем он резко вручает мне кусок бумаги.
«Мы вернём тебе твоего отца.
Встреться с нами в роще, где мы виделись ранее.
Приходи одна.
Не заставляй нас ждать.
Ибо мы не будем ждать».
Я бросаю взгляд на Риодана, чувствуя себя так, будто меня разрывает надвое.
— Опиши всё, что ты видела. Мне нужны ориентиры.
Информация — это причина, по которой я силилась задержаться. Я описываю точные цвета и форму туманности с тремя столбами вплоть до последней детали, затем золотисто-лавандовую планету, расстановку звёзд.
— Иди, — говорит он потом бесстрастно. — Я с этим разберусь. Я займусь возвращением Дэни. Ты сосредоточься на своём отце.
— Верни её домой, Риодан, — в моих словах содержится торопливое рвение молитвы.
Его улыбка холодная и опасная, и я осознаю, что если кто-то и может придумать, как сразиться с Охотниками и победить, то это мужчина, который стоит передо мной.
— Клянусь своей бл*дской жизнью, Мак.
***
— Ты же знаешь, что ты не отправишься туда одна, — говорит Бэрронс, как только мы закрываем за собой дверь и начинаем шагать по коридору.
Я бросаю на него взгляд.
— Я и не намеревалась. Иксай не устанавливает правила.
— Ты поешь перед тем, как мы туда отправимся.
Я призываю протеиновый батончик из заначки, которую держу в книжном магазине на случай визита Дэни, разрываю обёртку, запихиваю содержимое в рот и пару раз жую перед тем, как проглотить. На то, чтобы призвать нечто существующее, требуется меньше энергии, чем на создание чего-либо с нуля.
— И теперь ты питаешься как Дэни, — сухо говорит он.
— Но я же ем.
— Тебе надо поспать.
— Не бывать этому, Бэрронс. Как думаешь, что за игру она ведёт?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Доешь этот батончик, съешь второй, попей воды, и мы узнаем.
Я закатываю глаза, но следую его совету, затем заскакиваю в ванную, чтобы пописать и сполоснуть лицо водой. На мгновение я изучаю своё отражение, затем фыркаю. Может, я частично фейри, и меня сложно убить, но под глазами у меня всё равно залегают тёмные пятна от измождения. Ну что за херня.
Поскольку я бывала в роще прежде и знаю планировку, я просеиваю нас в уединённое укрытие на краю леса, где можно лучше высмотреть врага. Я ожидаю, что либо нас ждёт армия фейри, либо здесь не окажется никого.
Я ошибаюсь в обеих гипотезах.
Иксай и Азар уселись в центре поляны как воплощение расслабленной элегантности, перед ними длинный стол со скатертью, хрусталём и фарфором, заставленный огромным количеством еды, закусок, роскошных спелых фруктов, десертов, от которых текут слюнки, а также там имеется рубиново-красная бутылка вина.
Боже, я голодна. Те протеиновые батончики далеко не насытили меня, а просеивание требует энергии.
Я бросаю взгляд на Бэрронса.
«Ничего не ешь. Никому не доверяй».
«Согласна», — отвечаю я.
— Иди сюда. Присоединись к нам, — зовет Азар. — Мы чувствуем, когда ты просеиваешься.
Когда мы покидаем укрытие леса и приближаемся к столу на поляне, я требую:
— Где мой отец?
— Ты знаешь, где он, — говорит Иксай, бросая в рот замороженную виноградинку, и её зимний взгляд блуждает по мне с головы до пят с откровенным презрением. — Ты не можешь просеяться к нему. Это сообщает тебе всё, что тебе нужно знать. Ну, не всё, но это сообщает тебе то, что я удерживаю его в одном из фрагментов, существование которых породил Дэррок, когда он обрушил стену между нашими мирами, и наши реальности схлестнулись воедино, — её взгляд переключается на Бэрронса и мгновенно становится горячее. Она оценивает его с откровенной похотью и бормочет мне: — Я сказала тебе прийти одной.
— И ты знала, что я этого не сделаю.
— Ты всегда приводишь с собой зверя. Я бы тоже так делала. Он весьма пленителен. Я бы хотела заполучить его себе.
— Переходи к чёртову делу, — тихо говорит Бэрронс. — Что ты хочешь в обмен на Джека?
Иксай прищуривает глаза.
— Манеры важны. Садитесь. Присоединитесь к нам. Мы желаем обсудить наше будущее.
Бэрронс слегка улыбается.
— Мы уже установили, что ваше будущее смертно. И очень непродолжительно.
Она пожимает плечами.
— Если ты считаешь пять сотен лет непродолжительным сроком. Песнь ещё не уничтожила наше бессмертие. Может пройти ещё столетие, прежде чем она достигнет этой точки. Эти шесть долгих веков женщина, которой ты служишь, может провести в мире. Или постоянно оборачиваться через плечо, пока ты пытаешься защитить всех, кого она любит.
— Он мне не служит, — говорю я.
— Конечно, служит. С чего бы иначе ему оставаться подле тебя? — парирует она.
— Твоему виду сложно понять, что в жизни есть не только правители и служители, хищники и жертвы, — говорю я. — Ты хочешь верить в то, что он служит мне, потому что верность слуги можно купить или пошатнуть, и это может дать тебе шанс с ним.
Бэрронс одаряет её улыбкой, которая вся состоит из зубов и свирепости.
— Ни в одной из существующих реальностей, принцесса.
— Теперь ты лишь сильнее интригуешь меня, — урчит Иксай.
— Переходи к делу, — я повторяю приказ Бэрронса.
— Согласен, — рявкает Азар. — Переходи к бл*дскому делу, Икс.
Зима с явной неохотой переводит взгляд с Бэрронса на меня, её глаза прищуриваются и заметно холодеют.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Мы готовы принять тебя в качестве королевы.
— Удобно, — фыркаю я. — Поскольку я уже королева. Хоть принимаете вы это, хоть нет.
— Иксай хотела сказать, — говорит Азар, награждая её выразительным и яростным взглядом, — мы надеемся, что ты готова править и заботиться о нашем виде. Теперь ты знаешь, что воспоминания и эмоции были восстановлены, и что через пять-шесть сотен лет наш вид вымрет. Ты будешь заботиться о нас до тех пор?
