Я едва не издаю фыркающий смешок, вспомнив фиаско той ночи, когда я попыталась преподнести ему шоколадный торт с розовой глазурью в честь дня рождения. «Я не собираюсь его есть. Я просто смотрела на него. Садись, Бэрронс. Они наконец-то готовы к разговору». Я тоскливо смотрю на торт, затем просеиваю его на дальний конец поляны. С глаз долой, из сердца вон.
Нам придётся пробыть здесь какое-то время.
***
Спустя несколько часов мы вчетвером обговорили наше соглашение. Оно далеко не доведено до совершенства. Нам по-прежнему нужно решить важные вопросы.
Но мы пришли к согласию в достаточном количестве пунктов, чтобы у меня появилась надежда на то, что в итоге мы найдём способ сосуществовать на Земле следующие пять-шесть сотен лет. Разговор с ними заставил меня осознать, что лучший вариант — это разобраться, как пропеть древнюю Песнь и восстановить стены между нашими мирами. Затем я смогу запечатать и Светлый, и Тёмный двор (и мне наверняка придётся снова дать Видимым Эликсир, потому что я не позволю Круусу убить их всех), а они там меж собой разберутся. Теперь я лучше понимаю, почему первая королева заточила Невидимых. Они бешеные, опасные. Я могу лишь надеяться, что Круус создал более рациональный и менее варварский двор.
Иксай и Азар внесли несколько разумных предложений. И я тоже. Хотя в отместку за то, что они сделали с моим отцом, я бы предпочла дать им вымереть, я не готова допустить, чтобы выжил лишь Двор Теней. Честно говоря, я понятия не имею, что готова сделать, чтобы это предотвратить. Мне нужно время, чтобы всё продумать.
— Чтобы скрепить условия, требуется обмен символическими дарами, — говорит Азар.
— Какой дар вы предлагаете? — холодно спрашиваю я.
Иксай говорит:
— Я верну твоего отца. Ты можешь забрать его в мир смертных. Заклинание, которое наложил на него зверь, держится. Ему не стало хуже.
— Однако он всё равно умирает.
— Эликсир это предотвратит.
— Это не вариант для моего отца, — бесстрастно отвечаю я.
Иксай замолкает на мгновение, затем говорит:
— Возможно, антидот существует. Мне нужно время, чтобы поискать.
— Чего ты хочешь взамен?
— Восстанови мой двор. Они страдают, разорванные на фрагменты, дрейфующие по моему королевству, осознающие всё и пребывающие в агонии, и они продолжат страдать до дня, когда их бессмертие не закончится. Столетия страдания.
Внутри я содрогаюсь, но ничего не показываю.
— Как насчёт статуй в твоём лабиринте, Иксай? Разве они не страдают вечно?
Она начинает рычать, спохватывается и говорит:
— Эти статуи — не твоё дело. Они заслуживают находиться там за то или иное прегрешение.
— Ты хотела сказать, за какой-то один выпад или оскорбление в твою сторону. Я согласна восстановить всех обитателей Зимнего Королевства. Это не обсуждается. И только если ты прямо сейчас принесёшь моего отца, чтобы я смогла забрать его домой.
— Сначала восстанови мой двор.
— Нет.
Не сказав ни слова, Иксай исчезает. Вернувшись, она приносит с собой моего отца и грубо бросает на землю. Я вновь отказываюсь выдавать эмоции, лишь осматриваю его, чтобы удостовериться, что она не навредила ему ещё больше, затем кидаю взгляд на Бэрронса, который едва заметно склоняет голову.«Он в таком же состоянии, что и прежде. Моё заклинание до сих пор держится».
Иксай наливает четыре бокала вина и подвигает два из них в нашу сторону.
— Мы ещё не закончили. Мы должны официально заключить наше перемирие. Иначе ему можно изменить.
— И как нам официально заключить его?
Она слегка улыбается, бросая плотоядный взгляд на Бэрронса.
— В былые дни мы требовали публичное совокупление для закрепления соглашения. Я готова принять такой вариант.
Я закатываю глаза.
— Не сомневаюсь.
— Ты же знаешь, что я могу тебя убить. И ты подпустишь меня так близко? — говорит Бэрронс. Его глаза сверкают кроваво-красными искрами, и он сам выглядит плотоядным, но не в сексуальной манере.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Иксай вскидывает голову, награждая его ледяным и самодовольным взглядом.
— Не в этом мире. В Священной Роще Созидания ни одно живое существо не может быть убито, — она сверлит меня выразительным взглядом. — Даже с помощью твоего копья. Именно поэтому мы выбрали это место для встречи.
Я говорю:
— Священная Роща Созидания? Поясни.
— Когда-то это был дом Той, Что Пропела Песнь. Той, что доверила древнюю мелодию нашей первой королеве. Давным-давно мы жили здесь с Богиней. Спирсидхи были зачаты в этой роще, — говорит Азар.
Изумительная часть истории фейри, которую я не знала, и которая объясняет очаровательных спирсидхов.
— Эта планета защищена. Ничто не может быть убито здесь, — продолжает Азар.
— Тогда Двор Света может жить здесь и никогда не умрёт, — замечаю я.
— Ничто не может быть убито, — с издёвкой повторяет Иксай. — Ты так же плоха, как Северина. Смерть от естественных причин не считается убийством. Мы умрём здесь так же быстро, как на Земле. Идёмте, нам надо скрепить наше хрупкое перемирие.
Я выгибаю бровь.
— Никто ни с кем не будет совокупляться, и я думаю, ты это знаешь.
— Тост — это приемлемая альтернатива, — предлагает Иксай и поднимает бокал. — При условии, что наша клятва официально произнесена. Мы все должны повторить одну и ту же клятву перед тем, как выпить. Это необязательно должно быть нечто подробное, просто что-то в духе: за новые начала; вместе мы найдём способ делить Землю и процветать.
Я поднимаю свой бокал, играя рубиновой жидкостью в гранёном хрустале и изучая её. Внезапно какой-то сон или скорее кошмар наяву, какие бывали у меня во время уединения в комнате вне времени, врезается в меня с неожиданностью и свирепостью прибойной волны, сокрушая меня ужасающими деталями.
Я встретилась с врагом, приняла бокал отравленного вина, веря, что перемирие возможно.
Они отравили меня каплей Эликсира Жизни. Я стала такой же холодной и бесстрастной, как фейри. Я разрушила человечество и заточила всю Девятку за исключением Бэрронса в адской преисподней, потому что Бэрронс каким-то образом оказался королём Невидимых и стоял передо мной с бесконечной печалью в тёмном взгляде.
«Мак, ты всё забыла, — сказал он в моём кошмаре. — Позволь мне показать тебе путь обратно».
Но я ничего не забыла, и я ненавидела сам факт того, что я появилась на свет, и в то же время остро осознавала, что вскоре даже это не смогу ненавидеть. Я стану полностью фейри, полностью потерянной.
Навсегда.
Теперь я задаюсь вопросом, был ли этот «кошмар» (на самом деле, у меня их было несколько за время уединения) скорее слишком деликатным проявлением дара предвидения королевы.
Если так, и я собираюсь избежать этого, то это намекает (если страх грядущей гибели моего отца — это тоже предвидение), то его судьбы тоже можно избежать.
Это также намекает на то, что Азар и Иксай безбожно лгали мне всё то время, что мы вели переговоры.
Возможно, здесь ничто не может быть убито. Но мне определённо могли подлить капельку Эликсира Жизни. Это меня не убьёт. Это сделает меня бессмертной.
Но если они действительно нашли эликсир наперёд меня, зачем они пытались сделать меня полностью бессмертной? Что это им даст? Это не имело никакого смысла.
Встретившись взглядом с Иксай, я резко опрокидываю кубок в сторону и выливаю содержимое на землю.
Она вскакивает на ноги, крича:
— Стой! Не трать его впустую! Я выпью это, клянусь Д'Ану, просто отдай его мне! Отдай его мне!
Как только жидкость падает на землю, трава чернеет, от неё поднимается густой ядовитый дым, и мы с Бэрронсом вскакиваем с наших стульев за долю секунды до того, как трава взрывается кровавым пламенем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Иксай смотрит на землю на протяжении долгого застывшего момента, затем её взгляд резко бросается к Азару, глаза прищуриваются от ярости, лицо напрягается в нечеловеческих пропорциях, кожа натягивается на острых выступающих костях.
