— Можно, она придёт с утра и будет моей горничной? — робко глядя на супруга, спросила госпожа.
— Разумеется, можно. Спасибо, — норн обернулся ко мне. — На сегодня можешь быть свободна. Завтра встану на час позже. Потом зайдёшь к госпоже, сделаешь, что прикажет. Отныне ты её служанка.
Поклонившись, я ушла, оставив молодожёнов одних.
Итог моей беседы с нориной в виде простыни с кровавым пятном был назавтра торжественно предъявлен всем желающим.
Утром госпожа выглядела смущённой, односложно отвечала, а то и вовсе молчала, когда супруг её о чём-то спрашивал, и практически не ела. Наверное, стеснялась.
Когда я одевала её, было ещё хуже. Сидела, обхватив руками колени, плотно сжав ноги, и придумывала тысячи причин, лишь бы не идти завтракать. И я бы принесла ей завтрак в постель, если бы не хозяин, зашедший узнать, куда я подевалась со злосчастной простынёй.
— Мирабель, вы плохо себя чувствуете? — пожелав супруге доброго утра, он чрезвычайно удивился, застав её неодетой.
Госпожа покачала головой и отвернулась, прижимая руки к груди.
— Тогда почему вы не желаете завтракать? Мирабель, да поймите же вы, наконец, вас никто не съест! Завтрак будет чисто семейный: я не собираюсь мучить вас неделикатными вопросами посторонних людей. Если хотите поговорить с матерью, она ещё здесь: граф и графиня Ларели любезно приняли моё предложение заночевать у нас.
— Нет, благодарю вас. Я… я сейчас встану.
— Замечательно! Позавтракаете и на правах хозяйки проводите припозднившихся гостей. Там ещё поздравления, подарки… Решите сами, что с ними делать.
Не удержавшись, я укоризненно взглянула на хозяина: в первое же утро, после серьёзного потрясения, взвалил на плечи супруги столько забот.
— Ты что-то хотела сказать? — он перехватил мой взгляд.
Я промолчала: своё мнение лучше не высказывать. У рабынь нет права на собственное мнение.
Норн ушёл, и я наконец смогла выдернуть и свернуть простыню. Сразу же отнесла её тому, кто так жаждал её получить, и вернулась к госпоже. Она по-прежнему смущалась меня и позволила лишь наполнить ванну и принести себе полотенце. Разделась за закрытой дверью, швырнув мне сквозь щель грязную ночную рубашку
Причёсывая норину, я узнала некоторые подробности прошедшей ночи: она сама рассказала, видимо, видя во мне подругу. Я, признаться, была рада, что с госпожой у меня завязались доброжелательные отношения.
Оказывается, всё было не так уж и плохо, хозяин, наверное, показал героическое терпение, учитывая её вчерашнее состояние. Впрочем, я по себе знала, что он мог.
Разумеется, откровенного рассказа о потери невинности не последовало, просто пара коротких фраз и благодарность за вчерашний разговор: 'Я хотя бы не опозорилась, а то лежала и боялась, что опозорю род Ларели'. Судя по её щебету, поцелуи ей понравились, а так же то, что муж проявил уважение к стеснительности супруги.
Вместе с мужем проводив гостей и выслушав краткое напутствие от родителей, норина Мирабель приступила к осмотру своего хозяйства. В этом ей помогал дворецкий.
Я же помогала служанкам убирать последствия вчерашнего празднества, хотя, признаться, у хыр было гораздо больше работы, чем у нас.
Быть горничной госпожи оказалось не так обременительно, как казалось вначале, единственное, что иногда приходилось разрываться между супругами. Разумеется, желания хозяина были первостепенны, и иногда норине Мирабель помогала одеваться другая служанка. Впрочем, ей и полагалось по статусу две горничные, вернее, одна нормальная горничная, аверда, и, по желанию, какая-нибудь рабыня.
Женитьба хозяина внесла кое-какие коррективы в мою жизнь: большую часть недели я благополучно проводила по ночам в собственной постели, правда, бывало, что недостаток внимания норн добирал днём. Надо отдать ему должное: заботился о том, чтобы за пикантным занятием его не застала супруга. Впрочем, и меня не обделяли лаской, не сводили всё к утолению похоти. Да, не всегда в спальне, да, часто так, как мне не представлялось приличным, но часто с очень приятным итогом. Похоже, что либо я, либо моё тело к нему привыкли.
— Так приятно после этой фарфоровой куклы, — как-то прокомментировал хозяин, развалившись на кровати и тепло глядя на меня. — На неё только смотреть можно, а как дотронешься, вечно не покидает мысль, что разобьёшь. Да лежи ты, куда ты так торопишься? К тряпкам и метёлкам для пыли? Или к Мирабель? Вижу, вы сдружились. Это хорошо, с тобой она быстрее освоится в роли хозяйки. Кому рассказать — норина беспомощнее торхи! Кстати, на представление придворного театра хочешь попасть?
Разумеется, я хотела и получила обещание взять меня с собой.
Четыре ночи с супругой, три — со мной. С обеими — до утра. Временами я заставала их в постели, когда приходила справиться, встала ли госпожа. Но спали они как-то странно: каждый на своей половине кровати. Ни разу не видела, чтобы хозяин обнимал госпожу, тогда как свою торху, то есть меня, он прижимал к себе, гладил, устраивал мою голову у себя на плече. Я так и засыпала. И просыпалась. Во всяком случае, всегда ощущала тепло его тела и тяжесть руки. А тут…
Я ведь и спящими их видела — пришлось как-то будить хозяина ради депеши. Спал на боку, отвернувшись от молодой супруги.
То, что я заставала его у госпожи, вызывала у него не раздражение или недовольство, а досаду. Если до этого он и так лежал в обнимку с женой, то тогда отодвигался ещё больше. И молчал, пристально наблюдая за выражением моего лица. У меня даже создалось впечатление, что ему неприятно, что я вижу их вместе. И не потому, что мешаю, а потому, что он не хочет, чтобы я видела.
В таких случаях вставал и уходил сразу после моего ухода. Так что умываться я приносила уже в его спальню.
Что испытывала я? Сложно сказать, может, лёгкую горечь. Во всяком случае, я старалась не заходить к госпоже раньше десяти, не хотела застать у неё хозяина.
Как и обещал, в конце месяца хозяин взял меня в театр. Одета я была, как обычно, зато без колокольчика, который надевала на бал. Шла позади хозяев, несла лёгкую накидку и сумочку госпожи.
В ложе повесила на вешалку верхнюю одежду, накинула парчовую накидку на обнажённые плечи норины Мирабель, достала из её сумочки веер и встала боком к ней, прислонясь спиной к стене ложи. Но госпожа отказалась от моих услуг, сказав, что если ей будет жарко, она справится сама. Отдала ей веер, поправила причёску и отошла за кресло хозяина, жадными глазами пожирая занавес.
— Садись, представление длинное, — норн указал на небольшой выступ у бортика. — Устанешь стоять. Мирабель, вы не против?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
