— В последнее время я часто думала об этом... Но ты мне не веришь.
— Естественно, не верю! Я понимаю, почему ты называла меня дикарём. Я и есть дикарь. Ты умнее меня, ты владеешь технологиями, о которых я не догадываюсь, ты можешь лепить из моего сознания всё, что заблагорассудится. Как я должен верить тебе?
— У меня, в отличие от Анжелы Заниаровны, никаких технологий нет. Разве что интуиция, которая часто помогает угадывать чужие мысли. Но женщины всегда умели пользоваться интуицией, и ты должен знать, как меня обставить.
— Обставить! — воскликнул я. — Ты считаешь, людям больше делать нечего — только друг дружку обставлять?
— Это-то я и хотела тебе рассказать, — терпеливо разъяснила Катя. — Два дня назад я заходила к Лионе и долго с ней разговаривала. Она обозвала меня продажной тварью.
«Милая Лиона, — вздохнул я про себя, — могла всё выложить человеку в лицо».
— У Лионы был нервный срыв, — продолжала Катя, встав рядом со мной возле стены. — Она уже ничего не боялась, ей было плевать, что она может отправиться в промзону. Я не могу пересказать тебе наш диалог... Но он оставил у меня в душе тяжёлый осадок. Я попыталась взглянуть на свою жизнь со стороны и пришла к выводу, что Лиона... Нет, Лиона не права, я не продажная тварь. Но я всё больше и больше подхожу под это определение.
«Пусть говорит. Делать нечего».
— В школе, — рассказывала Катя, — я любила стравливать людей. Скажу Наташе, что Маша считает её дурой, а Маше — что Наташа над ней смеялась, и наблюдаю, как они после этого годами пышут ненавистью и остаются врагами всю жизнь. Я находила это забавным. Я казалась себе невероятно могущественной: ведь я слежу за людишками свысока, я над ними. Мои наклонности заметили «чёрные», и я стала оказывать им незначительные услуги... Любой человек оказал бы их — для «чёрных» не существует слова «нет», — но спецслужбы намеренно впутывают в свои дела только тех людей, которые считаются негодяями. А я... я повзрослела и изменилась. Я понимала, что поступала и продолжаю поступать подло, но и «чёрные», и всё общество раз и навсегда стали считать меня конченным человеком, и им нельзя было втолковать, что человек не статуя, что он может стать иным, захотеть жить по-другому. И я думаю: что же дальше? Ты говорил, жизнь уходит... Все чувствуют это, однако в конце концов свыкаются. И я свыклась. Но когда ты напомнил мне о перемотке, я внезапно узнала, что есть те, кто не хочет с этим смириться... Я захотела восстать против течения времени. Что ждёт меня в будущем? Я не хочу стать такой, как Анжела Заниаровна. Ты видишь, что она не способна наслаждаться жизнью, любовью? Она каждого человека оценивает как шпик, она ни с кем не может расслабиться. У неё вечная паранойя. Она не подпускает к себе мужчин, которые умнее неё, а глупых она презирает... У неё нет друзей, так как она никому не доверяет, и ей не доверяет никто. Я не хочу быть такой, — повторила Катя. — Но я стану такой, потому что иначе нельзя. Я уже становлюсь. У меня уже нет друзей. Единственный человек в Городе, который мог стать моим другом, и с которым я очень хотела дружить, не доверял мне, называл продажной тварью. Может быть, мне ещё понравится положение Чёрного Кардинала, и я окончательно смирюсь с происходящим... А может быть, меня убьют. Сейчас я пушечное мясо для «чёрных». Поэтому я хочу убежать из Города. Сегодня. Пока мне не страшно, пока я не смирилась...
Она замолкла, ожидая моей реакции. Я сказал:
— Вперёд!
— Я хочу убежать с тобой.
— Говори в микрофон.
— Микрофоны здесь плохо работают. Слышишь, трансформаторы жужжат? — это мешает прослушивать. К тому же, по туннелям редко ходят люди. Это ж для грузовиков сделано. Скорее всего, тут вообще не прослушивают.
Я молчал.
— Послушай, — сказала Катя, — ты всё равно уйдёшь из Города. Тебя выкинут отсюда за шкирку. Только сначала засунут в голову микросхему. А если мы убежим сегодня, голова не пострадает.
— Думаю, раз ты предлагаешь мне убежать сегодня, то всё, что нужно, в меня уже запихнули.
— Могли и запихнуть, — охотно признала Катя. — Но завтра запихнут ещё. А так — одной болезненной операцией меньше.
«Бедная Лиона. Бессмысленный Город сломал бесполезную красоту».
— Подумай вот над чем, — сказала Катя. — Я собираюсь убежать с тобой. Я хочу убежать. Если бы я не хотела, «чёрные» меня бы не заставили. Для меня покинуть Город — страшный риск. Колдуны убьют меня, едва узнают, откуда я взялась. Я бы ни за какие деньги не пошла на такое дело. Жизнь дороже. Но я хочу не из-за денег. Это всё меняет.
Катю могли шантажировать, загипнотизировать, зомбировать, дать ей супероружие, обеспечивающее полную безопасность в лесу, да и само предложение побега могло быть провокацией. Я не верил. Но сказал, быстро поднявшись с пола:
— Хорошо. Я обдумаю ваши слова.
Мне нечего было терять, и я очень хотел проснуться завтра там, где нет железного потолка.
Катя взяла мою ладонь, положила себе на талию и повела по туннелю.
— Не убирай руку, ладно? — говорила она. — Так мы выглядим естественнее... Слушай: до двадцати часов мы должны сбежать. Я предлагаю вернуться в промзону — там нет такого тотального контроля, как в престижных районах. И выходы защищены не так тщательно. Можно достать рваных тряпок и прикинуться рабочими... Хорошо бы угнать машину... А первым делом надо вырезать из моей головы паспорт.
— Вырезать?
— Иначе нельзя. По его сигналу нас моментально вычислят. Да не дрожи ты так, мне самой страшно... Ты мне поверил, наконец? А теперь поцелуй меня, мы подходим к жилому сектору, и здесь начинаются камеры. Пусть «чёрные» думают, что мы по уши влюбились. Ну, давай же, целуй.
— Не могу. Мне противно.
***
В квартире разыгралась следующая сцена.
КАТЯ (в гневе): Поразительно! — Никогда в жизни, — понимаешь? — никогда! — ко мне так не относились! Я не могу подобрать приличного эпитета... Ты чуть ли в лицо мне не плюёшь. Я уж и не знаю, с какого боку к тебе подходить. Сначала я думала, ты девственник и попросту стесняешься. Потом решила, ты голубой... Но голубые на грудь Лионы не пялятся. И я поняла: у тебя, оказывается, принципы. О-о-о! Такого человека, как ты, ещё свет не видывал!
САНЁК: Ты говоришь загадками.
КАТЯ: Это раньше я говорила загадками. А теперь я говорю напрямую. Ты даже меня не поцеловал. Даже. Не. Поцеловал. Казалось бы, что может быть невиннее поцелуя? — Так нет же, у него принципы! Не люблю, значит не поцелую.
САНЁК (виновато улыбаясь): Чего зря микробов распространять?..
КАТЯ (повелительно): Макс! Отнеси две порции обеда в ванную!
Макс вынимает из приёмника синтезатора поднос и тащит в ванную комнату.
САНЁК: Будешь обедать в ванной? В гордом одиночестве?
КАТЯ: Нет. Мы будем обедать в ванной. Мне нужно обсудить с тобой принципы. (В сторону): Макс! Не забудь наточить нож! Свежий «Chocolate biscuit» тупым ножом не разрежешь.
Показывает Саньку заговорчески скрещенные пальцы, подходит к окну, за которым сгущаются виртуальные южные сумерки, произносит команду «Занавески!», и окно задёргивается плотными белыми шторами, слегка колышущимися от виртуального сквозняка.
КАТЯ: Представляешь, Алекс, на этих занавесках можно писать пальцем. Недокументированная опция.
Санёк протягивает руку и выводит чёрным по белому: «Катька дура». Та хихикает и, повернувшись к нему, кладёт руки ему на плечи.
КАТЯ: Это ты дурак. (Проникновенно): Ну скажи, глупый, для кого ты блюдёшь свои принципы? Для кого ты такой недотрога?
САНЁК: Не знаю, Катенька... Я много требую от людей... Но я и от себя должен требовать много...
КАТЯ: Ты требуешь от людей слишком много. А принципы твои люди не оценят. Люди тебя обзовут блаженным... Тем более, женщины. Ты для женщины стараешься, да, Алекс? Женщина не поймёт. Женщину любить нужно. Нельзя ей говорить, что мы-де слишком плохо друг друга знаем, чтобы любить. Женщина махнёт рукой и найдёт того, кто не делает великих вопросов из таких простых вещей. Для счастья нужно немного.
САНЁК: Нет, Катя, для счастья нужно очень много. А то, что ты мне сейчас сказала, это не твои мысли. Ты это где-то услышала и решила повторить. Это повторяли всегда, и сто лет назад тоже. Но в одном ты безусловно права. Я требую от людей колоссально много. Но я не смогу жить без этих требований, как богач не сможет жить, потеряв состояние. А ещё я с некоторых пор уважаю теорию вероятности. Во сколько ты оценишь шанс, что человек, отправившись гулять на заброшенную фабрику, попадёт в будущее? Один к миллиарду? К триллиону? Теория вероятности показала, что в жизни может быть что угодно. Стало быть, может случиться и так, что я найду человека, у которого о любви такие же представления, как у меня. И если я найду такого человека, я буду счастлив как никто на Земле.
