стола прямо в руки.
На конверте действительно стоял штамп Лондона. Колдун осторожно, опасаясь какого-нибудь подвоха, вытащил письмо из конверта. Оно было написано немного коряво, но по-русски:
«Алексей, я знаю, что даже тебе не чуждо ничто человеческое. Иначе ты не забрал бы из приюта нашу дочь. Я ни на что не претендую, просто умоляю тебя: пришли мне фото моей малышки. Я хочу знать, что она жива, здорова, и носить его у сердца».
В самом низу листка был написан адрес Лондонского почтамта и добавлено:
«Если решишь сделать это, пришли письмо сюда, до востребования. Я буду приходить и проверять иногда».
– Дочь?.. – Аверин с удивлением поднял взгляд от строчек. – От кого это письмо?
– От матери Евгении, – тихо проговорил Меньшов, и Аверин увидел, как побелели его скулы.
– Подождите. Выходит, это она вам звонила? Из Лондона.
Меньшов коротко кивнул.
– Эй! – воскликнул Кузя. – Ее мать ведь умерла в тюрьме, куда вы ее засадили. Что она делает в Лондоне?
– Это Женя тебе сказала? Быстро же ты втираешься в доверие… – усмехнулся Меньшов. – Она действительно думает именно так. И я надеялся, что правды никогда не узнает. Поэтому и не отвечал на эти письма и даже не открывал их. Следовало сразу их все уничтожить…
– Но вы этого не сделали? Почему же?
Судя по письму, Меньшов не солгал и семейная история не имела отношения к убийству. Аверин немного успокоился. По крайней мере, сражаться с Дианой не придется.
– Не знаю. Может, и правда мне не чуждо «ничто человеческое». Иногда я даже думал, что Женя уже взрослая девочка и должна сама решать, что делать с письмами матери. Но тут она начала звонить…
– Так, вот что, Алексей Витальевич, а давайте сядем, выпьем кофе, и вы расскажете все по порядку. Кто она, мать Евгении, и при чем тут Лондон.
– Да, хорошо, – Меньшов прошел за стол и сел в кресло. Аверин расположился на диване. Кузя немедленно подал ему чашку, а Владимир отнес напиток Меньшову и застыл возле стола, встав чуть в стороне, вполоборота к бывшему хозяину.
Тот сделал глоток.
– Когда я познакомился с этой женщиной, ее звали Наталья Терехова. Позже, когда происходил обмен заключенными, из Лондона пришли документы на Роберту Эванс. Как ее звали на самом деле, я не знаю до сих пор. И, признаться, совершенно не хочу этого знать. В начале пятьдесят второго года я по долгу службы следил за ней и старался перевербовать. Однако с перевербовкой ничего не вышло. Мне удалось закрутить роман, но то ли я показался недостаточно искренним, то ли принципы этого агента не позволяли подобного, но я потерпел неудачу. И такое иногда случалось, увы. Но я успел собрать хорошее досье, и Наталью-Роберту арестовали. В тюрьме она родила дочь. Я узнал об этом только во время процедуры обмена: она была довольно ценным кадром для СИС, ее захотели обменять. На родину благодаря этому вернулся один мой коллега и хороший знакомый, имени которого я не имею права разглашать.
Так вот. Ребенка изъяли, разумеется, и о его наличии я узнал только по приложенным документам. Сопоставив сроки, я понял, что девочка может быть моей дочерью. Я стал ее искать и нашел в одном из детских домов. А как увидел – все сомнения отпали: Женя – копия моей матери, своей бабушки. Я забрал ее и сразу же, как вы понимаете, подал в отставку. Операция по обмену была засекречена, и я проследил, чтобы она таковой и оставалась. По всем документам Наталья Терехова умерла в тюрьме. Именно эту версию и знает Женя.
– Очень проникновенная история, – проговорил Аверин, – а теперь я бы хотел узнать подробнее о письмах.
– Несколько лет назад я получил первое письмо. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, чего хочет от меня эта женщина. Но она и так создала Жене кучу проблем одним своим существованием. И я, естественно, не хотел и не хочу, чтобы жизнь моей дочери была сломана окончательно. Впрочем, теперь этого уже не изменить.
– Что значит «сломана»?
– Спрашиваете? Вы глава Управления. Разве вы возьмете на службу сотрудника, у которого мать служит в СИС?.. А Женя и так всего лишь чародейка…
– Всего лишь? М-да… – Аверин наконец понял, в чем была причина такой скрытности.
– Именно, – Меньшов кивнул, – но вы не понимаете всех масштабов катастрофы. Женя с детства грезила разведкой. По физической подготовке она почти не уступает колдунам, я ее с самого начала усиленно тренировал и готовил. Поэтому, с отличием окончив Академию, она понесла документы в Департамент, где получила отказ. Даже официально умершая в тюрьме мать-шпионка поставила крест на ее карьере. К счастью, Управление не имеет доступа ко всем документам, поэтому ее приняли в Московское отделение. Из-за Вторжения ее карьера прервалась, но, оправившись от ранения, она надеялась устроиться в каком-нибудь другом городе, может, даже в Петербурге… Но теперь все прахом: эта женщина своими звонками добилась своего.
Меньшов опустил голову и, запустив руку в волосы, взъерошил их.
– Вы сказали о звонках. То есть сначала были письма, а потом они превратились в звонки?
– Писать она прекратила три года назад. А позавчера ночью позвонила и заявила буквально следующее: «Ты скоро станешь ректором и сможешь организовать мне встречу с дочерью». Как вам такая оперативность? Посланник только-только должен был долететь до Оксфорда, никаких официальных новостей выпущено не было. И уж тем более новостей о преемнике. А это значит…
– В Академии шпион, – понимающе произнес Аверин.
– Да. Нераскрытый шпион, о котором я ничего не знаю. Либо Британская Академия передает информацию сразу же и напрямую в СИС. Что не легче. Нейтральность Академий – основой залог довольно хрупкого мира… Так вот, она звонила еще дважды. Во второй раз я взял трубку, и она стала меня шантажировать. Заявила, что свяжется с колдунами Академии и расскажет о моих делишках и происхождении Жени. По ее мнению, это может существенно навредить моей репутации и Коллегия отклонит мою кандидатуру. За молчание она требует встречу здесь, в Москве.
Меньшов вдруг рассмеялся довольно жутким и каким-то металлическим смехом. И снова его лицо стало непроницаемым.
– Запомните, Гермес Аркадьевич, к старости люди становятся сентиментальными. И глупыми. Не повторяйте моих ошибок.
Он залпом выпил свой остывающий напиток.
Аверин внимательно разглядывал старого колдуна. Все рассказанное может быть уловкой и игрой. Меньшов поймал его взгляд.
– Допросите Диану. Она полностью подтвердит мои слова. Я ей все рассказал еще после первого звонка. И она согласилась, что это дело Академии. Я не боюсь огласки,
