пронзительным взглядом, от которого старый вояка сразу сник и даже как будто стал меньше ростом, она направилась к дону Таддео. Священник все еще стоял у фонтана и разговаривал с женой парикмахера Ноноджи, которая жалобно воздевала руки к небу. А пока аптекарша сочувственно пожимала ему обе руки, на площади показалась синьора Камуцци. Не поднимая опущенных глаз, она прошла в трех шагах от столика, за которым сидели мужчины, и присоединилась к группе у фонтана.
— Горе с этими женщинами! — вздохнул адвокат, огорченный столь явным пренебрежением хорошенькой синьоры Камуцци.
— Погодите, скоро явится и баронесса Торрони, — пригрозил городской секретарь. — Она ведь тоже сторонница патера!
Адвокат и его друзья, приуныв, покосились на палаццо Торрони. Но вместо баронессы на той стороне площади, из-за угла гостиницы, показалась Италия Молезин, актриса.
— Эк они гогочут и машут крыльями, эти гусыни, — сказал хозяин табачной лавки, которому отсутствие жены заметно придало храбрости. — Что бы им языком вылизать жирные пятна с поповской рясы!
А между тем секретарь продолжал каркать, отравляя всем настроение:
— Не думайте, адвокат, что вам будет легко справиться с доном Таддео и его присными. Он увиливает, но тем хуже. Он прячется за слесаря Фантапие, который выполняет все работы для храма и монастыря и будет тянуть с ключом ровно столько, сколько понадобится священнику.
Целый рой школьников выбежал с Корсо, на мгновение облепил Италию Молезин и пронесся дальше, наполняя воздух таким жужжанием, что ничего нельзя было разобрать. Голуби, бродившие по мостовой, испуганно вспорхнули и уселись на карнизы собора. Некоторые, осмелев, снова опустились вниз и стали разгуливать по краям фонтана. Италия подошла поближе. Платок соскользнул у нее с плеч, она кокетливо играла глазами и бедрами и что-то усердно жевала на ходу. Увидев голубей, она присела и, нежно приговаривая, протянула им хлеб на ладони. Затем повернула голову, словно ожидая аплодисментов. Вместо этого она услышала слова синьоры Аквистапаче:
— Позволительно ли, ваше преподобие, чтобы потерянная женщина кормила церковных голубей?
Дон Таддео только вздохнул, а тетушка Ноноджи добавила:
— Вот побегу домой за метлой. Подумайте, в первую же ночь! Да еще с дворянином!
Синьора Камуцци, так и не поднимая опущенных ресниц, вместо ответа только крепче стянула у ворота кружевную косынку и вдруг плюнула — да так картинно: серебристый комочек описал дугу и, не задев ее черного платья, упал на мостовую. Италия поднялась и вопросительно огляделась. За столиком перед кафе никто сначала не проронил ни слова. Первым заговорил адвокат:
— Эти дамы, кажется, что-то знают. Неужели Ноноджи…
Аптекарь, избегая его взгляда, сказал:
— И без Ноноджи стало бы известно.
— Черт знает что, — вознегодовал адвокат. — Что до меня, то я тут ни при чем. Хотя, если на то пошло, узнал я первый.
Однако, услыхав, как докторша Йоле Капитани, тем временем присоединившаяся к женщинам, своим ленивым голосом спрашивает священника, нельзя ли арестовать комедиантку, чтобы в корне пресечь соблазн, адвокат по-настоящему вышел из себя:
— И эта туда же! Такая толстуха и смеет дурно говорить о других!
Италия подошла к ним, вся в слезах, и спросила:
— Что с ними, с этими дамами?
Общее молчание окончательно смутило адвоката.
— Ничего, — сказал он, запинаясь. — Не удивляйтесь. Ведь мы глубокие провинциалы. У нас осуждают женщину уже за то, что она долго спит.
— Хотя вы-то честно заслужили свой отдых, верно, барышня? — невинно спросил Полли.
— Еще бы! Вчерашнее путешествие, а до того, в Сольяко, что ни вечер — спектакль…
— А может быть, и любовь, — предположил лейтенант и молодцевато выпрямился.
— Вернее, страсть! — ревниво отозвался адвокат. — Ведь актрисы любят страстно, что очень утомляет. Кому и знать, как не мне.
— Какой вы отгадчик! — Италия поблагодарила его улыбкой и пощекотала глазами. Адвокат запыхтел.
— Ну, нашу Италию не так-то легко утомить, — заметил баритон Гадди. — Достаточно посмотреть, как она уплетает макароны.
— Никогда не смейтесь над женщиной! — галантно вступился старик Джордано. — Женщины — это целая проблема.
— Спасибо, кавальере! — Она пощекотала и его. — Люблю обходительных мужчин!
— Знаем, знаем! — И Полли так хватил по столу, что стаканы задребезжали. Весь красный, он перемигнулся с аптекарем.
— Барон! — сдавленно прохрипели оба и прыснули.
— Что с ними, с этими господами? — спросила Италия. На всякий случай она пощекотала их глазами, прихватив для верности и лейтенанта. Адвокат погрозил ей пальцем; она рассмеялась, но, заметив синьору Камуцци, которая, все так же потупившись, вышла из храма, с робким уважением посмотрела ей вслед.
— Это та дама, что плюнула в мою сторону? — спросила она шепотом. — Почему она плюнула?
— Да, и мне это не понравилось, — глухим голосом отозвался старик Джордано и, собрав лицо в глубокие складки, тупо уставился в одну точку.
Нелло Дженнари вздрогнул, словно очнувшись от сна; взор его, казалось, искал кого-то в пространстве.
— Здесь есть одна особа, которая все знает, понимаете, все! Разве это не ужасно?
— А я и забыл об этом, — сказал старик Джордано, поежившись. — Какой я беспамятный! Но теперь мне ясно, откуда все эти неприятности. Там за башней, в углу…
Вперив в Италию широко открытые глаза, он показал назад большим пальцем. Адвокат зашикал:
— Тс-с-с!
— Не смотрите туда! — прошептал Полли.
— Это ужасно — все время чувствовать на себе чей-то пристальный взгляд, — повторил, не поднимая глаз, Нелло Дженнари.
Баритон взял в руку цепочку от часов.
— Да, удовольствие среднее, — признал и он.
— Что такое? О чем это вы? — забеспокоилась Италия, прикрывая рот тыльной стороной руки.
— Брелок-рожки от сглазу при тебе, Гадди? — спросил старый тенор. — Смотри не снимай его.
Быстро и не оглядываясь, он вытянул два пальца в направлении дома Манкафеде.
— Что там такое, боже ты мой! — взмолилась Италия. — Я хочу сейчас же уехать отсюда.
— Ну, ну, — стал успокаивать ее адвокат, — ведь все мы здешние жители, и ничего нам не делается. Мы говорим об одной девушке, она не больна, но уже девять лет не выходит из дому, а между тем знает все, что происходит в городе, и даже то, что только должно произойти.
— Сказать по правде, — и городской секретарь насмешливо улыбнулся, — тут без привычки всякий испугается.
— Уедемте отсюда! — Италия вскочила и отодвинула свой стул.
Но адвокат схватил ее и решительно водворил на место.
— Вы — артистка, и вдруг испугались самого обыкновенного проявления человеческой натуры!
— Ну, не очень-то оно обыкновенное, — ввернул городской секретарь.
Италия, словно взывая о помощи, озиралась по сторонам в цепких объятиях адвоката.
— Значит, вот почему меня оскорбили, — опять заныл старик Джордано. — Я пятьдесят лет артист…
Италию тоже осенило:
— Так вот почему та дама плюнула в мою сторону!
— Однако наука утверждает… —
