Даже с такого расстояния он видел, что это не обычная пуля.
— Ты ведь узнал этот снаряд, не так ли, Джон?
Грамматикус кивнул, по–прежнему глядя на Нарека:
— Он меньше, чем я помню. Но присутствие силы ощущается безошибочно.
— Вечного можно убить фульгуритом или его осколками.
— Ты использовал его, да? — Грамматикус снова перевел взгляд на ясновидца, а тело Дамона Пританиса, уже обновленное, начало подниматься.
Эльдрад кивнул:
— Он оборвал не одну вечную нить.
Грохот выстрела прокатился по полю странным раскатом в этой обманной сельской идиллии, выбранной эльдарами для их «гостя».
Грамматикус не вздрогнул, но по его глазам Эльдрад видел, что он знает о смерти Пританиса. На этот раз — реальной.
— Он и на такое способен?
— Он совершил и еще совершит множество других действий, — сказал Эльдрад. — Это явилось в видениях.
Грамматикус попытался скрыть свое потрясение.
Эльдрад ощутил отголосок печали Грамматикуса, вызванной смертью Пританиса. Когда видишь то, что считал невозможным, это шокирует само по себе, и к тому же, как казалось Эльдраду, Джон с Дамоном были старыми друзьями.
— А каков результат порученной мне миссии на Макрагге? — спросил Грамматикус. — Всё получилось?
— Вулкан жив. Полагаю, такого ответа достаточно.
Несколько секунд Грамматикус молчал, и Эльдрад почувствовал его примирение, но вместе с ним пришли и воспоминания о Макрагге, о том, что пришлось им с Пританисом там вынести, сражаясь бок о бок.
— Тебе действительно необходимо было его убивать?
— Дамон Пританис был негодяем даже по меркам вашей никчемной расы.
— Да, но должен ли ты был убивать его?
— Его смерть больше не затмевает полотно судьбы.
— А моя? — спросил Грамматикус, Он наклонился ближе и даже прикрыл рот ладонью, изображая заговорщика. — Я даже не стану притворяться, что понимаю, о чем ты сейчас говорил.
Эльдрад улыбнулся, хотя и считал людей возмутительными существами:
— Твоя смерть станет окончательной, Джон.
— А что помешает мне принять ее сейчас и не выполнить того, что ты от меня хочешь?
— Твоя врожденная нравственность, конечно. И еще томительное ощущение незаконченного дела.
— Ты слишком полагаешься на мою нравственность,
— И уже не в первый раз.
— Верно, — признал Грамматикус, искоса глядя на приближающегося к ним Нарека. Он заметно вздрогнул. — Не буду отрицать, твой изверг только что убил человека, которого, как я считал, убить невозможно и который находился под защитой древнего Кабала, чьих членов ты по какой–то причине ликвидируешь. И, хотя я достаточно реален, чтобы вести этот разговор, в остальном я все быстрее утрачиваю способность мыслить рационально.
— Ты можешь его отыскать, Джон?
Несмотря на все свои сетования, Грамматикус знал, о ком говорит ясновидец.
— Ты и его собираешься убить?
— Нет. Дамон был последним.
— Тогда возможно.
— Ты должен, Джон. Эта часть всё ещё… не совсем определена. Он поверит только тебе.
— А тебя это удивляет? Зачем ты это сделал? Зачем заставил меня вернуть к жизни этого примарха?
Эльдрад рассмеялся.
— Это смешно? Я не понимаю эльдарского юмора.
— Только сейчас, в самом конце, у тебя появились вопросы.
— О, они всегда у меня были. Просто страх мешал мне их задавать.
— Очень хорошо, вот только времени у нас мало. — Эльдрад посмотрел на Нарека, который стоял посреди сгибающейся под ветерком пшеницы, словно часовой. Легионер покачал головой. — Горгон пал. Его смерть отозвалась рябью в полотне. Судьба изменилась, его предназначение не было исполнено. Я ошибся, поставив не на того сына. Я снова всматривался в судьбу и отыскал другого. Того, кто сначала должен был умереть, а затем родиться заново.
— Вулкан.
Эльдрад с насмешливым удивлением приподнял бровь:
— Ты все–таки еще способен логически мыслить.
— Это шутка?
— Просто наблюдение. Вулкан должен достичь цели и занять свое место рядом с отцом. Хоруса необходимо уничтожить.
— Оба они почти что боги, независимо от твоих теологических убеждений. Не понимаю, как я могу помочь кому–то из них.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— У тебя — решающая роль. Я это видел.
— Опять полотно судьбы?
— Ты и Олланий Перссон должны исполнить свое предназначение. Очень важное.
— Кстати, мне это очень не нравится, — заявил Грамматикус. — Всё, что ты делаешь. Сказать по правде, я всё это чертовски ненавижу.
— Все дело в Хаосе. Воле и прихотях древних богов. Я видел это, я был свидетелем Грехопадения моей расы. Мы были высокомерными. Слепыми. Сейчас человечество — величайший соблазн и величайшая угроза для Изначального Разрушителя. Ваши души, наши… Он алчет их всех.
— Это безумие. Настоящее сумасшествие.
— Ты когда–нибудь видел, что рыщет за пеленой? — спросил Эльдрад.
— Видел, — нахмурившись, ответил Грамматикус, пытаясь гневом прогнать страх.
— Вот что ждет человечество в случае победы Хоруса. Демоны реальны. Боги и магия реальны. Древние обычаи вернулись, и огонь просвещения угасает.
Грамматикус покачал головой, все еще не до конца убежденный его словами:
— И я сумею остановить прилив? Мы, Олл и я? Что мы можем? Что может сделать человек против воли богов?
— Ваш Император когда–то тоже был человеком. В своем роде, конечно. Он всегда верил в людей. Значит, вполне вероятно, что человек должен спасти Его.
— Я думал, ваша раса уже пережила увлечение поэзией.
Эльдрад нахмурился.
Грамматикус пожал плечами:
— Это неважно.
Он умолк, как только приблизилась массивная фигура Нарека, пахнущая смазкой и кровью, пышущая жаром.
— Сюда идут другие, — проворчал он, глядя на смертного, словно на насекомое, осмелившееся ужалить его.
Эльдрад поднял голову. Он чувствовал их.
— Твоя тюрьма изолирована, Джон, но сюда идут твои тюремщики. И их много. Ты можешь остаться, — продолжал он, снова обратив взгляд на Грамматикуса, — или доказать, что ты — человек высокой нравственности, каким я тебя и считаю.
Эльдрад поднял взгляд к туманной дали, представил себе появляющихся там солдат, а затем запустил руку в складки одеяния и достал стержень из призрачной кости, усыпанный драгоценными камнями и инкрустированный рунами, соединенными между собой в подобие электронной схемы.
Он заметил, что Грамматикус смотрит на стержень.
— Он откроет путь.
По окончании ритуала ярко вспыхнул свет и возник вихрь. Эльдрад поднялся над воткнутым глубоко в землю стержнем. Его одеяние уже трепал магический вихрь.
— Какой путь? — закричал Грамматикус.
Ветер хлестнул его по лицу, выбивая слезы, волосы взметнулись над головой.
— Развилка дорог, Джон. Здесь наши судьбы снова расходятся, — сказал Эльдрад и повернулся лицом к буре.
Нарек, забросив винтовку за спину, сделал то же самое и замер, словно гранитная скала.
— Наши судьбы? — переспросил он со скрытой угрозой в голосе. — Ты обещал мне вознаграждение, ксенос.
Нарек протянул руку к гладию, взятому с трупа Пританиса.
Ты получишь его. Или, по крайней мере, узнаешь способ его достигнуть. Дальнейшее будет зависеть только от тебя самого.
— Если ты обманываешь, колдун…
— Тогда ты все равно ничего не сможешь сделать.
Я разыщу тебя.
— В этом я не сомневаюсь. Идем? — поторопил Эльдрад.
— Ради человечества? — спросил Грамматикус, готовый войти в шторм.
— И ради Императора, — сухо добавил Эльдрад. Грамматикус шагнул в свет и позволил ему себя унести.
Остальные последовали за Джоном.
Глава 26
НА ТЕРРЕ
НАДЕЖДА ТАЕТ
На Рубеже Жалобщиков было неспокойно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Построенный изначально как аванпост исключительно для наблюдения, впоследствии Рубеж стал частью обновленных укреплений Императорского Дворца. Несколько таких же, как Рубеж, аванпостов следили за всеми, кто приближался к комплексу, по крайней мере по суше. Их соединяла заградительная стена с массивными воротами, установленными через каждые несколько километров. Из метрового слоя железобетона поднялись крепкие опоры, впоследствии усиленные абляционной броней. Были воздвигнуты смотровые вышки, укомплектованные сторожевыми орудиями или снайперскими винтовками. Гарнизон увеличился, и для солдат, свободных от патрулирования стены, построили казармы. Обширные участки земли выровняли и превратили в посадочные площадки для десантных катеров.
