Никто никогда не спрашивал у Супермена, не является ли его рентгеновское зрение обузой; не надоело ли ему смотреть на кирпичные здания и видеть, как мужья избивают жен, или как напиваются одинокие женщины, как неудачники бродят по порносайтам. Никто никогда не спрашивал Человека-паука, не кружится ли у него голова. Если их дар и мой из «одного теста», неудивительно, что они постоянно попадают в неприятности. Скорее всего, они надеются на быструю смерть.
РИЧ
Мама Спатакопулус не станет разговаривать со мной, если я не соглашусь чего-нибудь отведать, поэтому, пока я расспрашиваю ее о Джесс Огилви, передо мной появляется полная тарелка спагетти и тефтельки.
— Вы помните эту девушку? — задаю я вопрос, показывая фотографию Джесс.
— Да. Бедняжка! Я слышала в новостях о случившемся.
— Как я понимаю, она приходила сюда за несколько дней до гибели?
Женщина кивает.
— Со своим парнем и еще одним юношей.
— Вы имеете в виду Джейкоба Ханта?
Я показываю ей снимок Джейкоба.
— Да, с ним.
— У вас есть камеры наблюдения?
Она недоуменно пожимает плечами.
— Нет. А зачем? Неужели тут неспокойный район?
— Я просто подумал, что мог бы просмотреть запись того вечера, — отвечаю я.
— О, я могу сама вам рассказать! — восклицает Мама Спатакопулус. — Произошла крупная ссора.
— Что случилось?
— Эта девушка… она очень расстроилась. Плакала, а потом убежала. Она оставила этого Ханта оплачивать счет и доедать нетронутую пиццу.
— Вы знаете, почему она расстроилась? — спрашиваю я. — Почему они ругались?
— Видите ли, — говорит женщина, — я не слышала подробностей, но похоже, что он приревновал.
— Миссис Спатакопулус, — подаюсь я вперед, — это очень важно: вы слышали, что именно сказал Джейкоб, когда угрожал Джесс? Может быть, вы видели, что его угрозы носили характер физического насилия?
Она округляет глаза.
— Нет, это не Джейкоб приревновал, — возражает она. — А тот, второй. Ее парень.
Я перехватываю Марка Макгуайра, когда он с двумя приятелями выходит из студенческого центра.
— Как пообедал, Марк? — интересуюсь я, «отлипая» от фонарного столба, о который опирался. — Пиццу заказывал? Такая же вкусная, как у Мамы Спатакопулус?
— Вы? — удивляется он. — Я не буду с вами разговаривать!
— Полагаю, как убитый горем жених ты захочешь со мной поговорить.
— Знаете, чего я хочу? Подать на вас, черт возьми, в суд за то, что вы со мною сделали!
— Я тебя отпустил, — пожимаю я плечами. — Такое случается сплошь и рядом. — Я иду за ним. — Я только что имел очень познавательную беседу с одной владелицей пиццерии. Она, похоже, помнит, как вы ссорились с Джесс в этой самой пиццерии.
Марк ускоряет шаг, я не отстаю.
— Ну и что? Да, мы поссорились. Я уже об этом рассказывал.
— Из-за чего возникла ссора?
— Из-за Джейкоба Ханта. Джесс считала его беспомощным идиотом, а он все время что-то строил из себя, чтобы заинтересовать ее.
— Заинтересовать? Каким образом?
— Он хотел ее, — говорит Марк. — Он строил из себя убогого, чтобы заманить ее в свои сети. В пиццерии у него хватило наглости пригласить Джесс на свидание. В моем присутствии! Как будто я пустое место! Я, естественно, поставил Ханта на место: напомнил, что его мамочка платит Джесс за то, чтобы она встречалась с ее сыном.
— Как отреагировала Джесс?
— Разозлилась. — Он останавливается и поворачивается ко мне лицом. — Послушайте, может быть, я и не самый ранимый человек…
— Вот как? Я не заметил.
Марк бросает на меня злобный взгляд.
— Давайте внесем ясность: я говорил и вел себя так, что теперь мне стыдно за свои поступки. Я ревнив: хотел быть для Джесс первым и единственным. Возможно, несколько раз я перешел границы дозволенного, пытаясь удостовериться в этом. Но я бы никогда не причинил ей вреда. Я начал ссору в пиццерии по одной причине — хотел защитить ее. Она слишком доверчива, видит в людях только хорошее. Я же видел Ханта насквозь.
— Что ты имеешь в виду?
Он скрещивает руки на груди.
— На первом курсе мой сосед по комнате продолжал собирать картинки с покемонами. Он никогда не мылся и подолгу жил в компьютерной лаборатории. За весь год мы едва обменялись десятком фраз. Он был чертовски умен — экстерном закончил университет и стал разрабатывать ракетные системы для Пентагона или еще какого-то военного ведомства. Скорее всего, он страдал синдромом Аспергера, но никто и никогда не навешивал на него ярлыков, кроме «ботаник». Я это к чему говорю: быть умственно отсталым и социально не адаптированным — большая разница. Первое — умственный недостаток. Второе — «пропуск из тюрьмы».
— Похоже, современной психиатрии есть чем крыть, Марк. Большая разница — не уметь общаться и иметь клинический диагноз «синдром Аспергера».
— Да. — Он смотрит мне в глаза. — Так и Джесс говорила. А теперь она мертва.
ОЛИВЕР
Когда я второй день подряд захожу к Хантам на кухню, Эмма опять что-то готовит у плиты, а Джейкоб сидит за обеденным столом. Я перевожу взгляд с него — он склонился над книгой с отвратительной коллекцией снимков с мест происшествий, разложенной на столе, — на его мать.
— Проходите, — приглашает Эмма.
— «Закон о защите прав инвалидов и людей с ограниченными возможностями запрещает их дискриминацию федеральными и местными властями, включая суды, — цитирует Джейкоб своим монотонным голосом. — Под действие этого закона подпадают сами инвалиды и их близкие родственники. Человек признается инвалидом, если имеет ухудшения физического или умственного состояния, которые существенно ограничивают один или несколько основных видов жизнедеятельности… например, общение… или если окружающие воспринимают его таковым».
Он перелистывает страницу; теперь на снимке трупы в морге. Кто, черт побери, печатает подобные книги?
— Доктор Мун и мама считают, что у меня есть причуды, но окружающие, например мои учителя, одноклассники и судья, могут решить, что я инвалид, — добавляет Джейкоб.
Я качаю головой.
— Я не очень понимаю.
— Вот логичное и законное основание для вас говорить от моего имени, — поясняет Джейкоб. — Вы можете воспользоваться защитой на основании невменяемости, если полагаете, что так будет лучше на суде. — Он встает и засовывает книгу под мышку. — Для протокола, лично я присоединяюсь к мнению, что нормальность — это просто насадки на влагопоглотителе.
Я киваю, размышляя над его словами.
— Из какого это фильма?
Джейкоб закатывает глаза.
— Не все, что я говорю, — цитаты из фильмов, — отвечает он и уходит.
— Ого! — Я подхожу к Эмме. — Не знаю, как вы этого добились, но спасибо.
— Не стоит меня недооценивать, — укоряет она, лопаткой переворачивая рыбу, которую жарит на сковороде.
— Вы просили меня приехать только поэтому?
— Я думала, вы этого добиваетесь, — отвечает Эмма.
— Так и было. Пока я не унюхал то, что вы готовите. — Улыбаюсь. — Я бы вычел десять долларов из своего будущего гонорара, если бы вы накормили меня обедом.
— Разве на первом этаже здания, где ваша контора, нет пиццерии?
— Человек время от времени устает от красного соуса, — говорю я. — Ну же. Вы заслужили немного поболтать со взрослым человеком после сидения дома, взаперти.
Эмма делает вид, что оглядывает кухню.
— Разумеется. Но где вы видите взрослого человека?
— Я на десять лет старше Джейкоба, — напоминаю я. — Что у нас на обед?
— Каменный окунь с чесноком.
Я усаживаюсь на один из табуретов и наблюдаю за тем, как она несет горячую кастрюлю к раковине и откидывает содержимое на дуршлаг. Вокруг ее головы поднимается облачко пара.
— Мое любимое, — говорю я. — Я так рад, что вы меня пригласили.
— Прекрасно, — вздыхает она. — Оставайтесь уж.
— Ладно, но только в том случае, если вы попридержите язычок.
