украшен скромнее, чем можно было ожидать. Вероятно, он отличался определенной артистической бедностью, позволявшей сконцентрироваться на одной характерной черте, поскольку Тацит пишет, что украшение комнат не должно было отвлекать внимание от окон, и через несколько лет жена императора Вителлия возмущалась скудостью декора и малым количеством мебели. В то же время для украшения дворца и города из Греции и других частей империи было привезено множество произведений искусства, и говорили, что изъятие статуй по приказу Нерона вызывало большое возмущение у жителей тех мест, откуда их забирали. Комиссия знатоков искусства буквально ограбила города Греции. Но если мы собираемся осуждать за это Нерона, то следует распространить это осуждение на тех, кто собрал художественные ценности в Лувре, Британском музее и других европейских галереях.
Общественные и личные траты Нерона на восстановление города и строительство дворца, как уже отмечалось, были огромными, а его пожертвования тем, кто пострадал от пожара, а также поэтам, музыкантам, художникам, скульпторам, актерам, атлетам, слугам, друзьям и всем, кто, по его мнению, заслуживал награды, сделанные в это и другое время, опустошили его сундуки. К моменту своей смерти он отдал из собственного состояния 2 200 000 000, то есть почти два с четвертью триллиона сестерциев, – сумму, размер которой проще всего оценить, вспомнив, что все состояние Палласа, считавшегося самым богатым человеком в Риме, оценивалось примерно в триста миллионов сестерциев, иными словами, составляло седьмую часть от даров Нерона. Ему определенно нравилось тратить деньги, и благодарность тех, кто разбогател за счет его щедрости, внесла существенный вклад в восстановление его популярности.
Но традиционалисты по-прежнему ненавидели его и считали его бесстрашные траты законной причиной для беспокойства. Если он будет позволять себе и дальше транжирить деньги как сумасшедший, говорили они, то скоро обанкротится и начнет грабить частные состояния и общественную казну. Необходимо было срочно что-то делать. Кроме того, теперь он снова стал петь на публике, и, по их мнению, это плохо сказывалось на исполнении им обязанностей императора. К тому же его строительные планы превращали Рим в нечто похожее на один из тех греческих городов с их артистической атмосферой, которые они так глубоко презирали. Эти улицы с белыми колоннадами, эти площади, эти публичные сады, эти журчащие фонтаны, – все это разрушало нравственность людей, делало их более мягкими, любящими роскошь, иначе говоря, они переставали быть настоящими римлянами. Да, конечно, нужно было срочно что-то делать.
Но традиционалисты были не единственными, кто враждебно относился к Нерону. В самом ближнем круге императора нашлось много тех, кого он оскорбил или обидел, и тех, кого раздражала Поппея, хотя бы только тем, что владела большим состоянием. Когда из человека делают идола, как сделали из Нерона, когда его окружает группа ярых поклонников, безостановочно поющих ему дифирамбы, всегда найдутся те, кому претит такая слепая приверженность и кто начинает насмехаться над этим объектом поклонения. В случае Нерона наверняка нашлось много певцов, много поэтов и много атлетов, завидовавших ему и недовольных тем, что сравнение с ним было не в их пользу, а также тех, кто считал, что император не оценил их таланты или препятствует их развитию.
В течение нескольких месяцев заговорщики, движимые досадой, завистью и, возможно, какими-то более достойными мотивами, обсуждали план его убийства. До Нерона доходили смутные слухи об этом заговоре, но он с присущей ему храбростью игнорировал их. Он привык к заговорам и попыткам покушения на его жизнь. Его мать Агриппина, его жена Октавия, его близкие родственники Рубеллий Плавт, Сулла, Торкват, Силан и некоторые другие – все хотели его убить, но он наносил удар первым, таким образом спасая свою жизнь, и был готов нанести его снова.
Нерон понимал, что проблемы будут, но оказался совершенно не готов к страшному открытию, которое сделал в середине апреля 65 года, когда его прекрасный новый Рим восстанавливался из руин и когда казалось, что популярность снова вернулась к нему.
Брызжущий кипучей энергией, переполненный замечательными планами на будущее, опьяненный радостью творчества и восторгом оттого, что все лучше мог выразить себя в пении и поэзии, Нерон, казалось, достиг апогея своей жизни. И именно в этот момент он получил сокрушительный удар: был раскрыт план его убийства, в котором принимали участие не менее сорока одного человека из числа его ближайших друзей и слуг.
Разоблачение заговора произошло утром того самого дня, когда его должны были убить. Когда на небе зажегся первый луч рассвета, некий Милих, вольноотпущенник богатого сенатора Флавия Сцевина, появился у ворот дворца, расположенного в Сервилианских садах сразу на выезде из Рима по дороге в Остию, где император жил во время строительства Золотого дома. После того как ему удалось преодолеть некоторые трудности, связанные с нежеланием стражи отнестись к нему серьезно, Милиха отвели к Нерону, которого, надо полагать, разбудили, чтобы он выслушал известия, имевшие, по словам визитера, чрезвычайную важность.
Милих заявил, что его хозяин, известный своей беспутной жизнью, с недавних пор ходил трезвым, поскольку его мысли были заняты каким-то серьезным делом, и вел подозрительно тесные переговоры с известным и популярным сенатором Гаем Кальпурнием Пизоном, который, по мнению многих, метил на трон, а также с его другом Антонием Наталом. По словам Милиха, вчера Сцевин заперся с Наталом в доме последнего на несколько часов, а потом пришел домой и составил завещание, после чего достал из ножен особенный кинжал, который, как он часто говорил друзьям, был сакральным орудием, предназначенным для какого-то очень важного дела, и попросил Милиха наточить его. Затем приказал подать особенно роскошный обед, во время которого выглядел очень озабоченным и мрачным, дал свободу своим любимым рабам, а остальным раздал деньги. Наконец, распорядился приготовить повязки и принадлежности для остановки кровотечений.
Милих сказал, что не может утверждать определенно, но, сложив два и два, пришел к выводу, что готовится покушение на жизнь императора, которое должно произойти сегодня на открытии игр в недавно отстроенном Большом цирке. Он сказал, что переговорил об этом со своей женой и она посоветовала ему во что бы то ни стало сообщить о своих подозрениях Нерону.
Император сразу отдал приказ арестовать Сцевина. Когда его привели во дворец, Нерон встретился со своим вольноотпущенником, но тот так ловко оправдывался, что император начал сомневаться в правдивости всей истории и послал за женой Милиха, чтобы проверить, совпадет ли ее рассказ со словами мужа. Когда все подтвердилось, женщина убедила императора, что нужно послать за Наталом. К ее совету прислушались, и, когда Сцевина и Натала допросили по отдельности в разных комнатах,
