оказалось, что их рассказы совершенно не совпадают. После того как Наталу показали пыточные инструменты и сказали, что, если он сейчас же не сознается, его отправят на дыбу, он ответил, что не нуждается в таком стимуле, чтобы сказать правду, и с удовольствием расскажет все о заговоре, в котором он сам не играл никакой существенной роли. Потом огорошил Нерона, обвинив не только Пизона и Сцевина, но и почтенного Сенеку, который, как он заявил, глубоко увяз в преступном сговоре против своего друга и бывшего ученика. Нерону трудно было в это поверить. Сенека! Человек, которого он любил и сделал богатым и который теперь, как он думал, посвящал свое время философским размышлениям и тихому написанию эссе на моральные и этические темы! На какое-то мгновение Нерон так остолбенел, что не мог сделать никаких распоряжений насчет философа, но потом вернулся к допросу Сцевина, объявив ему, что все кончено, что Натал сознался.
На это Сцевин, тщетно надеявшийся заслужить прощение, сделал признание, назвав нескольких сообщников, а потом одно за другим были названы имена самых близких и надежных друзей императора. Под этим градом жестоких ударов у Нерона упало сердце. Казалось, он летит в бездонную пропасть разочарования и горя. История не сохранила имен всех сорока одного заговорщиков, но известно, что, помимо Сцевина, среди них было еще восемнадцать сенаторов, семь частных лиц, одиннадцать военных и четыре женщины, хотя, похоже, несчастный назвал не всех. Лидером заговорщиков оказался вышеупомянутый Пизон, в отношении которого Нерона неоднократно предупреждали, но он упорно отказывался его подозревать. Пизон владел очаровательной виллой в Байе, и когда император бывал на этом курорте, то завел привычку запросто посещать это место, потому что ему все там нравилось и доставляло удовольствие общество его хозяина. Как и Нерон, Пизон был большим любителем сцены и отлично исполнял трагические партии в музыкальных постановках, которые они с императором устраивали в Риме и Байе. Пизон был человеком культуры, известным своими великолепными пирами, и, несмотря на некоторую нравственную распущенность, блестящей личностью. Прошедшей зимой Нерон провел в Байи довольно много времени и неоднократно виделся с этим человеком. На самом деле на вилле Пизона он настолько чувствовал себя как дома, что постоянно являлся туда со всеми своими слугами и преторианцами, любил воспользоваться баней и с удовольствием бродил по саду и дому без охраны. Жена Пизона была очаровательной, славившейся своей красотой дамой, но при этом жутко скандальной и отличавшейся отнюдь не добродетелью, и императору всегда доставляло большое удовольствие ее чуждое условностям общество.
И вот теперь Нерон с ужасом услышал, что первоначально заговорщики планировали убить его на вилле Пизона, когда он был там один и без охраны. Мысль о том, что он был так близок к смерти, заставила его содрогнуться. Однако Сцевин признался, что Пизон отверг этот план, поскольку считал, что убийство, которое, как предполагалось, совершалось для блага государства, должно было произойти открыто в Риме, а не в частном доме, где нарушение священных законов гостеприимства превратило бы все в подлое преступление. Но хотя почти все участники заговора принадлежали к модному кругу, вращавшемуся вокруг императора в Байе, многие из них, по словам Сцевина, полагали, что откладывать убийство до возвращения двора в столицу очень рискованно.
Их беспокойство усилилось еще больше из-за поступка участвовавшей в заговоре дамы, некоей Эпихариды, которая была любовницей Мелы, младшего брата Сенеки. Однажды в Мизенуме ей довелось беседовать с флотским офицером высокого ранга Волусием Прокулом. Обнаружив, что он затаил обиду на императора, она стала уговаривать его поднять мятеж на флоте, рассказав, что есть люди, которые найдут применение его недовольству, и, таким образом, раскрыла ему существование заговора, хотя и не назвала имен заговорщиков. Офицер, верный своему долгу, сообщил об этом разговоре Нерону, который велел арестовать Эпихариду и допросить ее. Но она заявила, что Прокулу все это, должно быть, приснилось и что она ничего не знает ни о каком заговоре. Нерон приказал взять ее под наблюдение, и на этом все дело закончилось. Но теперь Сцевин признался, что Эпихарида действительно участвовала в заговоре, поэтому после ее ареста у заговорщиков возникло понимание, что по возвращении в Рим им надо действовать как можно быстрее.
Один из участников заговора, офицер Субрий Флав, предложил зарезать Нерона, когда он будет петь на сцене, поскольку именно пение было в его глазах главным преступлением императора. Но в конце концов было решено, что император должен быть убит, как и настаивал Милих, на открытии игр в Большом цирке, и Сцевин признал, что велел наточить свой кинжал именно с этой целью. По его словам, они договорились, что сенатор Плавтий Латеран, ярый республиканец, человек огромного роста и колоссальной физической силы, подойдет к императору с прошением и, опустившись перед ним на колено, внезапно дернет его за ноги, чтобы он упал навзничь. В это время подойдет Сцевин и заколет императора, а стоящие рядом офицеры охраны, участвующие в заговоре, не позволят приблизиться другим преторианцам, а затем помогут унести свою венценосную жертву. Тем временем в храме Цереры, стоящем недалеко от цирка на склоне Авентинского холма, будет ждать Пизон вместе с Антонией, дочерью императора Клавдия и вдовой Суллы, которую вернули из ссылки. Как только все будет сделано, Сцевин должен будет ехать с ней к казармам преторианцев в ожидании провозглашения его императором, но с условием, что он разведется со своей женой и женится на Антонии, чтобы, помимо своей популярности и благородного происхождения, обеспечить своим правам на трон дополнительную законность.
Если бы Пизона не признали императором, пояснил Сцевин, то им, несмотря на свою старость, стал бы Сенека, хотя народ, возможно, предпочел бы Луция Силана, сына Марка Юния Силана, отравленного Агриппиной в то время, когда Нерон взошел на трон, поскольку этот Силан вел свое происхождение от Августа.
Тем временем сразу после ареста Сцевина и Натала другие заговорщики поспешили к Пизону и стали умолять его без промедления идти к казармам преторианцев, чтобы он, используя свое ораторское искусство, которым был так знаменит, убедил войска свергнуть Нерона. В отчаянии они уверяли, что это их единственная надежда избежать смерти. Только немедленное восстание могло спасти их. Они заявляли, что у них есть шансы на успех, поскольку ни «этот актер» Нерон, ни Тигеллин, ни кучка их сторонников – распутников и блудниц – не способны сопротивляться. Однако Пизон отказался от попытки предотвратить свою гибель. Он спокойно удалился в свою комнату, где написал завещание, полное «отвратительной лести в адрес Нерона». Как полагает Тацит,
