class="p1">Дворец уже был обречен, и Нерону, как можно предположить, не оставалось ничего иного, как отдать приказ вынести какие-то из произведений искусства, после чего он, кашляя и задыхаясь, вероятно, вернулся на Форум и, обогнув Капитолийский холм, перебрался на другой берег Тибра, в ту часть города, которая находилась к юго-западу от пожара и потому оставалась свободной от дыма. Там император, вероятно, разместил свою штаб-квартиру, воспользовавшись павильоном в парке, где находился его личный театр и где он обычно устраивал свои «Праздники молодости». Оттуда, с крыши, он в эти дни ужаса наблюдал, как дым и пламя охватывают его дворец. Утрата сотен древних книг и документов чрезвычайной ценности и интереса, гибель картин и произведений искусства потрясли. Нерон видел, как пламя пожирает одно за другим знаменитые здания и древние монументы, которыми он так гордился: древний храм Луны на северном склоне Авентинского холма, смотревший на Большой цирк, построенный царем Сервием Туллием в ранний период римской истории, храм и алтарь, посвященные Гераклу мифическим Эвандером Аркадианином, стоявшие у подножия Авентина, святилище Юпитера Статора, по преданию сооруженное самим основателем Рима Ромулом, первоначальный храм Весты на Палатине, считавшийся построенным царем Нумой на заре истории города, и стоявший рядом древний дворец Нумы, позднее восстановленный Августом, – все они, как и многие другие, сгорели.
К счастью, большая часть сооружений Форума и Капитолия были построены из камня, защищены стенами и открытыми пространствами, так что эти знаменитые ансамбли уцелели. Но пламя, лизавшее южную оконечность Капитолийского холма, прошло северо-западнее на Марсово поле и там, среди прочего, уничтожило большой амфитеатр Статилия Тавра, воздвигнутый столетием раньше. Тем временем, однако, у подножия Эсквилина – к северо-западу от Палатина – пожар удалось остановить благодаря решительному сносу домов, о котором распорядился Нерон, чтобы лишить огонь пищи. Но едва забрезжила надежда, что пожар закончился, пламя снова вспыхнуло на территории между северным концом Форума и южным склоном Квиринала, где располагались дом и сады Тигеллина, сгоревшие вместе с окружавшими их строениями. Только 28 июля пожар наконец иссяк, но к тому времени две трети города превратились в руины и угли, а ущерб, причиненный собственности, произведениям искусства и науки, и человеческие жертвы невозможно было подсчитать.
Меры, предпринятые императором для облегчения положения во время пожара и после него, современники признали весьма успешными. Нерон собрал беженцев в той части Марсова поля, которая не подвергалась опасности, и поселил их в Пантеоне, банях Агриппы и других больших зданиях, построил для них временные укрытия на территории своих собственных садов на другом берегу реки по соседству с тем местом, которое в наши дни занимает Ватикан. Как только огонь на какой-то территории затухал, Нерон отправлял туда стражу, чтобы не допускать к развалинам домовладельцев. Он за свой счет организовал поиск погибших, привез из Остии и других городов запасы продовольствия, чтобы кормить тех, кто остался без крова, и снизил цену на зерно, чтобы сделать его доступным для тех, кто хотя и обеднел, но нуждался, чтобы его кормило государство. Все эти страшные дни Нерон работал с неисчерпаемой энергией, организуя все необходимые действия и пытаясь успокоить испуганных людей. И хотя слышал, что те, кто и раньше замышлял против него мятежи, старались воспользоваться этой катастрофой, чтобы возбудить к нему ненависть народа и покончить с ним при помощи убийства, продолжал бесстрашно делать свое дело. Он появлялся среди пребывавших в отчаянии людей без охраны и без своих соратников, делая это при потемневшем от дыма дневном свете и в залитой светом пламени ночи и каждый раз демонстрируя полное презрение к опасности. Утрата драгоценных римских древностей и в особенности потеря всего того, что он так любовно хранил в своем дворце, наверняка разрывала его сердце, но он продолжал работать, невзирая на ярость и отчаяние.
Между тем умы неуравновешенных людей захватили распространившийся в городе слух, и со всех сторон слышался вопрос: не сам ли Нерон поджег город, чтобы создать драматические декорации для исполнения своей поэмы об осаде Трои? Вспоминая поведение воров – о чем мы упоминали выше, – которые поджигали дома с целью ограбления их владельцев, люди заявляли, что это, должно быть, были агенты Нерона. А то, что разумные меры, принятые, чтобы не допустить распространения огня, подразумевали безжалостное разрушение неповрежденных домов, придавало весомости нелепой истории, что пожар был спланирован умышленно. Одни говорили, что Нерон хотел разрушить город, чтобы затем построить его заново по более изящному плану, другие – что он просто хотел устроить большой переполох. Но какой бы ни была предполагаемая цель, мысль о том, что причиной катастрофы был сам Нерон, все больше укоренялась в сознании людей. Проклятия сыпались на Нерона, вернее, на тех, кто, как считалось, поджег город по его приказу, поскольку, как пишет Дион Кассий, самого императора не проклинали. В результате, как нам сообщает Тацит, на все его старания и проявления храбрости перестали обращать внимание. Кто-то сказал, что однажды, когда до Нерона донеслась греческая цитата «После моей смерти пусть весь мир горит огнем», он будто бы ответил: «Нет, пусть это случится, пока я жив». Кто-то еще заявил, что целью императора всегда было покончить с Римом и империей при его жизни и он часто говорил, что троянский царь Приам чувствовал себя счастливым, видя, что его город сгорел в тот самый час, когда его царствование подошло к концу. Конечно, большинство историков признают абсурдной мысль, что Нерон несет ответственность за катастрофу, но тогда среди всех авторитетов только Тациту хватило дерзости утверждать, что вина императора «не очевидна». Однако в наши дни образ Нерона, стоящего на крыше своего дворца и «играющего на скрипке, пока горел Рим», запечатлен в народном воображении и едва ли будет стерт тем фактом, что он отчаянно пытался потушить огонь, уничтожавший все, что он больше всего ценил, что его дворец был охвачен пламенем и что свою поминальную песнь он спел в другом месте под аккомпанемент арфы, а не скрипки.
Обвинения задевали императора за живое, особенно потому, что свидетельства определенно подтверждали подозрения, что пожар, вернее, его распространение было не вполне случайным. Желая обелить себя, он провел расследование причин пожара, и в результате его агенты предъявили обвинение против христиан, в то время быстро растущей секты, интеллектуальным лидером которой являлся некто Павел из Тарса, а членами – по большей части бывшие рабы и инородцы.
Эта новая секта, будучи совершенно непонятной, вызывала сильную ненависть во всех частях Римской империи, где она была известна. Больше всего секту критиковали за то, что
