никогда глубоко не промерзала. Да и ветра нет. Наверху бы тепло живое быстро выдуло.
Так что повезло нам. Грех богов гневить жалобами.
– Но он свой. Надежный. Мы как-то… В общем, они с Медведем сюда еще раньше убрались. Из Петербурга, стало быть… что-то там мозгоправы рекомендовали. Или, может, не знали, чего еще с нами делать-то. Медведь же ж герой. И остальные. Медали там… Лишь бы какое место не предложишь, а хлебных, сам понимаешь, да чтоб при столице, так мало… а тут вроде целый полицмейстер. Ну и так… – Бекшеев осторожно потянулся. – Болит?
– Нет. Когда в одном положении, то мышцы ныть начинают. Вот и…
– Размять?
– Нет! – Это он слишком уж резко и нервно.
Прям как барышня… Хотя тут уж я зря. Не барышня он. Не ноет. Не жалуется, а мог бы.
А что плохо, так это с непривычки.
– Так вот, сперва-то не только Дальний. В Лезинске их привлекали. Ну и меня уже, когда… все развалилось. Я с Медведем переписывалась. Как-то оно вышло, что больше не с кем. Софья опять же. С Сапожником. С остальными. Тогда она еще писать могла, зрение позже стало садиться. – Там, в Петербурге, я как-то особенно остро стала ощущать свое одиночество. – Он и позвал.
– А вы… то есть ты, согласилась?
– Согласилась. Банда одна тут была… После войны их же много стало. Что ошметки фрицев недобитых, что те, кто с ними… под ними… кто думал, что они тут навсегда, стало быть, можно разойтись. Дезертиры опять же. И беглые, хватало ж беглых уголовников, кому их там стеречь было. Вот и шалил тут один. Хромой. Кликуха была. Раненый вроде как. В общем, мы на него вышли скоро. Он не особо умный. Наглый вот. И с оружием. – Чего хватало в стране, которая только-только отвоевалась, так это оружия. – Налетали на села, людишек грабили. Кого и вовсе убивали, порой из дурного куражу… Вышли мы тогда на них.
Степка Хромой устроился на болотах, решивши, что там-то его никто не достанет.
Идиот.
– Медведь тогда не знал, есть ли кто там, кроме Степкиных людишек. Они ведь баб с собой забирали…
…Не было там никого, потому как бабы жили у Хромого недолго. Их потом из болота достали. Кого сумели.
– Пришлось идти… подбираться. Я с Ник-Ником… чуть сама не пришибла, пока на позицию выходили. А там уж заварушка началась… Он хороший боец.
И когда на нас та пятерка с пулеметом выскочила, которой быть вовсе не должно бы, не растерялся. Дал мне время обернуться.
Дотянуться.
И… тварь моя в тот раз осталась довольна.
– Это все говорит не в его пользу, – заметил Бекшеев.
Ну да…
И раненых он добивал хладнокровно.
– Чего? – Ник-Ник спокойно перерезал горло хрипящему парнишке. – У него нога прострелена. На себе волочь хочешь? Все одно в конечном итоге повесят.
И в словах тех была правда.
Тем паче что еще недавно парнишка этот весьма ловко обращался с «маузером». Едва не зацепил, сволочь этакая…
– Потом еще случалось с ним работать. Не скажу, что… пара, но вполне терпимо.
И меня берег.
По-своему.
Там, когда в поле, это видно. Котелок горячей воды ли, шоколадка. Каша с огромным ломтем масла, который Ник-Ник без сомнений вытащил из общего котла, потому что мне вроде как нужнее.
Не он это. Не может быть он.
И… тогда кто?
Тихоня? Он ведь по лесам гулять любит. Сам говорил, успокаивает это его. Вот с весны, почитай, и пропадает.
– Тихоня – травник, – я обняла колени, – и окрестные леса знает неплохо… Вот Барин – нет, он бы под землю точно не сунулся. Городской он до мозга костей.
– Молчун?
– Рыбак. Лодка у него своя… Хотя тут у всех или есть, или знают, у кого взять. В море выходят. Молчуну руки морозить нельзя, но летом он частенько… Сапожник? Ты его видел. Любая нормальная баба, такого встретив, сбежит куда подальше… Да и Лютик. Он старый. Не только паспортом. Душой. Он в последний год и при участке лишь числился. Медведь его прикрывал. Из уважения. У нас тут вообще работы немного, столько полицейских на хрен не надо, вот Сомов все и грозился это… – я щелкнула пальцами, – улучшить работу. Слово из головы вылетело. Поэтому Медведь Лютика и решил забрать с собой. Да и климат ему тоже другой нужен. Болеть стал…
Лютика я знаю не особо близко.
Если подумать, то особо близко я вообще никого не знаю. Но Лютика как-то… Мы встречались. У Медведя вот. И в участке. Он вечно мерз. И носил свой желтый вязаный свитер, старый, с лоснящимися рукавами. Поверху обматывался пуховым платком. И забирался в старое кресло, устраивался там со своим вязанием.
– Нет… не в Лезинске их убивали. – Бекшеев закрыл глаза. – Иначе чего бояться… здесь. Кровь ведь ты нашла здесь. Значит, и получили ее тоже здесь.
…Спицы скользят, гладят друг друга, накидывая петлю за петлей. И пальцы Лютика управляют этим затянувшимся танцем.
Нитки яркие.
Их привозит Молчун, заказывает там, в Лезинске. Иногда почтой к нам пересылают, иногда сам отправляется. Наши частенько бывают на том берегу, это мы с Софьей не особо любим куда-то ездить. А вот они – дело другое.
Третье.
– Значит, женщины прибыли в Лезинск… Проверял?
– Пытался. Но тут сама понимаешь, если билеты брать от Петербурга, скажем, тогда да, записывать будут.
Пассажира внесут в особый реестр, не столько чтобы следить, сколько чтобы составить вагоны. Не потерять по пути следования. А вот если брали где-то поближе, по пути следования, да не в первый класс, а в обычный вагон, каковых в Лезинск большинство следует, то документы там не нужны. В билетной кассе и так выдадут.
Запомнить?
Кто запомнит обычную женщину, когда их каждый день – сотня, если не больше.
– Гостиницы?
– Нет. В тех, что официально, никто из пропавших не регистрировался. По пути следования тоже.
Бекшеев вытянул руку и пощупал штаны.
– Высохли?
– Не до конца. Сиди. До рассвета еще прилично…
Не поверил, вытащил из кармана куртки часы. Ну да, четверть третьего. Самое оно спать, а мне вот опять… и, главное, время я без часов чую.
– Тогда, исключительно теории ради… кто-то… – Кто-то, не Ник-Ник, который… – …Искал женщин. По брачным объявлениям. Вступал в переписку. Убеждал в серьезности намерений. И многие из пропавших были в возрасте, кто-то вдовый, кто-то просто… Кстати, по материальному статусу они тоже очень отличались. Знаю, что одной деньги на билет прислали.
– Кто?
– Письмом… тем, которое пропало. – Бекшеев и свитер потрогал. Но тот тоже был влажноват. – Так вот, они ему верили.
Женщины, как я заметила, вообще легко
