быть. Идем.
И протиснулась мимо.
От нее пахло землей и грозой. И почему-то случайная эта близость заставила густо покраснеть.
Коридор закончился еще одной дырой, а вот та вывела во второй, с каменными стенами. Этот был куда как просторней, даже выпрямиться почти получилось.
– А вот это штрек. В него прокопали. Или из него, сейчас сказать сложно. – Зима осматривалась и… принюхивалась? – Пахнет Мишкой… тут где-то… – Штрек уходил во тьму. – Погоди, постой… да, ты иди туда, а я туда, – это уже было сказано твари, и та послушно повернулась, чтобы раствориться во мраке.
Правда, не прошло и минуты, как донесся обиженный скулеж.
На него Бекшеев и двинулся.
Идти и вправду было недалеко. Два десятка шагов, и путь перегородила осыпь из влажноватой земли да камней.
– Свежий, – сказала Зима, присев у края. – Жаль… Смотри. – Она указала на хвост тонкого шнура, что торчал из-под земли. – Мальчишка явно туда ходил.
Бекшеев опустился и коснулся шнура. Здесь, под землей, дар отзывался и того легче. И да, оттиск силы явный, знакомый, а еще единственный, не считая совсем старого.
– Боялся заблудиться, вот веревку и положил. Но, значит, уходил недалеко.
– Веревки надолго не хватит, – догадался Бекшеев.
– Именно. С метками надежнее. Старые вовсе просто запоминали дорогу.
Но Мишка до такого уровня мастерства не дошел.
– Мог он этот ход вырыть? – Бекшеев пытался прикинуть толщину завала.
Может, стоит попробовать? Если только чуть осыпалось? Но всяко не сейчас. Тут люди нужны. Инструменты, не зубами же завал раскапывать. И маг не помешает, который укрепит стены, потому как эта хрупкая, похожая на пористый известняк порода совершенно не внушала доверия.
Зато красная. Темная. И пыли на одежде осядет прилично.
– Наверху? Мог, пожалуй. Так не скажешь. Только тогда нужно было знать, где копать. Планы… – Зима отступила. – Старые письма. И его брат тоже был одержим идеей клад найти, если верить Отуле. Мог и он… или хотя бы ориентиры набросал. А Мишка воспользовался. Взял лопату… в корнях дуба поковырялся. Дуб этот, судя по корням, не одну сотню лет стоял.
И вполне мог стать ориентиром.
Тварь села на зад и уставилась на Бекшеева.
– Спросим, – сказал он. – Что в другой стороне?
– Тупик. Штрек бросили. Давно уже. Идем…
И вправду тупик. Пусть даже обрыв не резкий. Коридор сужается, истончается, пока вовсе не оборачивается спиной. Зато в этом тупике нашелся старый котелок, кострище и даже пара банок с консервами.
– Отлично. – Зима подняла ближайшую. Потом пошарила впотьмах и вытащила кусок черного жирного угля. – Толковый парнишка… но Софья… Сомова…
Что не так?
– Что не так? – Бекшеев задал вопрос вслух. – Если он и вправду любил…
– Будто этого достаточно.
– Нет?
– Избалованная девочка, которая никогда-то ни в чем не знала отказа. И мальчишка, который с малых лет привык горбатиться и по-другому жить не умеет. Он и от нее ждал бы, что она тоже станет работать. И она бы стала. Из большой любви. Из большой любви часто совершают большие глупости. Но ее не хватило бы надолго. Как и этой любви. Любовь вообще продукт скоропортящийся. – Зима разламывала уголь руками. И ладони ее покрылись толстой пылью. – Вон, глянь, – сказала она, приподняв лампу. – Видишь?
– Что?
– Уголь. Он его стащил. Угля здесь нет, его покупают. Яжинский вот покупает, чтобы скотники топить. Козы – твари выносливые, но все одно тепло любят. А Мишка украл уголь. И матрасы эти. Садись, к слову. И раздевайся.
– Я… – Предложение прозвучало до крайности двусмысленно.
А потом подумалось, что ситуация никакой двусмысленности не предполагает.
Он и вправду замерз.
– В мокрой одежде человек быстрее остывает. Сейчас костер разложим. Большого не выйдет, воздуха тут, как ни крути, маловато. Мишка сюда частенько заглядывал, вот и обустроил местечко.
Бекшеев стащил мокрую куртку. Ботинки.
А Зима кинула одеяло, пропахшее землей и чем-то еще, травами какими-то, что ли? Оно было старым и пыльным и наверняка хранилось где-то на чердаке, где до него добрались мыши.
Но ничего, между замерзнуть до смерти или закутаться в одеяло, пахнущее мышами, Бекшеев выберет одеяло.
– А вот ее не приводил…
– Далековато от города.
– И это тоже… Но где-то они должны были встречаться. Для нее это наверняка было игрой. Интересной. Такой, в которую дома играть не разрешают.
– Вы так уверенно говорите.
– А ты опять выкаешь. Да раздевайся толком уже. И огня дай.
Огня Бекшеев дал, но тот долго не хотел закрепляться на угле, то и дело норовя погаснуть, но в конце концов соизволил расползтись синеватой шапкой.
Теплее не стало.
Раздевшись до подштанников, Бекшеев завернулся в одеяло по самые уши. И все одно била мелкая дрожь.
– А вы? То есть ты. Ты не собираешься…
– Я не так и вымокла. Да и привычная. – Она пожала плечами. – У ищеек немного другой метаболизм. Нам так объясняли. В теории я и на снегу пролежать пару часов могу без особых последствий. – И глянула так, печально. – Ближе двигайся.
– И все-таки… ты не можешь знать, что у них не получится. Ты, конечно, знакома с этой девочкой…
– Видела пару раз. Ей пятнадцать вроде. Или около того. – Она вытянула руки над огнем. – И да, знать я не могу. Никто не может. Даже у Софьи всегда остаются… вероятности. Но предположить – предположу. Мишка ее любил, да… и она его. Наверное. Но если у него всерьез, его учили с малолетства, что все всерьез, поэтому он и вляпался во все, то она скорее играет в любовь. В приключения…
А закончилась эта игра смертью.
– Этот ход ведь рядом, так? С местом, где мальчишку убили? – Бекшеев счел за лучшее сменить тему. – И могло быть так, что шел он именно сюда?
– Пожалуй. – Зима вдруг подвинулась и оказалась рядом. А еще коротко свистнула, и к другому боку Бекшеева прижалась тварь. – А ведь и вправду… Смотри, если Мишка шел сюда. А тот, кого он встретил… допустим, там тоже был проход. Но Мишка его не видел. Там ведь кусты, щетка, и стоят плотно. Камни опять же. Тут порой в трех шагах не увидишь, что у тебя под ногами. Так вот, он и ходил… зачем ему искать что-то, если лаз имелся? Так?
Тепло проникало в тело.
Зверь был горячим, что печка, и, когда Бекшеев сунул руку в шерсть, только вздохнул и повернув к нему голову. Дотянулся и лизнул лицо.
– Он и ходил туда-сюда себе… пока не наткнулся на этого… на второго.
Который тоже появлялся здесь нечасто, иначе заметил бы Мишку много раньше. А он заметил, когда стало поздно… И
