верят в чудо. В любовь вот. Или в крепкую семью.
В то, что все всенепременно будет хорошо.
Как в сказке.
Жили они долго и… и дерьмо.
– Они собирались. И ехали на встречу, чтобы потом исчезнуть. А главное, что никто из родных толком не мог сказать, куда они отправились.
– Ладно. Пускай. Вот они ехали, ехали… и приезжали. В Лезинск. Скорее всего. Надолго никто тут не отлучался, а вот если полдня-день, то и не заметят, особенно если поздняя весна или вон лето. Но на пароме внимание обратили бы. Ты снимки показывал?
– Показывал. Не узнали.
А паром на Дальний – это не железнодорожные кассы. Тут бы хоть кого-то из пропавших, но запомнили бы.
– Стало быть, встречал. И на лодку вел. Свою. Привозил сюда, но не в порт. Тут есть тихие места, где можно лодку укрыть.
И женщину.
Сказать, что дом… дом где-то рядом. Всего-то надо, что подняться…
Но без треклятого подавителя все одно не получилось бы.
Ладно поехать за сотни верст на встречу с женихом, которого ты в жизни не видела. Никому ничего толком не сказать, записки с пояснениями не оставить. Ничего не оставить. Но дальше. Вот приехала я, допустим. А тут меня с поезда тащат куда-то. И не в город, а в лодку. Прямо так, без передышки. С чемоданом, а то и не одним. Они ж издалека ехали, а значит, взяли бы и одежду, и не только… то есть с чемоданами. В лодку, когда паром есть.
Впрочем, не местные про паром могли и не знать.
И любовь опять же.
Доверие.
У нас ведь принято людям верить. Но не настолько же? Или настолько?
– Подавитель у него точно был. – Бекшеев тоже вытянул руки над огнем. – Это объясняет многое. В том числе и кровь Барского. Из носу пошла. Воздействию можно сопротивляться, особенно когда знаешь, что это такое. Но это требует силы воли. И всегда травматично.
Барский, выходит, знал.
Или понял?
Сидел у себя дома, поэтому и дверь на кухню была открыта. Тот, другой, вошел. И использовал подавитель? Только Барский успел… запонку сломать? Или она сама?
В руках?
Приказ. Он сопротивляется. Не будучи менталистом, сопротивляться можно, конечно. Но это больно. И пальцы сводит судорогой. А еще сосуды лопаются… кровь падает на пол.
Одна капля.
Ему… зажали нос? Дали платок? Приказали идти. И он пошел. На лестницу. А там платок…
– Подавитель заставляет выполнить приказ. Чем четче формулировка, тем лучше…
– Знаю, – огрызнулась я.
– Приходилось?
– Иногда нужно не убить, а доставить груз в… указанную точку. Желательно неповрежденным. А с магами сложно. Особенно если приходится пересекать тяжелые участки. Болота там. Или овраги. Лес… когда на себе не потащишь. С подавителем проще. Если с зельями сочетать, вообще красота. Зелья притупляют восприятие. Подавитель работает…
– Кто еще мог иметь с ним дело?
– На знаю… но он не сложный. Это просто такая штучка. Квадратная. Две кнопки. Пробой-глушитель. По сути вроде удара током, но для тонкого поля. А второй контур, собственно, волю и подавляет. Жмешь, пока клиент в несознанке, и диктуешь.
Та капля.
Это после первого удара. А потом, уже на лестнице, Барский очухался. Только силенок устоять не хватило. Все, что смог, убрать платок от носа. И замедлить шаги, чтобы след остался.
– Но если брать все вместе. Лодку… или весельная, или моторная. Женщины… на вокзале он не стал бы рисковать. Людей много, вдруг в толпе кто лишний бы? Заметил бы? Нет, стало быть… не Лютик. Да и потом… у него ревматизм, ему по горам тяжело бы. Медведь? Он почти все время при Ниночке. Так что нет, не отлучался, да и…
Не хочу верить.
– Ник-Ник, Тихоня. Сапожник. Молчун.
Четыре имени.
И четыре человека.
Ничего. Выберемся, я каждого обнюхаю.
Или не я?
Я дотянулась до загривка своей твари.
– Она, конечно, не пошла под землю, но ведь след взяла, – сказала я Бекшееву. – А значит, и запомнила.
И все-таки, кто?
Глава 30. Влюбленные
«…из того, что достоверно удалось узнать, то главную роль в новой постановке получила Н., что породило немало слухов. Мы признаем, что она весьма хороша собой, но будет ли достаточно одной лишь красоты, чтобы исполнить столь сложную роль? И что стоит за этим назначением? Будет ли зритель поражен расцветшим талантом Н., как ему то обещают, или же разочарован, поскольку дело не столько в таланте, сколько в покровителях этой красавицы».
«Сплетник»
Влажная одежда пропиталась дымом, и Бекшеев, натягивая ее, не мог отделаться от мысли, что и он сам тоже пропитался этим вот угольным, черным горьковатым дымом.
Ничего.
Притерпелось. И вторая банка консервов, вскрытая здесь же, показалась отличнейшим завтраком. А снаружи было тихо. Странно. Еще недавно ветер гудел. А теперь тишина.
Небо ясное.
Сизое.
Солнце медленно поднимается из морских глубин. И красиво настолько, что сердце замирает. А он вдруг чувствует себя живым. По-настоящему. Воздух ледяной. И мороз звенит, спешит разгладить колючий мех инея на ветках деревьев.
– Хорошо! – Зима потянулась. – Ну, пошли… будем надеяться, повезет.
– В чем?
Тварь отряхнулась и бодро затрусила вперед.
– Увидишь. Буря – это так себе…
И через сотню шагов путь преградила огромная сосна, вывернутая с корнем. Корни эти черными щупальцами торчали в небеса, а огромные, изломанные ветви придавили прочие деревья.
Земля, слегка схваченная морозцем, хрустела. Но корка была тонкой, и, проломив ее, ноги проваливались во влажную теплую жижу и так и норовили разъехаться. И один раз Бекшеев все же не удержался, рухнул на колени, руками в эту грязь.
Встал.
Сдержал ругательство. И…
– Под ноги гляди, – Зима тотчас оказалась рядом, – тут порой землю сдвигает. Оползни случаются или вот промоины. Хотя их, смотри или нет, не увидишь. Эй, давай вперед.
И тварь затрусила быстрее.
До грузовичка они в конечном итоге добрались.
Повезло.
И что он остался на месте, тоже повезло. И что ни одно из деревьев, рухнувших этой ночью, не упало на машину. Она чуть просела, обзавелась грязною коркой, но внутри было сухо.
И мотор завелся.
Дернулись колеса, разбрасывая мелкую грязь. В какой-то момент показалось, что все, что любому везению свой предел положен, но грузовичок дернулся, всхрапнул и медленно пополз по склону.
– Теперь скрести пальцы на удачу, – буркнула Зима, глядя на дорогу.
Бекшеев скрестил.
Не в пальцах дело, конечно, но на дорогу они выбрались. А там уже до города если, то вовсе рукой подать.
– Я к себе, – Зима высадила его возле
