Это неправда, что звери понимают человеческую речь. Во всяком случае, не сразу.
Они просто понимают.
И псица рванулась прочь.
Скатилась, чтобы исчезнуть в стремительно сгущающихся сумерках.
– Сюда! – Я сама добралась до Бекшеева, завороженно смотревшего на безумие.
Море кипело. Взлетало атласными вороньими крылами. И падало бессильно, не способное подняться. Кидалось пеной. И ловило, ловило снежные нити.
Пило бурю.
– Не отпускай! – проорала я. – Скоро здесь ничего видно…
Очередная вспышка высветлила мир добела.
– Раз, два… – шелохнулись губы Бекшеева.
– Три, четыре… пять.
Мы успели сосчитать до десяти. И отойти от берега, потому как ну его, обвалы на Дальнем – тоже привычное дело. Вой псицы почти смешался с грохотом грома. Но направление звука я уловила.
Недалеко.
Будем надеяться, она и вправду что-то нашла.
Нашла.
Человек бы эту дыру точно не заметил.
Корни старого дуба поднимались из земли, и из сплетения их поблескивали желтые глаза зверя. Она тявкнула, поторапливая нас, таких медлительных.
– Думаете…
– Думаю. – Толкнула Бекшеева в спину. – Ты первый.
Ползти пришлось на карачках. Нет, я не видела дыру. Я, признаться, решила, что сами по себе эти корни, прочно впившиеся в землю, сросшиеся огромным комом, вполне себе укрытие. Но там, внутри, обнаружилась яма.
А рядом – старая лампа. И мешок.
– Что ж… – Я поглядела на Бекшеева. В темноте видно было плохо, но вот запах ощущался остро. Керосина. И Мишки. – Кажется, мы нашли, куда он ходил.
Глава 28. Двойка жезлов
«Плодотворно и в теплой дружеской обстановке прошел визит министра сельского хозяйства США на Кубань. С огромной радостью поселенцы продемонстрировали плоды своих трудов, чем поразили зарубежных коллег. Особенно отметили они небывалый урожай, получить который удалось благодаря внесению качественно новых удобрений, произведенных…»
«Новости сельского хозяйства»
К подобным приключениям жизнь Бекшеева точно не готовила.
Он смахнул воду с волос, но она затекла за шиворот. И кажется, побежала по хребту куда-то вниз. Было холодно. И мокро. И еще есть захотелось, за что было совсем уж стыдно.
Капало.
Гудело.
И совсем-совсем рядом громыхнуло так, что, казалось, сама земля от этого грохота вздрогнула. На Бекшеева уставились желтые глаза зверя. Его дыхание, не самое приятное, касалось уха и щеки. И близость к этому существу заставляла вспомнить, что клыки у него остры.
А разум… Даже в лаборатории не всегда удавалось сохранить его. Что уж говорить о таком вот…
Тварь ткнулась в плечо.
– Погодите, я сейчас. – В темноте вспыхнул тонкий луч света, который попал в лицо, заставив поморщиться. И в руки Бекшееву сунули фонарь. – Подержите. Светите. Сейчас лампу… наполовину полная, но и хорошо.
Бекшеев стиснул скользкую рукоять. Пальцы от холода почти перестали сгибаться. Но странно, что сам он воспринимал это как данность.
Бывает.
Зима склонилась над чем-то. Что-то скрипнуло. Треснуло.
– Проклятье. Отсырели…
– Что нужно? Огонь? – Он бы сейчас посидел у огня. Где-нибудь. – Дайте сюда.
– А вы сможете? – Сомнение было даже обидным.
– Я, конечно, не боевой маг, но на искру хватит.
Там, в Петербурге, на него тоже поглядывали свысока, особенно те, кому повезло родиться боевым магом. И второй раз – выжить.
Ну да, кто такой Бекшеев с их точки зрения? Штабная крыса, которая непонятно чем занималась, пока они на фронте кровь проливали.
И одно время это злило. До крайности.
Теперь вот он просто создал язычок огня, который переполз на размочаленный почерневший фитиль. Переполз и впитался. Показалось даже, что ничего-то не вышло. Но нет, огонек потянулся, распустил рыжие лепестки. И Зима аккуратно прикрыла его стеклянным колпаком.
Старая керосиновая лампа вполне вписывалась в ситуацию.
– Фонарь. – Она протянула руку и пояснила: – Батарейки старые. Беречь надо.
И снова как с маленьким.
Бекшеев выключил. И вернул. Фонарь исчез в кармане ее необъятной куртки.
– Ты как? – поинтересовалась Зима.
В темноте ее глаза тоже светились, только слабо.
– Пока жив.
– Это хорошо. Постарайтесь уж… сейчас вниз пойдем. Там теплее будет. Или не будет.
Она протянула лампу, и Бекшеев не удержался, прижал заледеневшие ладони к стеклянному колпаку. Потом опомнился, что эта лампа – улика, с нее бы отпечатки пальцев снять. И силовой след.
С отпечатками не выйдет. А вот след можно попытаться.
– Не трать силы, – Зима, склонившись над дырой в земле, внимательно вглядывалась в темноту, – Мишкой она пахнет. И никем кроме. Так, сперва ее спустим, потом уже ты полезешь. Кстати, оружие есть?
– Есть. – Бекшеев приоткрыл полу куртки, демонстрируя кобуру. – И стрелять умею.
– Это хорошо. – Зима почти легла на живот. – Тут вряд ли глубоко. Лестницы нет, веревки тоже. Стало быть, можно так выбраться, иначе закрепил бы. Он ведь сюда не раз и не два лазил.
– Думаешь?
– Наследил прилично. И лампа эта… Ничего, сейчас посмотрим, что там. Эй… вот как ее назвать-то?
– Не знаю. – Под внимательным взглядом твари Бекшеев счел нужным попридержать инициативу.
А то еще предложишь неприятное имя, а тебя за горло. С тварями всякие… инциденты случались.
– Вот и я не знаю. Иди, – Зима схватила зверя за шиворот и подтянула к дыре, – давай, ты же умница… Ты все понимаешь.
Понимала та или нет, но в дыре скрылась во мгновение ока.
– Подползай ближе. – Зима подняла грязную тряпку, в которой отдаленно узнавалось одеяло. – Так теплее. Нам до утра продержаться. А там… Грозы тут недолгие. Правда, без связи останемся, а это плохо.
– Как без связи?
– Обыкновенно. Я же говорю, она тут гибридная. А когда так погода гуляет, стало быть, выброс имел место… ну и будет глушиться все напрочь. Телеграф, может, еще и пробьется, но не факт. Все, там пусто. И вроде невысоко. Давай, на живот, и я держу…
Не хватало еще.
Но Бекшеев подавил в себе желание возражать. Тем паче, если он свалится и сломает себе что-нибудь, будет куда как хуже. А раненой гордости не привыкать.
Держала она за руки. И крепко.
Но дыра и вправду оказалась неглубокой. Ноги коснулись пола. И Бекшеев сказал:
– Отпускай.
Тесная. Вот тварь протиснулась, а человеку уже тяжеловато. А отступить надо.
– Возьми, – Зима протянула лампу, – и осторожно. Оно, конечно, Мишка ходил, и, если б были тут газы остаточные, оно бы раньше рвануло.
Звучало до крайности ободряюще.
Но лампу Бекшеев принял.
А двоим совсем уж тесно стало. Непозволительно и… И еще тварь смотрит превнимательно, будто даже с насмешкой. Хотя нет. Конечно. Это все мерещится, и только.
Да. Мерещится.
Он прижался к стене.
– Иди, что встала… Давай, вперед. Это явно копали. – Зима потрогала влажные земляные стены, из которых торчали темные жилы корней. – И незаконно… Дальше, стало
