Очевидно — наиболее эффективно.
Ровно так, как советовала лесная тень.
Подкрасться, копьё в спину, забрать все припасы, притопить.
Нет. Такой образ мыслей решительно не устраивал Нинсона.
Он остановился. Посмотрел на кусочки серого неба в вышине.
— Чей это Мактуб? — громко спросил он у древесных крон.
Уголёк заметался дымным облаком.
— Нет уж! Понимаю, что интереснее следить за тем, кто пойдёт на что угодно. Такие люди добиваются большего. Но это не их Мактуб!
Прокашлялся, сплюнул.
— Не их, а мой, понятно?! Не несуществующего и легендарного Таро Тайрэна! Это я автор! Там не будет сцены с убийством старика просто потому, что так проще и быстрее! Ясно? Ясно?!
Уголёк испуганно смотрел на Нинсона большими глазами. Далеко запела птица. Лалангамена больше никак не реагировала на эти вопли. Ингвар зашагал дальше.
Размышлял о том, что в сагах герой частенько рассказывал всю правду первому встречному. И это неудивительно. Это даже вполне правдоподобно. В людях живёт потребность выговориться.
Удивительно то, как часто это заканчивается хорошо. Те, кто узнают правду, почему-то не начинают использовать её по прямому назначению — в качестве оружия.
От правды сердца тают, как восковые свечи. Вот чему учат саги.
Но это учение искренности и есть самая большая ложь.
И уже за одну эту невозможную, немыслимую неправду нельзя не любить их. Нинсон подавился пятикратным «не», опять закашлялся, сплюнул густую слюну.
Это не просто двойное дно всех сказаний.
Это — великолепный ковёр.
Разостланный над глубоким колодцем.
На дне которого белеют кости доверчивых.
Глава 55 Навье Озеро
Глава 55
Навье Озеро
Ингвар легко прошёл десять километров.
Несмотря на загадочное название и слово «озеро», на деле это был лишь пруд размером с поле для игры в рутгер. Шагов пятьдесят по длинной стороне и только двадцать — тридцать по короткой. Тропинка упиралась в серёдку длинного края.
В некоторых местах деревья подступали к самой кромке воды.
В некоторых — между чащей и прудом был широкий просвет.
Тут не было песчаной косы и того, что в привычном смысле называется берегом. Только густые заросли камыша и рогоза, которые окружали воду.
По сторонам от дорожки росли два мощных дуба. Своего рода арка, своего рода стражи. Даже без звучного названия было понятно, что прудик не простой. Или стал таковым от дубов-привратников, мистического названия творимых здесь обрядов и недоброй славы.
На другой стороне озера дымил маленький костерок. Ни огня, ни сидящего перед ним человека не было видно из-за зарослей. Только голову крупного каракового коня. Нинсон почему-то не сомневался, что это парень. Тот поднял голову и уставился на Ингвара поверх травы и водной глади.
Нинсон думал, что у лошадей слабое зрение. Впрочем, животное так и так учуяло бы его. От Великана несло потом и кровью. По звериным меркам. Среди леса и запахов стоячей воды человек не почуял бы его приближения даже с наветренной стороны.
Донеслись вопросы, заданные старческим голосом:
— Что там, Джо? Увидел кого-то?
Ингвар успел бухнуться в заросли и откатиться за ствол необъятного дуба до того, как над острыми стеблями камыша и коричневыми валиками рогоза появилось лицо.
Нинсон подумал, что это хорошее укрытие. И что именно на этом самом месте, в дубовых корнях, будут сидеть Красные Волки, которые придут за ним.
— Эй! Есть там кто?
Ингвар растерял свои руны, как принято говорить о колдунах, забывших, что они собирались колдовать. Он чувствовал себя охотником, не колдуном. Крался по зарослям, держа копьё в отведённой руке. Правда, в ещё большей степени он ощущал себя актёром, исполнявшим несвойственную роль.
Двадцать-двадцать-двадцать!
Чутка удачи.
Он обошёл Навье озеро по кромке воды, оскальзываясь в ряску. Там, где деревья далеко отступали от берега, Нинсон оставался у пруда, а не следовал за лесом. Почти обошёл озеро и замер, только уставившись на коня, пощипывающего травку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Продолжая неотрывно смотреть на лошадь на опушке и уйдя в мысли о том, как половчее подобраться к старику, Ингвар зачерпнул рукой воды, собираясь умыть горящее от волнения и лихорадки лицо. Рука ткнулась в комок начавших расклеиваться по весне лягушек.
Те зашевелили лапками.
Лягушки ещё находились в спячке. И потому двигались медленно. А кроме того, без каких-либо звуков. Никаких знакомых «ква-ква», никакого всплеска. Только пугающее прикосновение холодных пальцев, которые со всех сторон обняли запястье Великана.
Нинсон выдернул руку из воды. Зашелестел камыш. Плеснули отброшенные лягушки. Ингвар упал на задницу, соскользнув ногой в воду. Усталость последних трёх дней, вся беспросветность голода и холодной ночёвки ударили по нему.
У Великана не было сил подняться. Да и не хотелось.
Он дремотно задумался о том, а чего бы хотелось.
Что-то ведь имелось такое, что не продиктовано жёсткой необходимостью и крадущимися по следу Красными Волками?
Ничего не приходило на ум.
Разве что уснуть в пахучем гнезде попон, к которому он так привык. Под мерный рассказ Тульпы о подвигах легендарного колдуна, о рунах, о знаках, раствориться в её косой усмешке и светящихся глазах. Больное колено под её руками словно наполнялось густым и тёплым маслом, снимающим боль и усталость, излечивающим от всего.
Старый пруд. Прыгнула лягушка. Всплеск воды.
Старый пруд. Прыгнула в воду лягушка. Всплеск в тишине.
Старый пруд заглох. Прыгнула лягушка. Слышен тихий всплеск.
Или проснуться от этого кошмара под выцветшим стёганым одеялом, обнять Лонеку, понюхать её волосы. Наполниться тёплым и родным запахом женского тела. Удивиться тому, что это она здесь, в кровати, когда недалеко от замка, на ярмарке, обосновалась знаменитая гадалка Ятона. Лонека всегда живо интересовалась этой темой.
Великан улыбнулся… Закрыл глаза… И сразу же уснул.
Он понял, что отключился совсем ненадолго. Последнее облако, которое он видел, в форме тарелки с картошкой, уплыло всего минут на пятнадцать — двадцать.
Его разбудили ритмичные тычки в бок.
Великан медленно повернул голову. Караковый конь по имени Джо копал носом сумку. Раскрыл её, осторожно отгрызя хлястик с пряжкой. Выкатил содержимое, поддев носом. Добрался до мешочка с апельсиновыми корками. Прижал копытом, растрепал завязки и теперь методично хрумкал. Каждый раз, доставая лакомство, он бодал Ингвара.
Замечательное животное, хотя по всему видно, старое. Лет двадцать ему уже было. Но это самый настоящий жемайтец. И в молодости такой скакун стоил бы несколько талантов. Несмотря на короткую, по лошадиным меркам, жизнь и небольшие размеры, жемайтцев ценили за обучаемость и почти сверхъестественную выносливость.
Но ещё пуще за сочетание отваги с кротостью. Тогда как обычным спутником отваги становилась или беспросветная тупость, или агрессивная буйность. Это утверждение было справедливо и для людей.
Для невнимательного человека высушенные апельсиновые корки и вовсе не пахли. Для внимательного они перестали пахнуть после того, как были тщательно промыты в луже. А для животного — отчётливо ощутимы и сейчас. Тем более Джо уже провёл здесь какое-то время. Пообвыкся и принюхался к запахам Навьего озера.
Зная пугливый нрав лошадей, Нинсон не шевелился, пока конь не наклонил голову пониже. Жемайтец сосредоточился на вынимании новой корочки. Тогда-то Ингвар и ухватил животное за чёрную гриву. Конь вздёрнул шею, чем немало помог уже совсем обессилевшему Ингвару рывком подняться на ноги.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Копьё, правда, пришлось оставить в примятой траве. Ничего. Драться Ингвар не собирался, а для того чтобы навести страху, хватит и ржавого полуметрового сакса.
Жемайтец дёрнулся и собрался укусить Нинсона. Это было неожиданно. Не последовало ни воплей, ни напрасных метаний, ни попыток сбежать. Джо собирался драться. Ингвар успел отдёрнуть руку, до того как жеребец чуть не откусил ему пальцы. Но коня пришлось отпустить.
