Или Михей отобрал оружие у кого-то из бандитов и не сдал потом в казну, как полагается. Была у тиунов такая привычка. Даже присказка появилась, иногда говорили о пропавшей вещи, что её не стянули, а стиунили.
— Нет. Нет. Не дешёвый, — согласился Михей, стараясь не глядеть на топор.
— Котелок оставлю. Топор тоже. Вдруг чего. Если вдруг я не вернусь, никуда с этого места не уходи. Родичи знают, где тебя искать, если что. А тут и дрова, и еда.
— Да куда я денусь-то без ноги?
— Справедливо.
Пока Михей мучил бересту, Ингвар расправился с ухой. Конечно, по уму, перед длительной скачкой не стоило объедаться. Да кто же живёт по уму?
— Береги его, — напутствовал Михей. — Верни. Умоляю. Лучше топор забери. Он дорогой. Там рунница рирдановая, глянь сам. Только Джо верни. Я его выкуплю. Что хочешь, сделаю.
— Не беспокойся, Михей. Джо в хорошей форме. Ничего ему от тридцати — сорока километров не сделается.
— Главное, не гони его. Слышишь? Нельзя ему!
Оба знали, что престарелый жемайтец мог и не выдержать сорока километров за один переход.
Рыбак про себя решил так, что Великан не убивает его только потому, что иначе взбунтуется Джо. То, что конь у него необычный, а сверх всякой меры молодец, видно было сразу. Грабитель же умён и наблюдателен. Тут Михей даже не сомневался. По глазам его была видна та разбойничья цепкая зоркость, что в одну минуту выхватывает все детали и увязывает меж собой. Таких глаз Михей навидался у самых опасных преступников в бытность тиуном.
Вот и выходило, что Великан нуждался в благословении Михея на отъезд. Нужно, чтобы Джо видел, что Михей остался в добром здравии.
Многолетний опыт говорил Михею, что Великан не врал и насчет остального. Во всяком случае, бывший тиун не чуял лжи как таковой в подозрительно искренних словах Великана. И людей, упрямо отыгрывающих добряков даже наперекор обстоятельствам, он тоже встречал довольно.
Но сердце говорило ему безо всяких сомнений — больше он Джо не увидит.
Михей обнял коня, который проломился к нему сквозь топкий берег. В обход чужака, заслонившего хозяина. Михей хотел просто провести рукой по лбу. Но вместо этого затрясся всем телом и уткнул лицо в горячую шею всхрапывающего коня. Тот положил голову на плечо старику, вжался твёрдой скулой.
Покачивал головой, совсем как человек.
Хотел бы он утешить хозяина. Да не мог утешиться сам.
На сердце у него тоже было тяжело. И для него не было никакой разницы, то ли он сам чуял эту щемящую тревогу, то ли так тонко улавливал тоску, что была на душе у Михея.
Глава 57 Дикий Мёд
Глава 57
Дикий Мёд
Ингвар легонько потянул вожжи, расслабил ноги и обмяк в седле.
Джо остановился. За спиной лежали двадцать километров лесной тропки. Последние три часа Нинсон вспоминал, каково это — приноравливаться к седлу, которое бьёт нерадивого всадника так, что отдаёт в почках.
Высокие хвойные деревья не воровали солнце у лиственных, и стало совсем светло. Запах полей перебивал прель волглых иголок. Скоро лес кончится, и он увидит дорогу, а там и перекрёсток на Бэгшот и Вэймут.
Сразу за подлеском, всего в полукилометре.
Сразу за Брандом и Бентэйном, преграждавшими путь, как скрещенные алебарды привратников.
Чёрный латник Бентэйн. А рядом с ним мечник Бранд.
Смотрели на него и переговаривались вполголоса. Чуть в стороне сидели две маленькие фигурки обритых наголо детей. Их почти не было видно. Те самые куклы. Если сейчас сплоховать, то через годик-другой он и сам так вот понуро будет сидеть на коврике рядом с какой-нибудь колдуньей.
Бранд с Бентэйном мечтали заполучить его ещё тогда, в лагере Бёльверк. Иггуль пугал Великана их именами, словно гигерами.
Бентэйн был огромен, как скала. Шипастые наплечники и армет с опущенным забралом делали его ещё больше. Весь он был спрятан под сталью. Руки, ноги, лицо — всё. Чёрная промасленная кожа, острые, как гвозди, шипы и воронёная сталь.
Изваяние, а не человек.
Латы покрывали странные завитки, не похожие ни на узор, ни на травление. Чувствовалось, что у них есть какое-то функциональное предназначение. То были желобки, какие можно встретить на незаконченном изделии, на форме, в которую ювелир ещё не влил расплавленный металл.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Ингвар представлял Бранда таким же огромным, как Бентэйн.
Мечник оказался жилистым юношей. В одном ухе изумрудная серьга. В другом одиннадцать тоненьких золотых колечек, дань уважения лучшему мечнику Лалангамены, Сурту. Рыжие кудри нестрижены, а бородка заплетена в двузубую вилку. Лёгкая кольчуга спрятана под кожухом. На шее замаскирована белым шарфом.
Бранду казалось малодушным использовать броню. Он признавал щит или дагу. Что-то, что требует ловкости и служит оружием само по себе. Остальные типы брони он презирал. Более того, не забывал дразнить всех, кого уличал в ношении защиты.
Это было глупо само по себе.
Это было вдвойне глупо для того, кто путешествует и выступает вместе с латником.
Это было так глупо, что подколки неизменно сходили ему с рук.
Бранд соглашался носить кольчугу только в случаях, когда иначе было никак. Специфика их теперешней работы и состояла в том, что в контракте имелось много пунктов. Обязательное ношение брони на теле казалось далеко не самым странным.
Даже не в десятке самых странных. Но наниматель платил щедро. По-королевски.
За такие деньги Бранд был готов разыграть любое кино.
Танцевать, пока не похлопают, замереть, пока не посвистят. Да что угодно. Своего отца он убил за меньшие деньги. Теперь вот эта история с «колдуном».
— Бен, как думаешь, он поскачет? — спросил мечник. — Или всё-таки развернётся?
— Поскачет, — спокойно пробасил забралом Бентэйн.
— Спорим? Зассыт! Говорю тебе, Бен, зассыт.
— Нет. Он точно поскачет. Я чую в нём что-то. Силу.
— Ну, он же типа колдун.
— Нет, не оргон. И не волю. И не уверенность… На языке вертится.
— Убеждённость? Уверенность? Упорность? Упрямство? Умопомрачение? Упоро…
— Тихо!
Всадник шагом двинулся к ним.
Можно было повернуть назад. Но тропка не имела развилок. Отступить пришлось бы к Навьему озеру. Отсрочка на день.
Дахусим! Двадцать-двадцать-двадцать!
Ингвар мягко провёл ладонью по мокрой от пота конской шее. Погладил уходящий под седло шрам.
— Ты же бывший тиун, да? Давай попробуем, Джо. Пожалуйста.
Кольчужную перчатку с прихваткой Нинсон переодел на левую руку. В ней будет держать копьё. Такой руки, которая умела бы биться верхом на лошади, у Ингвара всё равно не было. Но слева хотя бы крепкое плечо, чтоб хватило сил плотно зажать древко. А правой рукой он возьмёт мёд и кинет его в прорезь шлема. Нужно будет просто попасть. Хотя бы в сам шлем, дальше мёд уж затечёт в эти узкие щели. Главное — попасть.
Баночка с паучьей приправой служила дополнительным утяжелением снаряда. Ингвар быстро связал два фарфоровых горшочка. В середину, в место, оставленное петлёй, он ещё вложил мешочек со смесью соли и стекла.
«Скоро это кончится», — сказал себе Великан.
И, клять, это было самой убогой попыткой взбодриться из всех возможных.
Улыбнись, улыбнись. Нет. Не получается.
Ингвару было уже всё равно, кто там читает Мактуб.
Бранд стоял позади латника, шагах в десяти. Они давно работали вместе, и он хорошо представлял, какой силы будет удар, каким чудовищным замах, как далеко разлетится юшка. От него требовалось вмешаться, только если напарник сплохует. Они редко работали по одной цели. Так что обыкновенно его заботой были те, кто покушался на кукол.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Но сейчас речь шла об одной линии атаки, одном противнике, одном возможном исходе.
Бранд стоял, перенеся вес тела вперёд, ссутулившись, с видимой ленцой поигрывая оружием. Меч жил своей жизнью, хлестал воздух, как хвост хлещет бока взволнованного животного. Левой рукой сжимал заговорённый амулет на шее.
