В книге Льюиса Кэрролла “Логическая игра”, где он обучает искусству рассуждать логически, делая правильные заключения из не то чтобы неверных, но необычных посылок, есть такая задачка: “Ни одно ископаемое животное не может быть несчастно в любви. Устрица несчастна в любви”. Ответ — он же заключение: “Устрица — не ископаемое животное”.
P. S. Несколько слов о полиграфии, иконографии и библиографии. И первая, и вторая, и третья заслуживают всяческих похвал. Книгу (как и другие книги питерского издательства “Вита Нова”) отличает редкостная по нашим временам полиграфическая культура. Здесь надо отдать должное рисункам художницы Инги-Карин Эриксон — она полноправный соавтор “Алисы в Оксфорде”. Благодаря рисункам можно узнать, какой длины юбки (в зависимости от возраста) разрешалось носить английским девочкам викторианской эпохи, прочесть письмо Льюиса Кэрролла, написанное задом наперед, а также посмотреть, как выглядит горгулья в натуральную величину. В книге собрана редкая иконография “Алисы” — можно увидеть, какой представляли Алису Джон Тенниел, Туве Янссон и Сальвадор Дали, а также сам автор. Здесь есть английская и русская (довольно полная) библиография “Алисы в Стране чудес”, а также “дневников и писем мистера Доджсона” и “некоторых книг и статей, опубликованных мистером Доджсоном под собственным именем”.
Алиса осталась бы довольна тем, что в книге много картинок и стишков (как мы помним, она считала, что книги без стишков и картинок никому не нужны), а Кэрролл оценил бы изящество полиграфической игры — например, то, что в книге об Алисе в Оксфорде использована гарнитура “Оксфорд”.
Это издание будет настоящим подарком как для просто детей, так и для тех детей, которым, как и мистеру Доджсону, к сожалению, пришлось вырасти.
Ольга КАНУННИКОВА.
Язык ночи
Рамиль Халиков. Сторож. Роман. М., “Астрель”, “АСТ”, 2003, 300 стр.
У этой книги довольно странная история. Изначально готовилось ее издание в двух вариантах. Первый — с оригинальным названием “Остаток ночи”, без сокращений, в качественном оформлении. Второй — так называемый коммерческий, то есть в яркой глянцевой обложке, с измененным названием и заметно отредактированный. Так появился на свет некий гибрид: книга вышла хоть и без сокращений, но в популярной серии “Россия: мужская работа” под названием “Сторож”. В результате в магазинах она оказывается в ряду либо любовных романов, либо детективов — там, куда серьезный читатель не заглядывает.
На мой взгляд, эта ситуация сама по себе любопытна: книга, которая, по мнению издателей, должна была удовлетворять вкусы сразу двух, как правило, не пересекающихся друг с другом читательских аудиторий, нынче явление весьма редкое. Разделение между массовой литературой и... даже не знаю, как ее назвать, наверное, просто литературой сегодня проводится довольно четкое. Конечно, по поводу некоторых книг, например детективов Акунина или “Гарри Поттера”, ведутся оживленные дискуссии на тему, имеет ли эта массовая литература художественную ценность, но все-таки подобные разговоры скорее исключение. Как правило, определенная книга занимает определенную нишу. В итоге многие книги остаются не замеченными литературной критикой, которая редко уделяет внимание массовой литературе, а если уделяет, то как явлению в целом, чем какому-либо отдельному ее представителю.
Жаль, если роман Халикова останется незамеченным и затеряется в толпе своих пестрых собратьев. Думается, именно такой литературы сегодня особенно не хватает. С одной стороны, эта книга очень легко читается. Это одновременно и детектив, и любовный эротический роман. С другой — она написана поэтическим языком, и главное в ней — создание особого отгороженного мира, существующего по своим законам.
Определить, в каком литературном направлении работает Халиков, не так-то просто. Вроде бы — это реализм, но, во-первых, не все в романе правдоподобно, во-вторых, ощущение чего-то мистического присутствует при чтении постоянно.
Действие романа разворачивается в пределах крошечной автостоянки, расположенной в центре какого-то большого города, но, как говорит сам автор, “будто автостоянка раскинулась на полпланеты. Ворота раскрываются, кажется, прямо в темный космос”. Главная его задача — раздвинуть пространство этого пятачка как можно шире. Халиков прописывает малейшие детали этого пространства, но при этом он никак не связывает его с каким-либо конкретным местом. В его романе нет ни одного топонима, даже город, где находится автостоянка, не называется. Поэтому, наверное, рождается ощущение чего-то универсального, всеобъемлющего.
Соответственно выбирается и время повествования. Главный герой романа — Сандро, сторож автостоянки, — выходит на работу исключительно ночью. При этом происходят странные временнбые сдвиги. Ближе к концу романа Сандро замечает, что прошел уже год, а ему кажется, будто все началось совсем недавно. Халиков описывает бесконечную череду дежурств героя как одну-единственную ночь, о чем в том числе свидетельствуют названия трех частей его романа: “Начало ночи”, “Глубина ночи” и “Остаток ночи”. Все, что происходит в жизни героя между дежурствами, автор опускает. Ночь для Халикова — особое время суток, когда человеческий мозг перестает работать в привычном ритме, меняется ощущение реальности, по-другому воспринимается сам ход времени; он воспринимает жизнь вопреки ее обыденному ритуалу.
Таким образом Халиков пытается удерживать внимание читателя на грани между мистическим и реальным. Сказать, что это удается ему блестяще, все-таки нельзя: в романе многовато условностей, весьма схематично проработана детективная линия; образы преступников и описание их быта довольно примитивны, не хватает психологизма и проч.; мистическая же составляющая тоже не доведена до конца, кажется, что Халиков боится дать волю своей собственной фантазии, удерживаемой требованиями правдоподобия. Будто он ищет что-то свое, вырастающее из реализма, но заметно перерастающее его и ломающее его границы.
Тем не менее нечто новое нащупано. Халиков — мастер создания бесконечных пространств из крошечных мирков. Об этом можно судить и по другим его произведениям, из которых, к сожалению, опубликованы немногие. В рассказе “Окоем”, размещенном на сайте интернет-журнала “Пролог”, описывается маленький городишко, в котором он родился и вырос. Рассказ начинается словами: “Здесь я чувствую себя как в раю”, и далее изображено конкретное место с абсолютно осязаемыми деталями — дорожкой, лопатой, деревьями и даже туалетом, — но ощущение рая автору удается сохранить на протяжении всего рассказа. Как он сам пишет, в его географии “нет места сухим, бесцветным обозначениям, за каждой цифрой — причудливые параллели жизни, а за каждой из четырех обозначающих стороны света — больших ее букв — судьбы, значения, города” (“Окоем”). В отличие от большинства сегодняшних прозаиков-реалистов, которые зачастую не идут дальше натуралистичных описаний так называемой правды жизни со всеми ее несчастьями и безнадежностью, Халикову удается на этом же самом материале создать свой мир, в котором дышит поэзия, но который вместе с тем до боли узнаваем. Вот, например, как он описывает окраины большого города: “Никому не захочется в это время гнать свою машину на темные окраины города… Я бы даже сказал, что там вообще пустынно, и ветер, гоняющий по тротуару вечернюю газету, подчеркивает это обстоятельство с особенной выразительностью”. Ему удается передать и атмосферу страха, пустынность окраин, и одновременно их особую поэзию. У забора автостоянки живут бомжи, главная героиня романа — шлюха, город заполнен преступниками, но все это не имеет большого значения для письма Халикова, который пытается, не идеализируя реальность, выйти за рамки реализма.
Обаяние его прозы — в свободе, с какой он пишет. Он не боится избитых тем; ночь, любовь, убийство — весьма стандартный набор, но груз повествовательных традиций будто не тяготит его. Если постмодернисты считают, что ничего нового уже не придумать, остается лишь ходить по проторенным дорожкам, то Халиков дает почувствовать, что дорожки-то те же, но каждый идет по ним в первый раз.
Интересен с этой точки зрения эпизод в начале романа: когда Сандро в первый раз выходит на работу, он получает опись вещей, принадлежащих автостоянке; читая ее, Сандро замечает: “Наверное, список включал в себя абсолютно все, что требуется для полноценной охранной работы… но не удержусь все же от небольшой поправки. По большому счету, в перечень на полном основании можно было бы внести и зеленые ворота с оградой, и земной шар, и даже тот особый, с горчинкой, воздух; я бы внес в него поименно всех, кто здесь работает, и даже автомобилистов, пользующихся услугами стоянки”. Он словно заново хочет изучить состав мира, посмотреть, что осталось, что пора отправить на свалку, а что нового внести в опись. В одно из своих дежурств Сандро “не давала покоя мысль провести... своеобразную инвентаризацию ночи”. В этот список попало безмолвие, которое неожиданно оказалось подвижным — “в какие-то моменты оно умеет идти особенно быстро, потом вдруг словно бы замедляется”; попали “то увеличивающиеся, а то и уменьшающиеся в сознании детали, когда кажется, что черенок ложки в остывающем чае стал вдруг величиной с голову жирафа, а абажур фонаря, нависающий с улицы, легко сбить одним щелчком”, и, наконец, луна, которая почти касается городских крыш. Проводя “инвентаризацию ночи”, Халиков обновляет прежний реестр, возможно, поэтому мир его и кажется новым.
