Шире всего было открыто окно на кухне, ведь там самая вонища, а решётка совсем никудышная: половина едва держалась на одной петле, а замок посерёдке давно не работал. Да кого это волновало, что у них красть-то? Опять же всё безобразие снаружи прекрасно прикрывал здоровущий сиреневый куст.
Никто не обратил ни малейшего внимания на человека, подошедшего к флигелю во дворе с противоположной от автостоянки стороны и шагнувшего за куст сирени. Затем послышался скрип решётки, оторванная половинка вылезла из оставшейся петли, спустилась на землю и оперлась о стену. Затем приоткрытое окно растворилось пошире, и человеческая фигура, воспользовавшись решёткой как стремянкой, ловко проникла на кухню. Куст отлично маскировал все эти манипуляции.
Вертижопка вряд ли даже расслышала тревожные звуки, поскольку всевозможных шумов вокруг было предостаточно. За стеной у соседки на полную мощность гремел телевизор, в доме напротив вовсю орудовали перфоратором, где-то орал младенец, а со двора доносился отчаянный собачий лай. Вертижопкин телевизор тоже работал, там очень кстати шла развлекательная программа «Танцы с…» — самое оно для упражнений. Проглоченные таблетки от боли начинали действовать, можно было приступать.
Раздевшись — ведь надо же видеть, что и как! — и повернувшись спиной к зеркалу — ну, почти спиной, глаза-то спереди, а второго зеркала в доме не имелось, — она оперлась руками на спинку стула и попробовала.
Попытка не удалась. Кошмар. Всё застыло, мышцы не слушались, любое движение причиняло боль, вообще ничего двигаться не хотело, как деревяшка. Она не владела важнейшей частью своего организма! Печальное открытие её не сказать что огорчило. Взбесило!
Она отвела взгляд от зеркала, правда, на мгновение ей почудилось, будто что-то сзади мелькнуло, но на пустяки не стоило отвлекаться, набрала воздуха и…
Того, кто стоял за её спиной, уже ничто не могло остановить. Петля в его руке развернулась и превратилась в короткий бич, утыканный металлическими шипами. Вертижопка стояла просто в идеальной позиции…
Резкий зловещий свист раздался четыре раза, шипы сверкнули попеременно то сверху, то снизу. Вертижопка как раз набрала полные лёгкие, поэтому её крик заглушил даже работавший перфоратор.
Соседку крик заинтересовал. То, что у неё шло по телевизору, было скучновато, и она начала переключать каналы в поисках того отличного фильма ужасов, что смотрят за стенкой. Раз баба так разоряется-надрывается… Небось, точно забойный триллер, море крови — она тоже хочет! Ничего не найдя, не выдержала и побежала к соседям.
Там море крови и обнаружила.
* * *
— Нет, дорогуша, — ответила с утра пораньше на телефонный звонок Беата, — меня вчера не было, только заступаю на дежурство. Но сразу скажу: сама себя она так изуродовать не могла. Даже если б уселась на колючую проволоку, всё равно невозможно. Кто-то её ещё больше тебя не любит.
— Таких немало наберётся, но надеюсь, у невиновных есть алиби, — забеспокоилась Майка — Чего теперь она не сможет?
— Ничего. Ну, ходить будет. И только. Притом медленно и с трудом, а по лестнице — так просто караул. Счастье её, что вовремя обнаружили, а то бы кровью истекла. Парень со «скорой» говорил, что давненько такой бойни не видывал.
— Больше красным цветом не пользуюсь. Хотя нет — ещё начнут подозревать… Меня она теперь не касается, проехали. А всё равно интересно, чёрт возьми, кто ж это так постарался?
Следующей позвонила Боженка.
— Чихать мне на работу, я — «на объекте». В смысле к тебе еду, у тебя там на балконе тоже какие-никакие цветы имеются. Скоро буду! Сплавь куда-нибудь детей!
— А мой тебе совет: сплавь куда-нибудь машину…
— Фуу! — выдохнула Боженка, рухнув в Майкино кресло. — Машину я на Януша бросила, а что с детьми?
— Ничего. В школе. На всякий пожарный имеется Новакова с помощью Харальда.
— Ты — гений. Харальда?.. А, помню, она на него глаз положила. Не важно, не до Харальда мне. Значит, так, я только что узнала — как только Анюта из больницы примчалась… Она к ней сразу кинулась — из любопытства, ещё чего не то подумаешь! — как только жертва ей позвонила. Представляешь, вихлялка-то и не знает, кто её так уделал!
— Вот именно… Погоди. Ты не голодная?
— Жутко голодная, но больше вздрюченная.
— Кто бы сомневался. Разносолами я не богата, но есть пельмени и в больших количествах.
— Не откажусь, уважаю пельмени, легко едятся. Ты слушай, давай! Значит, так: нашла её соседка…
Майка с огромным интересом выслушала и то, что уже знала от Беаты, и новые разведданные, раздобытые благодаря Анюте.
— Удалось из неё выдоить — Анюта всё совершенствуется, — что там кто-то был. Кто — та не знает, практически его не видела, не обратила внимания, поскольку собиралась заняться гимнастикой… Ты бы не обратила внимания, что кто-то в доме есть, если бы делала упражнения голой?
— Обратила бы, — без тени сомнения ответила Майка. — Даже не голой и без упражнений.
— Вот именно. А она — нет. Не в состоянии описать, говорит: весь чёрный…
— Негр?
— Не утверждала, что негр, скорее, трубочист. И вроде странная башка. Как бы жестяная труба вместо башки. Больше ничего.
— Ухажёр-инопланетянин, — буркнула Майка.
— Нынче спутников развелось… — задумчиво протянула Боженка. — Могла какому-нибудь задом покрутить, а тому не понравилось…
— Ну знаешь… Спутник вряд ли — слишком большой, не поместится.
— Вот и я так думаю. Потом оно как свистнет, и конец: в глазах потемнело, и больше она уже ничего не видела. Это всё. Сейчас со злости бесится, чуть не плачет. И потребовала от Анюты — ты не поверишь! Мозги закипают. Анюта до сих пор в себя не пришла, — чтобы та ей Доминика привела!
— Как?!
— Так. Доминика. Требует уговорить его прийти в больницу, её там подержат ещё после новых швов.
— А зачем?
— Анюта сказала, что Вертижопка дала ей понять, будто собирается с ним поговорить.
— По… что сделать?
— Поговорить.
Какое-то время Майка так странно смотрела на Боженку, что та почувствовала себя неловко:
— Нечего так на меня пялиться, это не я придумала!
— Знаешь, я чуть ли не сама готова его уговаривать пойти. Уж очень хочется послушать.
— Тогда тебе придётся идти с ним вместе, а это вряд ли то, что надо Вертижопке.
— Оно понятно, да только Доминик ни под каким видом не пойдёт. Он с Вертижопкой не знаком, не помнит, что такое вообще на свете существует. И помнить не желает, а его нежелание — это что-то.
— Ты уверена?
Майка вздохнула:
— Я же тебе объясняла, как его организм оригинально устроен. Поэтому-то я и решила переждать. Поставила на её глупость и не прогадала. Вышло по-моему. Эта дурында упёрлась в старании его принудить, к чему — без разницы, а он принуждение страсть как «обожает», вот она палку-то и перегнула, Теперь собралась дать задний ход. Только фигушки. Он мне предложение сделал.
Боженка почувствовала, что правильно она машину мужу сплавила, поскольку без пол-литра тут не разберёшься. Майка наверняка запаслась. Можно, конечно, попытаться понять всухую…
— Ну-ка, повтори. Что он тебе сделал?
— Предложение.
— Какое?
— Не тупи, какое предложение мужчина может делать женщине?
— Мы же ничего не пили! А от пельменей ещё никто не хмелел! Или у меня уже склероз, и ты дала ему развод? Будете играть вторую свадьбу?!
— Ну а как ты иначе скажешь, если он спросил меня, согласна ли я быть его женой до конца жизни?
Боженка хранила молчание очень долго.
— За тебя не скажу, — наконец заявила она отчаянно, — а я — не английский лорд…
— Я вроде тоже. И что из этого?
— Тогда доставай, что у тебя там в загашнике. Это английский лорд не пьёт ничего горячительного раньше пяти вечера, а нам можно. Теперь уже ничего не сглазим!
— Собирались это с Домиником распить после его предложения, — вздохнула Майка, открывая шампанское, — да как-то совсем из головы вон…
Подруги довольно долго молча потягивали благородный напиток. Майка только теперь осознала, какая тяжесть свалилась с её души, сердца и шеи. А Боженка вспоминала, как все сочувствовали Майке, огорчались за неё, а главное, держали за дуру. Начисто лишённую чувства собственного достоинства. Терпеливо сносившую такую пустышку, как Вертижопка, вместо того, чтоб вышвырнуть Доминика из дома и настроить против него детей и родных. Не устраивавшую прилюдных скандалов, даже не отходившую, как полагается, соперницу зонтиком… Вела себя Майка, словно слепая и глухая, а прежде всего, как дура, и вот, пожалуйста, оказалась права. Ничего тут не попишешь, по её и вышло, а следовательно, знала, что делает…
И вот ведь как интересно, даже деньги из неё выуживать перестали…
